Зарассказилось...

Зажаты меж витков пружин заброшенные улицы, здесь холодно ходить чужим, здесь небо жёстко хмурится и нет улыбки в облаках, лишь стены перекошены и крыши на столбах-руках ветшалостью изношены. Бегут по улочкам хвосты-брусчатки тротуарные и переброшены мосты как дуги кулуарные, их позабыли разобрать на части, чтоб не падали... так и оставили торчать, не думая.. А надо ли на этой стылости домов, отбросив все в запамятство, крепить столбы между холмов, где ветви к солнцу тянутся, где жизнь когда-то, как ключом, бурлила, время мерила, делилась щедро калачом и в будущее верила... Открыты окнами глаза, моргают с ветром ставнями, осколком катится слеза по стеклам, вспомнив давнее, о том как радостью сиял вот этот двор заброшенный, как здесь народец бушевал, все тОптано калошами и цокали здесь каблучки и смех звучал разливами,  росли цветистые пучки под вишнями и сливами. Играла в мячик детвора, чертили мелом классики, звучали песни до утра, на стенке пели часики, гремели кости по столу на доминошных клавишах, щелкали семечки в углу и спорили о давешнем...
А нынче двери не скрипят, и лишь петлею сорванной, искособочено висят, маячат шторой порванной, меж половицами растёт трава многогодичная, а под обоями живут букашки симпатичные. Буфет когда-то грохотал посудою тарелочной, и нож уверенно порхал над досточкой разделочной, стаканы в стройные ряды ютились в верхней полочке, а с низу крынка для воды, с поленьями кошелочка...
Теперь лишь стеклами хрустят шаги случайношедшего, да окна кое-где  блестят глазами сумашедшими. Застыло время на часах, кукушка староржавая, и поселился липкий страх под фонарем с оправою. Гуляют мимо сквозняки, на карту память брошена, а в паутине пауки , как чёрные горошины...