Паноптикум Пушкинских краст - Колонистский пруд-

Колонистский пляж - лебяжьего приволья,
где витает дух смиренного раздолья.
Где мерцает в сводах дальняя звезда,
был создан водоём рукотворного труда.

В пейзажном парке отдыха, прогулок,
где фасад обращённый в переулок.
Где луна и солнце не встречаются,
там лучи на волнах чуть качаются.

Где под липовым лепетом шептания,
я настрою мысли на воспоминанья.
И ёкнет в груди давнее страданье,
упомнив любви улыбку в очарованье.

Как пенил судьбы праздничный фуршет,
но увял любви развенчанный букет.
И всё ушло в далёкое преданье,
в чертах оставив небесное создание.

И неволя на зеркальной глади тишину,
упомню стройных ножек красоту.
Упомнив давно позабытую вину,
иной, несравненной девы наготу.

И под лучами солнечных отливов,
флиртуя на щедрой милости мотивов.
Где на победных лаврах торжества,
найдут на мыслях страстные слова.

И во мне что-то пригрёзится родное,
уменьем в скромность видеть основное.
И в лучах воспалённого желания,
разбудит давно уснувшие мечтания.

Но, всё своё, успеют взять года,
любви и страсти верные всегда.
И я изменил своим традициям,
решив строго следовать амбициям.

На высокомерной мании величия,
но в строгих правилах приличия.
Объяв зефир полей, теней прохладу,
когда рад был выразить досаду.

Что в укромном месте на лугу,
настроив слух и взор на глубину.
Где кукушка, сидя где-то, на суку,
на элегических тональностях "КУ-КУ".

Судачит, - всё в минувшем обновить,
чтоб природы прекрасное ценить.
Когда сладок миг страстей у цели,
но, в веках сидит мечтой на мели.

И по указу императора Александра,
когда на мечтах манит ум всегда.
Чтоб махровым соцветьем олеандра,
цвела на водах Колонистского пруда.

И на проект архитектора Менеласа,
на ослепленье ангельского глаза.
Александр дал творцу такой указ,
чтоб комар не впился тётке в глаз.

Где курятся на испарениях пары,
под лучистым светом с вышины.
И в побужденье супружеской четы,
обустроить ансамбль чудной красоты.

И в примету залпом выпитой фиалы,
провести в Павловск водные каналы.
По Каскадам Таицкого водовода,
где на одах мне грезилась свобода.

Для питания двух парковых бассейна,
где мил я был в образе Эйнштейна.
На огромном участке Пушкинской земли,
где в скромность меня поэтом не нашли.

Где чистая вода Таицких ключей,
на невольной щедрости своей.
Вливалась в пруды Павловского парка,
где я был казначеем для подарка.

Где на плодах небесного творенья,
без прискорбных недугов забвенья.
Где, идя навстречу заманчивых идей,
для князя - Бориса Романовых кровей.
Венчая великодушных нравов образец,
в английском стиле был выстроен дворец.

Зелёная зона и тихоструйные ручьи,
где хлопотали  спозаранку петухи.
И, когда, нет благим желаньям судьи,
великолепным слогом я печатаю стихи.

И не отдаляясь от навязчивой затеи,
когда плод ума достоин был идеи.
Чтоб кайф ловили в объятиях Цирцеи,
- вдоль дубов были проложены аллеи.

Уж не весть какого было года,
где в осень - златое время года.
Но расширив русло водовода,
под объёмным миром небосвода.
И не боясь летального исхода,
вас примут радостно у входа.

Где струится мысль строкою оды
и по сей в запрудах блещут воды.
И там решили насыпать островок,
чтоб на нём посадить маленький дубок.

А вдоль Луговой прогулочной дороги,
где судьбой не вёрстаны пороги.
Уж забыв былых забот тревоги,
но милосердным миром правят Боги.

До Бoльшoй Звeзды Пaвлoвcких ворот,
где минуя уклады будничных забот.
Я отвык от неуёмных недугов хлопот,
но был привержен принципу высот.

Там было завершено высаживание лип,
где я на музах голосом охрип.
Но услышав мерный кроны скрип,
на любви основательно я "влип".

Как давний друг - нежный прототип,
к лирам, как к магниту я прилип.
Но характерной внешностью на тип,
вдруг, - истошным голосом осип...