Миль пардон, мадам!
Мне кажется, и там, и здесь причиной всему — пресловутая широкая русская душа. Разве «Миль пардон...» рассказ не о пустоте вселенской, от которой так муторно и неприкаянно именно этой душе и которую именно эта душа остервенело, отчаянно, самоистязающе и мстительно пытается хоть на минутку заполнить?
А вообще, с некоторых пор разгадывать Шукшина, его коллизии, его азартных «чудиков» мне стало не интересно. То была другая жизнь, и, чтобы как-то самореализовываться в ней, писатели многое «выдумывали»; при всем реализме их творений к действительности он прикладывался с натяжкой. У Шукшина тоже немало нарочитой, искусственной, озорной и вместе с тем будоражащей, дразнящей, захватывающей правды, по большому счету не отрицающей режим, стоящей перед ним со злой прокудинской улыбкой, но, тем не менее, не лжи — а правды. Художественной, психологической, социальной, а то и, как видим в этой моей трактовке упомянутого рассказа, — бытийной, космической.
Однако, повторю, подобные парадоксы, вздымание волны на мели, анекдотический привкус и эпатаж с претензией на философию — все это в творчестве большого писателя Василия Макаровича Шукшина меня давно уже перестало занимать.
Широкая русская душа мало того, что не интересна, но и не привлекательна. Причем и в советском варианте, и еще больше — в сегодняшнем.
Постой, а русская ли она у Шукшина, в его произведениях? Может, точнее будет сказать — российская? Или там алтайская, ну некая разновидность последней? Если да, тогда многое становится на свои места.
Так-то, матушка Русь. Как сказал бы Бронька, миль пардон, мадам!
(Из книги "Порох и метан", 2017)
Свидетельство о публикации №120022305550