Владимир Панов Письмо Ленину

Н. Н. Воронцова - повар столовой Совнаркома.
Работала в Смольном в 1917-1918 гг. На материале
её воспоминаний о встречах с вождём написана эта поэма.

Тонкий месяц саблёю острой
В небо врезался звёздное.
Чутко спит Васильевский остров,
Время - за полночь, позднее.

Тонут в синих сумерках здания,
Зябким ветром освистаны,
Молча ждут с рассветом свидания
Корабельные пристани.

Волны-гривы плещутся гулко,
Тишь будя предрассветную...
Нёс Иван глухим переулком
В сердце думу заветную.

Шутка ли! - сейчас как о главном
О себе, неуверенном,
В светлом кабинете державном
Он беседовал с Лениным.

И за чашкой крепкого чая
Он признался нечаянно,
Что, по дочке Тане скучая,
Озабочен отчаянно.

И жена его словно свечка
Тает, чахнет от голода.
И давно не топлена печка -
Дочь болеет от холода.

Ленин вдруг ему посоветовал:
- Дома будут довольны,
Если завтра, верней, с рассвета, вы
Привезёте их в Смольный.

Жизнь начнёте вместе здесь строить,
Как положено, новую.
А супругу вашу устроить
Можно в нашу столовую...

Уходил Иван торопливо
В ночь туманно-холодную,
Чуя сердцем своим счастливым
Жизнь в расцвете, свободную.

У калитки, ему знакомой,
Тополь веткой ласкается.
"Свет в окне горит. Значит, дома.
Ждёт. Меня дожидается".

Стук услышала, дверь открыла.
Босоногая, лёгкая,
Руки вскинула, словно крылья,
К мужу кинулась.
Ойкнула.

- Ой, Ванюша! Мне очень страшно,
Думы горькие мучают.
Иль забыл ты
Выстрел вчерашний?
Бог хранит ведь до случая.

Кажется, что жизни не рада,
Страхом мысли-то вскружены...
- Хватит, Надя, хватит.
Не надо.
Дай-ка лучше поужинать...

Молча сел. Жевал, как резину,
Морщась, будто от боли,
Чёрствый хлеб - безвкусный, с мякиной,
Да картошку без соли.

Снова душу
Дума тревожит:
Стала бедненькой Танечка,
Жалко: глянешь -кости да кожа,
Как травиночка тянется.

Надя богу молится часто
И земными поклонами,
Видно, хочет выпросить счастье,
Плача перед иконами.

Льёт она горючие слёзы,
Молит истово боженьку,
Чтобы он от туберкулёза
Тане вылечил ноженьку...

 - Ну, спасибо тебе за ужин, -
Воронцов улыбается.
- Знаешь, Надя, повар нам нужен.
Жизнь твоя изменяется.

Завтра утром в Смольный со мною
Пригласить тебя велено.
И увидишь ты (я не скрою!)
Там товарища Ленина...

- Что ты! Что ты!
Боязно, Ваня.
Бабу тёмную, серую,
Вы зовёте рядом быть с вами,
Но ведь в бога я верую.

Говорят, начальник ваш новый
Очень строг.
Иль так кажется?
Нет, работать в вашей столовой
Не могу я отважиться.

Ты ничуть о нас не подумал, -
Я терпеть не обязана...
- Ой, ты, Надя, мелешь, как дура
Только будет - как сказано!

***
Восемнадцатый год на исходе,
Он встречал интервентов
В штыки.
Чтобы правду посеять в народе,
Шли за правдой к вождю
Ходоки.

Сокровенные думы и речи,
Как родному, несли Ильичу...
В Смольном тесно.
Вот, радуясь встрече,
Бьёт солдата матрос
По плечу.

- Эй, Василий! Здорово!
- Откуда?
И объятья - аж кости хрустят.
- Слышь, пехота, поесть бы не худо.
- Что ж, в столовой чайком угостят.

От плиты ли, от шуток - им жарко,
А во взгляде у Нади - печаль:
- Кипяточку, родные, не жалко,
Только хлебушка нету...
- А жаль...

Поздний вечер стучится в окошко,
Поскорей бы посуду собрать.
- Помоги мне, дочурка, немножко, -
Таню просит усталая мать.

Рдели щёки у Нади пунцово
От горячих котлов, от стряпни.
- Вы, товарищ, жена Воронцова? -
Вдруг услышали голос они.

Обернулась - Ильич, как к знакомой,
К ней с улыбкою доброй идёт.
"Даже нас, поваров Совнаркома,
Поимённо в лицо узнаёт!.."

- Я, - Надежда ему отвечает.
Он ей руку пожал, а потом
На Танюшу взглянул:
- Не скучает? -
И цветным угостил леденцом.

Расспросил о делах, о здоровье,
И на ушко ей что-то сказал.
Ах, какой несказанной любовью
Заблестели у Тани глаза!

- Мама, мама!
Я буду послушной,
Отпусти меня с ним поиграть!..
- Что ты, что ты!
Вишь, занят он службой, -
Замахала испуганно мать...

Да, забот у вождя было много -
Свет не гас до рассвета в окне.
Как же спать, если в сердце тревога:
Сколько бед,
Сколько горя в стране!

Про обед забывал и про ужин,
Но, внимателен к людям всегда,
Был с девчушкой смышлёною дружен -
Не пройдёт просто так никогда.

Подзовёт, приласкает Танюшу,
Улыбнётся, прищурившись, он:
- Ну-ка, трубку возьми и послушай.
Как с тобой говорит
Телефон!

Не дичится Танюша нисколько
В кабинете с ним.
Дядя ей - свой.
Ишь, звенит - и о чём они только?! -
Танин смех - колокольчик живой...

Незаметно вот так, постепенно
Привыкала Надежда к вождю:
- Хоть безбожник, зато откровенный
Поработаю здесь. Подожду.

Справедливые пишет законы.
Самый главный, а всем - как родной.
Так и быть, на святые иконы
Помолюсь за него в выходной!..

***
По ошибке однажды в буфете
Дали хлеба сверх нормы в обед.
"Что же делать мне с хлебушком этим,
Заявить об излишке иль нет?

По пятнадцать пайков получаю,
А сегодня мне тридцать дают.
По две порции, стало быть, к чаю.
Промолчу.
Нет вины моей тут..."

И, сомненья в душе подавляя,
Воронцова идёт к Ильичу.
- Вот вам пайка сегодня - двойная,
А ещё и чайку вскипячу...

Только вышло нескладно, нелепо
(Провалиться бы ей от стыда):
- Что-то много даёте мне хлеба.
Может быть, ошибаетесь? Да?

У Надежды лицо запылало.
Но бесхитростно шепчет в ответ:
- Да уж больно дают-то вам мало,
А в буфете-то...
Полон буфет.

Ленин тихо, но твёрдо ответил:
- Воронцова, поймите меня, -
Голодают в стране даже дети,
А вы вздумали норму менять.

Я прошу, - он отрезал излишек, -
Хлеб в буфет отнесите.
И впредь...
Ненавидя себя, она вышла -
От стыда можно было сгореть.

***
Воронцова молилась со страстью:
- Ты, всевышний, всеблаг и велик,
Сделай так, чтоб вовеки несчастья
Самый главный не знал большевик!

Вечерами в часовенке старой
Свечки ставила.
- Дай ему, бог,
Чтобы он, от работы усталый,
Отдохнуть хоть немножечко смог!

Всем, чем может, любому поможет,
Нет покоя ни ночью, ни днём.
Ты прости меня, глупую, боже,
Что я думала плохо о нём...

На иконы крестилась несмело,
Но однажды в ночной тишине
Мысль греховная в сердце вскипела:
"Ни ему не помог он, ни мне!"

И она поклялась в ту минуту,
В забытьи со слезами шепча:
"Сколько буду жива,
Столько буду,
Как родного, беречь Ильича!"

***
Не позабыть Надежда вечер,
Когда, войдя в столовый зал,
Ильич
Танюшу взял за плечи
И по-отцовски ей сказал:

- Опять весёлых ждёшь историй?
А я принёс другую весть:
Открылся детский санаторий,
И для тебя путёвка есть.

Надежда вдруг, всплакнув от счастья,
Сама не зная почему,
В тот час секрет "по божьей части"
Открыла искренне ему:

- Я много лет молилась богу,
Чтоб он послал удачу в дом.
И что же?
Бога понемногу
Хочу забыть - что толку в нём?

А Ленин...
Ленин рассмеялся -
Да так раскатисто, до слёз,
И, головой качнув, признался:
- Ну, рассмешили вы всерьёз.

Попы вам обещали вечность
И жизнь счастливую в раю?
Вы деньги тратите на свечки,
А лучше бы - на дочь свою...

***
Хоть нужда ещё давила люто,
Но назло любым врагам
Поворачивала резко,
Круто
Жизнь к счастливым берегам.

У Надежды в сердце - просветленье.
И, конечно, стал другим
Для неё теперь товарищ Ленин -
Самым близким!
Дорогим!

В тихий вечер, сидя у окошка,
Дочка пишет за столом.
- Таня!
Что поскрипываешь, крошка,
Так старательно пером?

Улыбнулась дочь.
И сразу маме
Открывает свой секрет:
- Чур, пусть будет, мама, между нами,
От тебя секретов нет!

Помнишь - в санатории лечилась?
И, чтоб время шло не зря,
Там писать я быстро научилась
Буквы все из букваря.

Чтобы Ленин всё узнал об этом,
Чтоб всегда играл со мной,
Я пишу письмо ему с приветом:
"Здравствуй, дедушка родной!.."

Нежно мать погладила Татьяну:
- Вот что, дочка, напиши...
Говорить слова сейчас я стану
Складно ль, нет - но от души:

Баба богомольная,
Невежда,
Обрела душою свет.
Вам она - безбожница Надежда -
Шлёт сердечный свой привет.

От большой беды народ спасли вы,
Стал теперь свободным он.
Вам за всё, родной Ильич, спасибо!
Вам за всё - земной поклон!..

А ещё желаю вам здоровья!..
Ты уж, доченька, уважь -
Подпиши: "С народною любовью -
Воронцова, повар ваш!"