Артур

Идет в вагон столыпинский, этап,
овчарки, заливаясь хриплым лаем.
С ошейника сорваться норовят,
на полустанке музыка играет.
Конвойные развязно веселы,
один лишь парень сторонится хмуро.
Дожить бы мне до следующей весны,
мечтает Сакалаускас Артурас.

Ему служилось очень, очень плохо,
каждый как мог, старался укусить.
Ступенькой вверх становится жестокость, 
ранг у дворняг выслуживает прыть.
Интеллигентный парень, добрый нрав,
акцент балтийский выдает породу.
Не удержать товарищей в руках,
били и били первые полгода.

Осталось продержаться ничего,
отъездить бы последний караул,
Косятся сослуживцы на него,
скрывая намеренье среди скул.
Что привелось, читатель, пережить,
за пару суток этому бедняге…
Хотел бы я о сем не говорить,
но надо. Чтобы представленье о ватаге

Сложилось полное и на потом,
с тобою нам на строгость не пеняли.
Пламя всегда спадает на Содом,
ну а теперь, посмотрим на детали…
Шикарный подобрался генофонд,
кривая мимика, врожденная сердитость.
Селекционный выбор Вавилона,
преступники, подонки, содомиты.

Артуру толком не давали спать,
в суп насыпали полпакета соли.
Само собою проявляли власть,
побоями, блаженствуя от боли.
В конце концов, решили сослуживцы,
учитывая с полом женским сложность.
Во время долга верного отчизне,
сделать товарища позорною наложницей.

Не получилось мерзость довести,
жалеют нас материалы дела.
Из тамбура проклятого, в грязи
вышел Артурас, взглядом ошалелым.
По сторонам с отчаянным испугом,
смотрел, нигде, не находя поддержки.
Нет у него ни ближнего, ни друга.
в купе далеком злобные усмешки.

Ночью то точно дело доведут,
как обещали давеча смеясь.
Хотелось выпрыгнуть с вагона, вдруг,
образ возник. Худой, литовский князь
С лицом, не ведающим отблеска улыбки,
вопрос солдата предварил ответом.
Пора вести работу над ошибками,
я предок твой, меня зовут Ольгерд.

Сейчас мы вместе подлой этой черни,
окажем подобающий прием.
Толкнув ногою тамбурные двери,
князь молвил властным голосом: идем!
Идти пришлось недолго, впереди,
купе попалось, прапорщик начкар.
Спал, ног не ведая от самого пути,
опохмелиться изредка вставал.

Во сне храпел, причмокивал, сопел,
то медленнее, то напротив чаще.
У самых ног зловеще зеленел,
открытый настежь оружейный ящик.
Литовский князь советский пистолет,
мгновенно оценил в широкой длани.
Так и не скажешь сразу, что Ольгерд,
жил ранее от нас шестью веками.

Прицелился, примерился к окну,
вагона к полустанку подходящего.
Два пистолета отдал пацану,
высаживая пол обоймы в спящего.
Артурас с округленными глазами,
подумал, как теперь убрать следы?!
Пресекшись князя властными словами:
я только начал, а закончишь ты

Купе гудело, выстрелов не слыша,
дым коромыслом, окна нараспашку.
Весельем бьет неистовая жизнь,
хотя конец уже пришел ужасный.
Ольгерд с Артуром время не транжиря,
шквалом огня голов примерно восемь.
Быстро сумели упокоить с миром,
людей, чья человечность под вопросом.

Легли не сразу, вопль, дикий крик,
стремленье тщетно спрятаться в сторонку.
Ольгерд, что с юности к жестокости привык,
обнял Артураса как малого ребенка.
Что дальше? тихо прошептал солдат,
литовский князь махнул рукой: неважно.
За честь мужчины до конца стоят,
а на земле не убивают дважды..

Теперь не жди сочувствия от слабых,
и не надейся на поддержку от рабов.
Поступок твой для них как соль на рану,
напоминание об иллюзорности оков.
Нельзя заставить жить помойной вошью,
готового огнем пожечь Содом.
Поезд уже на станцию подходит,
пока не спохватились все, пойдем!

Артурас посмотрел по сторонам,
поправил форму, вышел на перрон.
Следом Ольгерд с обвислыми усами,
пыль собирал приземистым плащом.
Вдвоем так и пошли они на казнь, 
из этого проклятого вагона.
Солдат советский и литовский князь
и солнце улыбалось с небосклона.

Что стало дальше? Долго Комитет,
допытывался до истоков дела.
Артур сдавать Ольгерда не хотел,
хотя никто б ему и не поверил.
Общественность ворчала почем зря,
сочтя чрезмерным применение оружия.
Не вынес тягот как велит присяга,
да и закон страны еще нарушил!

Артураса мариновали по психушкам,
тяжелыми качали препаратами.
Финал его остался, не изучен,
никто не ведает, что сделали с солдатом.
Кто говорит, что отдали Литве,
обретшей в те же годы независимость.
Женился вскоре он, завел детей,
с большой семьей Артура как то видели.

Рассказ других печальнее, хотя,
несчастней он, если смотреть с земли.
Накрытый стол стоит на небесах,
рядом с Артуром Кейстут, Гедимин.
Любарт и Витовт, всех литвинов здесь.
что воинами видел белый свет.
Собрала тризна счесть не перечесть,
а во главе стола сидит Ольгерд.

Но кто пути изведает Господни,
кому Его произволения откроются.
Тому, кто не смиряется с судьбою,
тому, кто до последней капли борется.
Пройдут десятки, может сотни лет,
но только ярче заблестит фигура.
И честью дорожащий человек,
не позабудет подвига Артура