Баллада отбившегося
огнём и бронёй гремя.
Ребята сейчас обо мне говорят,
они потеряли меня.
Я сам виноват, я отбился от них,
дыханье меня подвело.
я ноги набил, запыхался и сник.
Меня не туда занесло.
Я в небо стрелял, и чтоб быть видней,
влез на скалу, как дурак.
И врезал очередью по мне
от своих отбившийся враг.
Видать, Аллах заслонил меня –
промазал он сгоряча.
Я залёг в камнях, в середине дня,
с полной выкладкой на плечах.
И солнце, как из вагранки льёт,
и пульс колотит под дых.
В десяти километрах – и снег, и лёд,
а здесь – ни глотка воды.
И я глотаю последний пот,
который остался во мне.
А он норовит перебежкой, в обход,
строчит из-за бурых камней.
На мне сапоги чугуном висят,
а он прыгуч, как джейран.
Когда я похаживал в детский сад,
он скакал по этим горам.
У нас автоматы – друг друга злей,
и марка у них одна.
Но он стреляет с двенадцати лет,
а я – полгода едва.
Я к месту в строю привык своему,
а он сам – и взвод, и ком.
Но самое главное – здесь ему
каждый булыжник знаком,
и в этом ущелье он не чужой,
и мне бы – туши свет.
Но всё-таки есть у меня за душой,
чего у него нет.
Он меня осаждал, он меня убивал,
он как ястреб голодный кружил.
Он два магазина со зла расстрелял,
а я всё-таки жив!
И я дождался – камень скользнул
у него под ногой,
и он лягушкой с бугра нырнул
и плюхнулся передо мной.
Мне в прорезь прицела было видать
его беззащитный живот.
Но я не стал его убивать.
Я ранил его.
Пусть живёт!
Свидетельство о публикации №120022406514