Не тронь меня

Сложной техники тут не надо. Да простит мне сейчас квадраты неизбитой, замысловатой рифмы жаждущий молодняк:
слов игра в модном рэпе сплошь, но ни двойной, ни неравносложной рассказать, увы, невозможно о квадрате “Не тронь меня!”
По бумагам — «квадрат», буквально. Глыба. Куб корабельной стали. Но достроить не успевали. А потом бушевал здесь ад.
Фрицы с неба по нашим лупят. Отвечает им, если грубо, рубка без ходовой: обрубок метров двадцать на пятьдесят.

Сплюньте постмодернизм, ребята. Вы поэты, а не солдаты, вам подай не войну, а баттлы. Рифмы, мальчики, шлак. Херня.
Мы пойдём как минёр — на ощупь — а не геймер, который, морщась, натыкается в World of Warships на страницу «Не тронь меня!»

Братским кладбищем бродит ветер. Дед, что в Крымскую турок встретил, знать не знавший про слово «скрепы», броненосцами бредил ты.
Внук твой, копия Бутакова, взял конструкцию за основу. Бить врага, но теперь другого, и на крыльях — кресты, кресты…

Батарея зениток. Просто сердцевина линкора, остов на приколе. Железный остров. И полметра борта — броня.
Часть ржавеющей цитадели до июня служила целью для торпед или в минном деле, до того рокового дня,
как над бухтой Артиллерийской мины вдруг расплескали брызги. Самый первый удар фашистов, вой сирены — а город спал.
Оборона. Теперь — вторая. Купина горит, не сгорая, и бомбёжкам не видно края: возвращайся же в строй, металл.

Как корабль вы назовёте, так и будет служить. На флоте от Петра повелось: с почётом возрождаются имена.
Две недели на всю работу севастопольскому заводу: стала в списке седьмой по счёту батарея «Не тронь меня!».
Клич её — не угроза в битве, а из Библии. Звук молитвы. Так, воскреснув, сказал Спаситель причитающим: да, не тронь,
не коснись, от Отца до Сына дух пребудет неопалимым, не рыдай мене, Магдалина, ухожу в небеса. «Огоооооооонь!»

Бьётся сердце стальное, бьётся. Раздобыли вам краснофлотцы якорь царского броненосца — всё, что славно, в цехах хранят —
от «Марии-императрицы»: принимай, «квадрат». Пригодится, чтобы в шторм по волне не рыскать, чтоб сражалась «Не тронь меня!».
Пропоют: батарею к бою! По сигналу в поход готовят, и буксир отдаёт швартовы — и к Бельбеку, за бонный строй.
Тут, на точке, на старый якорь в отведённом тебе квадрате встань и стой, не сдаваясь, насмерть, принимая неравный бой.

По люфтваффе летят снаряды, а к подлодкам они ныряют. Дни и ночи одна команда: не жалей для врагов огня!
«Штук» подбитых пылают трупы, смят волной парашютный купол. Огрызается, стиснув зубы, батарея: не трррррррронь меня!
Немцы, что ваш хвалёный «Бисмарк»? Никакой из его зениток ни один самолёт не сбить, и толку, что их у вас полста?
Наших — семь. Да три пулемёта. Но наводим жуть на пилотов. Нас заносят в книгу рекордов: мы — не взятая высота!

Вспоминал штурмовик Ефимов, как ему прикрывали спину: сзади «мессеры», значит, ринусь к батарее, штурвал клоня
от себя. В небе визг и вопль и винтов, и горящих сопел — кровью сплёвывал Севастополь исступлённо: не тронь меня!
С Херсонесским аэродромом до последнего в обороне. А убитых в воде хоронят. Корпус цвета морской волны
потемнеет от близких взрывов. Дым клубами, и море — дыбом. Батарея неуязвима: меткий чёрный квадрат войны.

…Мир настанет. У стенки Минной ждут матросы и командиры. Раздаётся команда: «Смирно! Головные уборы снять!»
Бескозырки в руках, фуражки — в память о канонирах павших. На буксирах, последним маршем, в бухту входит «Не тронь меня!»

Нас обнимут родные ветры. Мы могли бы сказать и рэпом, разумеется. Но об этом — слог чеканя, как нерв звеня —
можно только стальным квадратом. Так мы молимся: брат за брата, внук за деда, чьё имя свято, заклиная — не тронь меня!