Опыт осознания сознания Художественное оправдание

                Художественное оправдание

Убедительное художественное оправдание характера, обстоятельств, случая вызывает веру и заинтересованность, и эмоциональную зависимость читателя. В этом и есть писательская ворожба над сознанием читателя (ворожба радиоэфира над сознанием слушателя, ворожба кино над сознанием зрителя). Но надо признать, что художественный ворожей - не гипнотезёр. Он, она в высочайшей степени заворожены сами своей фантазией. Не случайно его представители часто и признаются в этом, а также и в том, что это является блаженнейшим состоянием, то-есть своеобразным наркотиком для сознания.
Наверное трезво мыслящие современники говорили Пушкину, что нетипично поведение приличной девушки, навязывающейся со своей любовью к не ожидавшему этого Онегину. Нетипично поведение Онегина, который вдруг охладел к светским развлечениям, к светскому обществу, превратился в этакого российского Чайльд Гарольда. Или взять, например, мелочную ревность Ленского по отношению к другу, из-за которой он нарвался на смерть.
Все эти литературные изыски далеки от истинной жизни. Но Пушкин на такие возражения литературно отвечал: "Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман".
Возвышает ли подобный обман? Может наоборот уводит в туманный мир фантазии от реальной жизни? Родился даже термин -"Художественная правда". То есть наряду с жизненной правдой существует ещё отличающаяся от неё  художественная правда или убедительная ворожба писателя.
Однако художественная правда всё-таки не может полностью отрицать правду жизни. Поэтому первая любовь по надуманному образу, редко бывает разделённой, как и случилось у Татьяны с Онегиным. Более того вернуться к ней по прошествии лет и изменившихся событий уже невозможно. В этом Пушкин как раз верен природе. И в описании дуэли между Онегиным и Ленским верен природе. Онегин высыпается перед дуэлью так, что даже опаздывает к назначенному времени. Ленский же всю почти бессонную ночь терзается переживаниями. Какой из него дуэлянт?!
Вот этим переплетением художественных надуманностей и реалий изобилует роман Пушкина. И этой манере он верен и и в других своих, так называемых, реалистических произведениях. Но такова, по-видимому. вся мировая классическая литература от древнегреческой до современной. Читателя надо заманить некоей парадоксальностью сюжета, которую писатель-ворожей непременно художественно оправдает.
Принц Гамлет получает право на месть своему дяде от призрака своего отца.. Призрак оказывается ещё и говорящим. Гамлет дополнительно проводит проверку этой версии с помощью бродячих актёров.. Уверив себя этими странными, с точки зрения здравого смысла, свидетельствами, он готов отомстить. По ходу убивает Полония, отца Офелии, прикидывается сумасшедшим.
Что остаётся дяде? Только избавиться тайно от этого опасного сумасшедшего принца.Но шекспировский Гамлет и дальше продолжает косвенно или прямо вершить свои подвиги. Из-за них сходит с ума и умирает любящая его Офелия. Погибает Лаэрт. брат Офелии. Умирает любящая его мать. Умирают двое его бывших друзей. И только после всего этого погибает дядя из-за весьма сомнительной вины в смерти своего брата, отца Гамлета.
И триста с лишним лет и читатель, и зритель уверенно твердит - благородный Гамлет. Хотя есть и верность реальному в том, что примерами кровавой борьбы за трон между ближайшими родственниками изобилует история.
А идиотское соревнование дочерей короля Лира в любвеизлиянии к тщеславному папаше! В итоге недостойные получают часть королевства, а любящая и достойная - ничего.. Здесь, конечно, как и положено в трагедиях, автор "навалял" несколько смертей. И безусловно художественно это оправдал. А верность реальной истине в том, что отдав власть и собственность в руки своих красноречивых дочерей, сам он становится никому не нужен.
Или парадоксальность сюжета "Мёртвых душ" и "Ревизора", подаренных Гоголю Пушкиным. Истории изначально анекдотические, но художественно оправданные автором.
Короче, так называемая, художественная правда не есть природная правда, жизненая правда, а есть в той или иной степени враньё, в которое как в правду верит и автор, и читатель.
По глобальному счёту искусство, как продукт сознания, не есть жизнь, как отражение в зеркале не есть вы. Но может быть намёком и на неё, и на вас.