Юмор в неподражаемом штиле

  Не в обиду себе будет сказано, а на ухо, причём конфеденциально, что вижу себя-бедолагу вне досягаемости в венецианском зеркале в полном обмундировании.
  Преисполненный уважения снимаю перед собой зелёную тирольскую шляпу с неизменным пером.
  Никому не позволено вить из меня верёвки, когда чувствую себя лимоном с долевым участием, двигаясь мозгами и оставаясь на лучшую половину в тени.
  В противном случае завожусь с полоборота и тарахчу незнамо что, лишь бы не расслышали замогильные голоса по ту сторону самозабвения.
  Стыдно признаться, что  веду себя зайцем, запутывающим слюдяные следы на подмороженном снегу, не надеясь на содействие со стороны.
  А тем временем процесс надо мной шёл, покачиваясь сам по себе, по незапылённому карнизу.
  Как свидетель обеднения разобщённой нации, я вызывал подозрение на себя, но оно к всеобщему удивлению (вокруг никого) задержалось где-то в пути.
  Пришлось облокотиться на стену, чтобы та не упала, вспомнив, что в молодости я ошибся дверью.
  Мой нагревательный прибор (постоялец в её прелестях) встретился в постели с её обогревательным, и по настоянию её не упорствующих родителей в вопросе, поставленном ребром, не изъятым у Адама, мне пришлось на ней скоропостижно жениться.
  Такова нашумевшая в камышах история завзятого трезвенника, у которого осталось немного спермы на карманные расходы, и слегшего с артритом, потому что никого лучшего он себе не мог найти.
  Так что согласитесь, если я, Семён Оплеуха, буду называть неприемлимые вещи своими именами, они потеряют своё истинное предзначение.