Из Чарльза Буковски - Антоний

                Чарльз Буковски


                Антоний


           а живые изгороди мокнут под дождём, ветром срывает листы,
           и за мгновение всё заработало: ржавые колокола, апрельские
           птицы, застенчивые невесты,
           всё на что можете указать, что ещё не
           умерло, ветер точь в точь как рука любовника,
           какой-то напыщенный  ветер, сильно похожий на сон или убитых
           врагов.
           и ноги движутся по тропинке не ограниченные подгоняющим
           бычьим разумом,
           и вижу - всё и везде - живые изгороди под дождём
           нынче словно замечательные соборы,новые Цезари,прогуливающиеся кошки,
           новые боги без штепселя или провода, любовь без хозяев, новые
           христиане, быки, Римы, новые-преновые листья, новый дождь
           брызжущий теперь сквозь огонь, а я закрываю дверь, старую комнату,
           я падаю на диван, я обливаюсь потом
           и я кашляю кашляю маленькими словечками
           львы несутся сквозь кофейные чашки и лужи, я
           тоскую, Клеопатра. Не из-за нас, но из-за всех остальных.


    from: "The Roominghouse Madrigals":Early Selected Poems, 1946-1966.         
               
 
                27.02.20



                Anthony

  and the hedges wet in the rain, flaking in a sheet of wind,
  and for a moment everything working: rusty bells, April
  birds, unblushing brides, anything you can name that has not
  died, so exactly, and even the wind like a lover’s hand,
  a somehow important wind, something too like sleep or slain
  enemies,
  and the feet move through paths not restricted by the
  bull-goaded mind,
  and see—all and everywhere—hedges in the rain
  like great cathedrals now, new Caesars, cats walking,
  new gods without plug or wire, love without wasps,
  new Christians, bulls, Romes, new new leaves, new rain
  now splashing through the fire; and I close the door, old room,
  I fall upon the couch, I sweat
  and I cough I cough small words
  lions bearing down through coffee cups and puddles, I
  sigh, Cleopatra. Not for either of us, but for the rest.