Эпос о Гильгамеше, т. X

 таблица X

Здесь Сидури, что живёт у моря,
И богов всех брагой угощает.
С чашей и кувшином, по их воле
Из-под покрывала всем вещает.

Гильгамеш приблизился к жилищу,
В шкуре льва, и  пыль дорог вдыхает.
Плоть богов томится, выход ищет,
И тоска в утробе обитает.

Он лицом подобен пилигриму,
И хозяйка, кто он есть, не знает.
С сердцем повела совет незримый,
И ему, отчаявшись, вещает:

"Видом он похож совсем на зверя,
И куда в безумье он стремится?"
Увидав его, закрыла двери
И засов засунула – боится.

Гильгамеш услышал скрип засова,
Поднял он лицо, глазам не верит.
И вещал хозяйке он сурово:
"Ты зачем совсем закрыла двери?

Хоть ты дверь засовом заложила,
Я ударю – разобью засовы!"
Тут она опять уста открыла,
Гильгамеша спрашивает снова:

"Почему идёшь путём далёким,
Здесь пути для смертного закляты,
И моря обширны и глубоки.
Знать хочу – зачем пришёл сюда ты?

Где твой путь, и кто его хранитель?"-
Говорит строптивая Сидури.
"Гильгамеш – Хумбабы победитель.
Дверь открой, и хватит этой дури!

Я быка сразил, посланца неба,
Львов сгубил на перевалах горных".
Для Сидури эта быль - что небыль,
Дверь закрыла и твердит упорно:

"Говоришь, что ты убил Хумбабу,
И быка сразил, Иштар обидев,
Львов побил, но объясни хотя бы,
Почему теперь в таком ты виде? -

Сердце стынет, и лицо увяло,
И тоска в утробе обитает.
На героя ты похож уж мало,
И бежишь, бежишь… Куда? – не знаешь."

Гильгамеш ответил тут Сидури:
"Как не впасть в печаль и не поникнуть,
Сердцу не увянуть в жизни буре,
И тоске в утробу не проникнуть.

Тёмный лес и горы мне обитель,
Марево ловить – вот путь мой ныне –
Младший брат, онагров всех гонитель
И воитель всех пантер пустыни,

С кем в горах бесстрашными мы были,
С кем быка сразили мы без боя,
С кем Хумбабу вместе сокрушили –
Я любил его, как Я второе.

Все труды с которым мы делили,
Друг, Энкиду, был сильнее тигра,
И врагов с которым победили –
Всех людей судьба его постигла.

Дни и ночи не забыть мне эти,
Плачем мы поднять его хотели -
Только друг не встал и не ответил.
Шесть ночей, семь дней так пролетели.

Вижу, нос его уж черви точат…
Смерти устрашась, потерян в жизни,
Как разбойник, я бреду средь ночи,
И к богам взываю в укоризне.

Без дорог бродил я по пустыне.
Нет Энкиду – как снести такое?
Мне пустыня – дом теперь отныне.
Как же я смолчу, как успокоюсь?

Друг любимый стал теперь землёю!
В прах он превратился, стал, как глина.
Так же, как его, меня закроют,
И назад уж никогда не вынут.

Вот, хозяйка, так к тебе я вышел.
Смерти, что страшусь, пусть не увижу".
Но Сидури будто бы не слышит:
"Гильгамеш, пути тебе не вижу!

Жизни, что ты ищешь, не получишь –
Боги смерть судили человеку.
Насыщай желудок свой ты лучше.
Жизнь в руках богов от века к веку.

Днём и ночью будешь сыт и весел,
Праздники справляя чаще, шире.
Игры, пляски и услада чрёсел,
Что ещё отрадней в этом мире!

Чистота волос, воды струенье,
И в руке твоей – рука дитяти,
И жены в объятиях томленье –
Только это в жизни что-то значит!"

Гильгамеш в сердцах тут отвечает:
"Где путь к Утнапишти мне поведай,
Ты, наверно, все приметы знаешь,
Признаки мне дай – пойду по следу.

Если можно – переправлюсь морем,
А нельзя – то побегу пустыней.
Тут хозяйка с укоризной вторит:
"Не  было счастливчиков доныне.

Издревле предел всему положен.
Лишь Шамаш-герою это впору.
А другой - такое разве сможет?
Тяжела дорога, будто в гору.

Воды смерти путь сей преграждают.
Если ж переправиться ты сможешь,
Что ты будешь делать – разве знаешь?..
К Уршанаби обратись ты всё же.

Уршанаби лодку лишь имеет,
Ловит змея, амулетов много.
Он один переправлять умеет.
А нельзя – назад тебе дорога!"

Гильгамеш, услышав эти речи,
Боевой топор поднял, взъярился,
Острый меч схватил и начал сечу,
В лес между деревьев углубился.

Как стрела прошёл он между ними;
 Амулеты леса быстро пали.
Змея он волшебного одними
Задушил могучими руками.

Гильгамеш насытил свою ярость
Средь стволов и леса круговерти.
Лодки же в лесу не оказалось.
Молвил:"Одолею ль воды смерти?

Как я переправлюсь через море?"
Буйство он ненужное ослабил.
Чу! Река блестит на косогоре.
К морю плыл на лодке Уршанаби.

Лодка его в берег ткнулась носом.
Гильгамеш вещает, гость незваный:
"Гильгамеш я, и к тебе с вопросом,
Из Урука я, из дома Ану.

По горам бродил, и спать ложился…"
Кормчий Утнапишти, Уршанаби,
Посмотрел и очень удивился:
"Как же трудный путь тебя ослабил!

Сердце стынет, и лицо увяло,
И тоска в утробе обитает,
На героя ты похож уж мало,
И бежишь, бежишь… Куда? – не знаешь".

Гильгамеш ответил Уршанаби:
"Как не впасть в печаль и не поникнуть,
Сердцем не увянуть, будто бабе,
И тоске в утробу не проникнуть.

Тёмный лес и горы мне обитель.
Марево ловить – вот путь мой ныне –
Младший брат, онагров всех гонитель
И воитель всех пантер пустыни,

С кем в горах бесстрашными мы были,
С кем быка сразили мы без боя,
С кем Хумбабу вместе сокрушили -
Я любил его, как Я второе.

Все труды с которым мы делили,
Друг, Энкиду, был сильнее тигра,
И врагов с которым победили –
Всех людей судьба его постигла.

Дни и ночи не забыть мне эти,
Плачем мы поднять его хотели –
Только друг не встал и не ответил,
Шесть ночей, семь дней так пролетели.

Вижу, нос его уж черви точат…
Смерти устрашась, потерян в жизни,
Как разбойник, я брожу средь ночи,
И к богам взываю в укоризне.

Без дорог бродил я по пустыне.
Нет Энкиду – как снести такое?
Мне пустыня дом теперь отныне.
Как же я смолчу, как успокоюсь?

Друг любимый стал теперь землёю!
В прах он превратился, стал как глина.
Так же, как его, меня закроют,
И назад уж никогда не вынут…"

Уршанаби Гильгамеш вещает:
"Где же путь, ведущий к Утнапишти.
Признаки его ты верно знаешь,
Расскажи, зачем меня томишь ты?

Если можно, переправлюсь морем.
А нельзя – так побегу пустыней".
Утнапишти молвил тут:" На горе
Сам себе ты усложнил путь ныне:

Змея ты поймал и амулеты
Ты разбил – и помощи не стало.
Топором в лесу, буянил где ты –
Наруби шестов, что б их хватало.

Их сто двадцать на пятнадцать сажен.
Лопасть сделай и обмажь смолою.
Гильгамеш, в свершениях отважен,
Боевой топор поднял рукою.

Меч свой из-за пояса он вынул,
Углубился в лес, шесты готовит.
Все сто двадцать на плечи закинул,
Осмолил, ни в чём не прекословит.

Вот они столкнули лодку в море,
И шесты в ту лодку погрузили.
И гребли туда, где смерть и горе.
Путь шести недель – в три дня проплыли.

Гильгамеша учит страж покоя:
"Шест возьми, греби рукою твёрдой.
Только не задень воды рукою …"
Шест второй, и третий, и четвёртый,

Пятый, и шестой, седьмой уж сгнили,
Вот уже восьмой, девятый тонут…
Вот уж и двенадцатый избыли…
Все сто двадцать в тине уж зловонной.

Развязал он крепкий пояс с чрёсел,
Всю одежду скинул, поднял в руки.
Вот и парус, и не надо вёсел!
Утнапишти смотрит, полный муки.

И, помыслив, сердцу он вещает:
"Кажется мне это очень странным:
Амулетов в лодке нет – я знаю.
И плывёт там человек незваный.

Кто плывёт – совсем не Уршанаби,
Я его со всех сторон узнаю.
Я гляжу – глаза мои не слабы.
Я гляжу, но я не понимаю…"

Говорит тому, кого увидел:
"Почему теперь в таком ты виде?

Сердце стынет, и лицо увяло,
И тоска в утробе обитает.
На героя ты похож здесь мало.
И плывёшь, плывёшь… Куда? – не знаешь."

Утнапишти Гильгамеш вещает:
"Как мне головою  не поникнуть,
Сердцу не увянуть в злой печали,
И тоске в утробу не проникнуть.

Тёмный лес и горы мне обитель.
Марево ловить – вот путь мой ныне –
Младший брат, онагров всех гонитель
И воитель всех пантер пустыни,

С кем в горах бесстрашными мы были,
С кем быка сразили мы без боя,
С кем Хумбабу вместе сокрушили –
Я любил его, как Я второе.

Все труды с которым мы делили,
Друг, Энкиду, был сильнее тигра,
И врагов с которым победили –
Всех людей судьба его постигла.

Дни и ночи не забыть мне эти,
Плачем мы поднять его хотели –
Только друг не встал и не ответил.
Шесть ночей, семь дней так пролетели.

Вижу, нос его уж черви точат…
Смерти устрашась, потерян в жизни,
Как разбойник, я брожу средь ночи,
И к богам взываю в укоризне.

Без дорог бродил я по пустыне.
Не Энкиду – как снести такое?
Мне пустыня дом теперь отныне.
Как же я смолчу, как успокоюсь?

Друг любимый стал теперь землёю!
В прах он превратился, стал как глина.
Так же, как его, меня закроют
И назад уж никогда не вынут…"

Подождав, такую речь заводит:
"Что б дойти до дальнего предела,
Увидать, о ком преданье ходит,
Я скитаюсь, отощав всем телом.

Я взбирался в горы даже ночью,
Переплыл моря и смерти воду,
Сладким сном не ублажал я очи,
Днём и ночью шёл, пути в угоду.

Плоть свою я наполнял тоскою,
А моя одежда вся истлела,
Убивал медведей, львов порою,
И оленей, серн, зверьё умело.

Ел их мясо, в шкуры одевался,
И хозяйку тем обеспокоил.
На шесты, смолил что, опирался,
Что б не тронуть мёртвых вод рукою".

Утнапишти так ему вещает:
"Гильгамеш, напрасно ты ярился:
Плоть богов и смертных раздирает
Плоть твою – ведь ты таким родился.

Смерть не пощадит здесь человека.
Разве дом навеки твой построен?
И печать прослужит здесь до века.
Всю ли жизнь делиться с братом стоит?

Ненависть и то здесь исчезает.
И река мелеет здесь до донца.
Стрекоза всего свой срок летает.
Лишь мгновенье взор выносит солнце.

С древности об этом люди знали:
Спящий - с мертвецом как будто схожи.
Образ смерти – крепкий сон являет.
И над смертью нет владык, похоже.

Аннунаки-боги здесь всё чают,
И Мамет судьбу людей здесь судит.
Жизнь и смерть – они определяют,
И когда конец – не знают люди…"

2015 г. Свободный перевод.

Мамет - богиня рождения.

Сидури - богиня-виночерпий.

Использован подстрочный академический перевод доктора исторических наук И. М. Дьяконова (1914 - 1999), который взят из книги "Эпос о Гильгамеше", изд. Эксмо, 2005 г.

(Иллюстрация взята из Интернета, благодарю авторов сайта)