Покаяние

Прошлое – кажется, оно было совсем недавно. Помню, как я бегал босиком по раскаленной полуденным солнцем степи, как ящерица, мелко перебирая ногами, обжигая стопы. Резко садился на пятую точку, дул на ноги, вскакивал с раскаленной степной сковороды и снова бежал, бежал на речку, которая, впрочем, мало спасала от жары, так как вода в ней была ненамного прохладнее воздуха. А на солнце 45 градусов Цельсия! Жара!
Совсем недавно, каких-то 45 лет назад мама навещала меня в детском санатории, так как не могла позволить себе безвылазно сидеть со мной дома. Да и дома своего как такового не было. Надо было работать. Отношения с мужем (моим отцом) у неё не ладились. Они постоянно ругались, потому что он пил. А, может, он пил, потому что они ругались. Я этого не знал. Я был ребёнком. Осознать причины и следствия этого я не мог. В те годы меня не покидало чувство тоски и боли. Я любил маму и папу, и мне очень хотелось, чтобы они были вместе и рядом со мной. Я очень нуждался в них, в их внимании.
Папа приходил редко ко мне. Именно поэтому я хорошо помню те редкие моменты, когда мы с отцом проводили время вместе. Это и совместная ночная рыбалка на заброшенном озере, и поездка в Алма-Ату на его рабочем «газоне». В памяти засели моменты, когда он давал мне порулить на его грузовике или на мотоцикле. Помню, папа весь при параде, в белоснежных рубашке и брюках посадил меня за руль его двухколёсного «Восхода», а сам сел сзади. Мне тогда едва исполнилось 10 лет. Ну и я своими слабенькими детскими ручонками  не смог удержать руль. Мы с папой завалились в канаву, а я всё продолжал давить на газ. В итоге весь его парадный костюм пришёл в негодность. Задним колесом я протер его белые штаны вместе с кожей. Больше меня за руль он не сажал.
Кажется, что это было только вчера. А сегодня мне 54 года - на целых 14 лет больше того возраста, когда папы не стало. Но до сих пор мне часто снятся сны, когда я его ищу. Мне кажется, что он жив, где-то работает. А мама намеренно скрывала от меня данный факт с целью сохранить мою детскую психику.
Я его искал, а когда находил – обнимал, и мне было так хорошо и спокойно! Я был счастлив! Но каждый раз мой сон заканчивался одинаково. Я его снова терял то в идущей толпе, то в чужом городе. И тогда ко мне возвращалось чувство невосполнимой потери, ощущение, что я больше его никогда не увижу.
Папа был очень добрым и весёлым человеком. Довольно часто он брал в руки свою гармонь, и пел. У него был прекрасный голос. Он обожал гулянки, компании, застолье с выпивкой. Это в итоге его и погубило.
Мама с папой жили как на вулкане. Много раз расходились и сходились. Отношения ещё отягощались нерешённым жилищным вопросом. Приходилось скитаться по квартирам. Пытались жить у моей бабушки (маминой маме), но не смогли с ней ужиться. Тяжёлый был у неё характер, властный и неуступчивый.
С большим трудом они всё же купили себе землянку на привокзальной площади.  Саманная хибара располагалась в глубокой яме, рядом с железнодорожным вокзалом. Я до сих пор помню звуки гудящих тепловозов, доносившихся до каждого уголка нашего убогого жилища.
И вот после очередного скандала мама забрала нас с сестрой и отвезла к бабушке с дедушкой в дом, что располагался на улице Герцена.
Со слезами на глазах она приходила на работу. Безысходность – это то самое слово, которым можно было охарактеризовать её состояние.  С мужем не складывалось, мама же со своим несносным характером выпивала все соки. Но нашлись добрые люди на работе. Начальство изыскало возможность выделить скромное жилище в бараке, расположенном на Узбекской улице в черте старого города. Печное отопление, туалет на улице, колонка с водой во дворе. Ещё долго мама выводила клопов. Борьба с ними была не на жизнь, а насмерть. Либо мы их, либо они нас.
Жили мы тогда довольно бедно: лакомством для нас был белый хлеб, смоченный в воде и посыпанный сахаром, но мы с сестрой не жаловались.
Но чем хорош был Советский Союз, так это тем, что среди всего прочего в нём можно было получить жильё от государства. Государство же поддерживало институт семьи. И так получилось, что та совместная собственность – землянка на привокзалке – попала под снос, и нашей семье была предоставлена трехкомнатная квартира в пятиэтажке, в новом микрорайоне.
Папа мог получить квартиру только на семью и был вынужден предложить всем нам переехать на новое место жительства.  Мама, конечно, согласилась ради будущего своих детей, да и просто в надежде наладить отношения с папой. Но брак от этого не стал более счастливым.
Выпивки, скандалы и драки продолжались. Брак трещал по швам, но жилищный вопрос держал семейные узы мертвой хваткой, не давая ей распасться. От этого папа много пил, пил до рвоты, до белой горячки. Его невозможно было остановить. Лечиться он не хотел, так как не считал себя больным.
Апофеозом разрушающихся отношений была драка, которую устроил отец в невменяемом состоянии в присутствии детей. В порыве гнева папа ударил маму, и моя сестренка, которой на тот момент было 16 лет, была вынуждена защищать маму и себя. Первым попавшимся под руку предметом она ударила отца по голове. Было много крови и криков. Отец предъявил обвинения, но они оказались несостоятельными в силу его чрезмерной нетрезвости. Свидетельские показания тоже были в нашу пользу.
И вот наступил тот злополучный вечер. Папа принёс с работы (с пивзавода) какую-то спиртосодержащую жидкость под названием «Петросян». Мама ушла на работу в ночную смену. Дома оставались папа, я и моя старшая сестра Оксана.
Я рано улёгся спасть в дальней комнате. Сестренка же какое-тот время общалась с папой на кухне, пытаясь достучаться до него. Она просила его не губить своё здоровье, подумать о нас и о мамке. Всё было не как обычно – мирно и спокойно. На кухонном столе стояла бутылка с неизвестной жидкостью. Папка, уже будучи хорошо подвыпивший,  взял в руки гармонь и с какой-то непередаваемой грустью сказал дочери:
– Вот, Оксаночка, в последний раз играю тебе. Потом будешь вспоминать. Выйдешь замуж за какого-нибудь бабая, родишь ему двоих детишек, но только я этого уже не увижу.
Папа горько улыбнулся и затянул свою: «Из-за острова на стрежень, на простор лихой волны…»
Отец допел песню до конца, налил себе в стакан какой-то зелёной дряни и приготовился «хлопнуть».
– Может, не надо, папа? – жалобно пропищала Оксана.
Папа, уже изрядно хмельной, вдруг с треском долбанул кулаком по столу:
– Да кто ты такая, чтобы мне выговаривать! А ну пошла спать! Ишь ты, вздумала батьку уму-разуму учить!
Оксана со слезами на глазах медленно побрела в дальнюю комнату, где я уже крепко спал.
На душе у неё было тяжко. Уснуть долго не получалось. Наконец она впала в какое-то полузабытье. Сквозь этот нахлынувший туман она слышала, как отец кашлял и хрипел. Слышалась какая-то возня и грохот.
Вдруг через этот туман она услышала ясный голос. Это был голос старца, а, может быть, и самого Создателя. Ей казалось, что она была в полном сознании, и в то же время это было что-то нереальное.
– Ты хочешь, чтобы он жил? ДА или НЕТ? Отвечай!
– Нет, не хочу – жалобно пропищала она.
На кухне послышался звон разбитого стекла и сильный грохот, как будто что-то большое и грузное рухнуло на пол.
Оксана забилась в угол кровати и сжалась в клубок. Её била мелкая дрожь. Она не спала, а, может быть, спала, и ей снился кошмарный сон. 
Этот загадочный голос, шум, грохот? Открывать глаза не хотелось. Она зажмурилась и впала в глубокое забытие.
Я проснулся первым. День был обычный, летний. Солнце уже вовсю шпарило в открытое окно. Становилось жарко. Я встал и, шаркая шлёпанцами, двинулся в туалет и – о, Боже! – увидел папу, лежащего на полу в коридоре между прихожей и кухней. Вокруг валялись осколки стекла. Сильно пахло спиртом.
Выпучив глаза, совершенно неосознанно я тронул папу за плечо, и меня пробил ожог его холодного и отвердевшего тела! Я бегом ринулся в нашу спальню!
– Оксана, Оксана! Там папа, кажется, мёртвый лежит!
Сестра вскочила с кровати, примчалась на кухню и всё поняла!
Мы выскочили из дома и бегом устремились к маме, которая ещё находилась на дежурстве в школе.
– Мама, мама, папа умер! – как гром среди ясного неба, вырвалось из глубины наших лёгких!
– Как умер? – мама ошалело смотрела на нас. Её лицо резко побелело.
Мы помчались домой и увидели перед собой бездыханное тело отца. Из глаз мамы градом полились слёзы. Это были слёзы горя, страха и, возможно, облегчения. Больше никогда я не видел, чтобы мама так плакала! Она осталась одна с двумя детьми. А впереди неизвестность. Полная неизвестность и безысходность!
Уже, спустя много лет сестрёнка мне скажет:
– А ты знаешь, братишка, я ведь слышала, как папка умирал. Слышала, и не помогла. Всю жизнь на мне лежит этот тяжкий груз вины, и не могу от него избавиться. Хранила в себе эту тайну. Всю жизнь свою казню себя! Ведь это я оставила мамку в одиночестве, а тебя без отца. Это я не помогла ему тогда. А ведь меня спрашивали, хочу ли я, чтобы он остался жить? А я ответила – нет! Теперь-то я знаю, что это был голос Бога! Теперь вот хожу в церковь, замаливаю свой грех. Ставлю свечки за упокой души его, но это слабо помогает. Не спадает с меня этот тяжкий груз. Не спадает! Простите меня, пожалуйста, если сможете!
P.S.
А ведь папа предчувствовал свою смерть! И про замужество моей сестры он оказался прав. Вышла она замуж за казаха. И детей у неё народилось двое. Откуда он это знал в тот последний для себя вечер? Откуда? В тот вечер он с ней прощался. Он чувствовал, что больше никогда нас не увидит.
Рассказ основан на реальных событиях. Имена героев изменены. 22.01.2020 г.