Мари-Жюстин

Мари-Жюстин, как и прежде, двадцать...
столетья два или три подряд.
Она привыкла не волноваться,
встречая сумерки января.
Она привыкла мести пороги.
Пороги тоже привыкли к ней,
и месяц, словно телец двурогий,
что лижет снег на боках камней,
и полночь в сонных сетях кварталов –
собачья песенная пора…
Мари-Жюстин посреди двора
с метлой взлохмаченной танцевала.
А Бог ей сыпал с ладони крошки
уже угасших, но теплых звезд.
А бог был где-то – такой хороший,
курил сигары, носил калоши,
пел L’homme arm; себе под нос.
Мари-Жюстин успевала еле
до первых солнечных облаков
поправить лапы уснувшим елям
и улыбалась;
и птичьи трели,
Христос в оструганной колыбели
дарили свет и святой покров.
 
В сибирской пляске лихой метели
порой мне чудится взмах метлы.
Зима озябнувшим менестрелем
словами снежные сказки стелет,
сердец растапливает котлы.
Мари-Жюстин на моем пороге
пророчит вечную благодать;
а там глядишь – на Прованс дорога,
и до Парижа совсем немного,
и до весны-то… рукой подать.