Деккер Тамара. Искривление пространства

Деккер Тамара Анатольевна
Московская область

Искривление пространства в духе времени

Россия была до СССР и продолжает существовать после распада Советского Союза, но кое-каких моментов мы все-таки лишились безвозвратно и теперь с тоской вспоминаем бесплатные дачные наделы, медицину, образование, жилье, путевки на курорт и в пионерские лагеря. А еще сильнее ностальгируем по искренним человеческим отношениям, когда можно было не запирать двери или оставлять ключи под ковриком, когда соседи общались друг с другом, как члены большой семьи, а свадьбы и юбилеи отмечали за общим длинным столом, накрываемым не в ресторане, а во дворе.
Двадцатый век выдался бурным и беспокойным для нескольких поколений родившихся в нем и чуть ранее людей, все его отрезки были насыщены событиями и полны потрясений. С некоторых пор мы стали жить лучше и дольше, чем бесим запад, и есть потребность зафиксировать и передать потомкам то, что им никогда не доведется испытать.
Мои сестры по перу в прежних веках частенько скрывали свои истинные лица за мужскими псевдонимами из-за бытовавшего гендерного неравенства. Мне незачем прятать женское начало, хотя бы потому, что половина жизни пройдена, и присущие нам долги «вы-плачены» в долгой дороге по семейным партизанским тропам. Как лицо, ведущее борьбу на территории, находящейся под контролем противостоящих сил, я была вооружена разве что шваброй и полов-ником, зато отлично подкована идеологически.
С чего начинается человеческая жизнь? Ну, разумеется, с рож-дения. Я открыла глаза в роддоме номер один города Краснодара в пять часов утра и увидела через окно восход Венеры, белоснежные стены, потолок и панорамные окна похожего на аквариум родильного зала.
Потом дни полетели чередой один за другим. Из четких картинок, впечатанных в сознание, память воссоздает атмосферу и быт бурного века, давшего миру столько бунтарей, хиппи и утопистов. Моим первым неказенным и неказистым пристанищем стала комната на улице Янковского. Что в ней особенного? Да, в принципе, ничего. Краснодарская коммуналка, отличающаяся от питерских или московских мелким масштабом, да еще тем, что устроена была в доме, а не многоэтажке. Бывший до октябрьской революции особняк игуменьи женского монастыря советская власть разделила по странному принципу на четыре неравных доли, соединенных между собой коридорами, кухнями и верандами общего пользования. Мне было годика четыре, когда в доме понаделали еще больше перегородок, чтобы сделать квартиры отдельными, хотя и без удобств. Но это никого не смущало.
Тот самый капитальный ремонт проводили летом. Жильцы всех четырех квартир отказались от временного расселения. Во дворах такого типа у всех были добротные деревянные сараи, которые легко превращались в место для ночевки. Краснодарское жаркое лето очень даже располагает к такому времяпрепровождению. А потом папины родители забрали меня к себе, и мы каждый день пешком ходили на дачу в поселке Калинина из дедушкиной трехкомнатной квартиры на улице Толбухина. Рано утром мы шли туда, а вечером обратно. Ночевать на даче дедушка соглашался, только если начинался дождь и грунтовые дороги с тропинками превращались в месиво грязи. А чернозем у нас на Кубани жирный!
После «передела собственности» нумерация начиналась со второго номера за счет объединения ордеров на первую и вторую квартиры, а каждая семья отныне имела по две разгороженные комнаты и по отдельной кухне. Только у нас осталась одна большая комната, которую родители условно поделили пополам с помощью двух ши-фоньеров, «смотрящих» в противоположные стороны. Высота потолков там четыре метра семьдесят сантиметров, поэтому на новогодние праздники у нас всегда была живая елка не менее трех, а то и четырех метров ввысь. Вместе с огромной пушистой лесной красавицей в наш дом приходило настоящее волшебство. Стоило мне только прищурить глаза, как стеклянные игрушки оживали и начинали переговариваться нежным звоном, проволочные бабочки взмахивали губчатыми крылышками, из-под нижних еловых лап выглядывал, улыбаясь, румяный ватный Дед Мороз, сверху вниз водопадами струились серебряные струи мишуры, а между каскадами пестрых бус и гирляндами разноцветных электрических свечек порхали блики света.
В те дни, когда я жила не у дедушки с бабушкой, а с родителями, я подолгу оставалась одна. Не подумайте, что это меня смущало или пугало. Ну, только один разок. У взрослых было какое-то собрание во дворе, а мне захотелось попить водички. Естественно, обнаружив пропажу папы и мамы, я ревела так, что могла бы разбудить весь дом. Но на мой плач пришла только одна соседка – баба Шура. Через входную дверь с большими толстыми стеклами она успокоила меня и сказала, что родители скоро вернутся, а мне следует лечь в кровать и закрыть глазки, – и инцидент был исчерпан.
В будние дни папа и мама работали, а я должна была посещать детский сад, если была здорова. Когда я болела, то оставалась дома, чему очень радовалась. Меня навещала соседка из третьей квартиры тетя Оля Музыченко, врач-педиатр нашей районной детской поли-клиники. Ей было ближе зайти из двери в дверь, чем приезжать на вызов с работы. В часы одиночества я мечтала, сооружала дворцы из картона и пластилина на широком подоконнике одного из окон, выходящих из комнаты в кухню, делала кукол-принцесс и принцев из лоскутов и ваты, а зимой из елочного «дождика» и проволочек.
В летнюю пору я очень много времени проводила во дворе с остальными детьми. Нам не разрешали долго гостить друг у друга, поэтому мы гуляли на улице. Мы играли в «лова» и «прятки». Но самым любимым развлечением были «шалаши». В жару родители выносили раскладушки, стулья, табуреты прямо в центр двора и сушили на них перьевые и ватные спальные принадлежности. А мы под шумок, пока одни на работе, другие заняты хозяйством, выносили из дома легкие предметы мебели, покрывала, ажурные накидки с подушек, тазы, кукол и сооружали сложные по архитектуре «халабуды».
Потом была учеба в школе, которая давалась мне весьма легко, и безоблачное пионерское детство постепенно трансформировалось в комсомольскую юность. Самым знаковым событием 1980 года были летние Олимпийские игры, которые проходили в Москве, столице СССР, с 19 июля по 3 августа. Это была первая в истории Олимпиада на территории Восточной Европы, а также первые Олимпийские игры, проведенные в социалистической стране. Но для меня этот год стал памятным еще из-за того, что в середине лета я ощутила настоящую потерю.
Деда Ваня играл в моей жизни особую роль. Он был наставником, большим авторитетом, чем родители, и единственным другом. Самое страшное ругательство, которое можно было услышать от дедушки, – это слово «предатель». Он стойко перенес три инфаркта, а четвертый предательски добил фронтовика в разгар жаркого лета восьмидесятого года. А я тогда уже пару дней была за городом с од-ношкольниками. 
По заведенной традиции всей школой нас отправили в летний лагерь труда и отдыха в совхозе «Краснодарский». В автобусах мы весело пели популярные молодежные песни. Там утром по холодку работали на уборке черешни, днем играли в футбол и волейбол, после тихого часа репетировали праздничное мероприятие к открытию Московской Олимпиады. И вдруг за мной приехали родители. Отец, пряча глаза, сообщил, что моего дедушки не стало. Я отказывалась верить и ехать в город, довела себя до истерики и всю дорогу плакала на заднем сидении машины. А через десять дней еще и Высоцкий умер, которого я любила вслед за папой, – ну, как такое забыть?..
Я продолжала наслаждаться часами одиночества в пустой квартире, много читала и размышляла. Решила во второй раз завести дневник. Первый дневник был организован в тонкой тетради в двенадцатилетнем возрасте по поводу поимки головастиков в озере Карасун и окончен через две недели торжественным выпуском смешных личинок бесхвостой амфибии в реку Кубань. Второй толстый ежедневник продержался в качестве такового не более двух дней и был целесообразно преобразован в «песенник», где, кроме всего прочего, я записывала понравившиеся чужие афоризмы и собственные стихотворные и прозаические наброски.
Все десять лет в школе я была отличницей потому, что в первом классе я по разику получила плохие отметки по арифметике и чистописанию, и оба раза мама отлупила меня моей собственной гимнастической скакалкой, которая так и прилипала к коже на ногах и спине. Дальнейшее прилежание при выпуске было отмечено значком ЦК ВЛКСМ «За отличную учебу» и пятибалльным аттестатом. По настоянию матери-переводчицы я поступала в Кубанский государственный университет на факультет романо-германской филологии и, набрав на два с половиной балла больше проходного, поступила. Началось студенческое время с поездки на сбор огурцов и помидоров в совхозе «Солнечный». Потом учеба на первом курсе, восемнадцатый день рождения, участие в демонстрации на праздник 7 ноября уже не с родителями, не со школой, а в рядах студентов университета. И вдруг умер Леонид Ильич Брежнев. Это советский государственный и партийный деятель, занимавший высшие руководящие должности в СССР в течение 18 лет: с 1964 года и до своей смерти в 1982 году, то есть, на тот момент, на протяжении всей моей жизни. Предчувствуя что-то недоброе, я рыдала прямо в университете, где меня застала эта ужасная новость. И, как принято говорить, предчувствия меня не об-манули.
Я чаще всего обращаюсь мыслями в восьмидесятые, так как это была последняя декада жизни в Советском Союзе. Быт был суровым, потому что водопровод с подачей холодной воды в квартиры появился в семидесятые, горячую воду мы производили на газовой плите в огромной кастрюле под названием «выварка», а вот канализация в старом районе города так и не появилась. Ох и натаскалась я! Зато всегда была стройной, подтянутой и в отличной физической форме.
Но все-таки желание улучшить бытовые условия не покидало меня как молодую маму. И однажды, в начале девяностых, я совершила «предательство», и обменяла свою квартиру на улице Янков-ского на шикарную просторную однушку со всеми удобствами в крайпотребсоюзовской пятиэтажке на улице Ленина. Но именно старый намоленный монахиней дом до сих пор снится мне как родной, отчий, живой. Я чувствую, как он меня защищает, оберегает, не дает в обиду даже сейчас.
Исторические факты – вещь упрямая, история не терпит сослагательного наклонения, не прощает ошибок и не позволяет переписывать события, как бы вам этого ни хотелось. Мой добрый и бесхитростный отец не пережил годы дикого капитализма. Мне же удалось прорваться через «линию фронта» без потерь. Когда я буду писать литературную монографию о пророческой сути фантастики, обязательно включу в анализ целый ряд произведений фантастов и утопистов. А пока веду повествование об одной сюжетной линии – жизни в моей советской стране.
Когда я была ребенком, ссылки на XXI век выглядели и звучали также утопически, как произведения Жюля Верна и Герберта Уэльса. Подсчитывая возраст, в котором я вступлю в новое столетие, я полагала, что буду уже старенькой – аж тридцать шесть лет! Но оказалось, что психологический кризис среднего возраста наступает для каждого в свое время, а у меня такого вообще не произошло. И в пятьдесят я вышла замуж за гражданина капиталистической страны. В Советском Союзе такой брак был бы диковинкой. А в новой стране этим никого не удивишь. Удивление появляется на лицах людей, когда они узнают, что мой муж остался жить в России ради меня, потому что я наотрез отказалась переезжать в Голландию.
Вы спросите почему? Прежде всего, это вызвано глубокой обидой на запад как источник действий, направленных на развал СССР. Если хотите знать мое мнение, то однопартийная система советского общества, безусловно, изжила себя и требовала кардинального реформирования. Были и другие серьезные проблемы, требовавшие неотложного решения. Но зачем же было уничтожать целую страну и лишать народ привычных благ и стремлений? Как филолог, переводчик и предприимчивый человек, я достаточно много путешествовала по Европе в девяностые годы прошлого столетия. И знаете, какой вывод я сделала для себя? Все их «ценности» не стоят даже одной канцелярской кнопки, которыми я пришпиливала плакаты музыкантов на заднюю стенку шифоньера в моей первой отдельной квартире с одной большой комнатой, выходящей двумя окнами на бывшую веранду, переделанную в кухню. Шикарные автомобили не заменят трехколесного велосипедика, на котором моя первая дочка каталась по длинному коридору с зеленым линолеумом на полу. А их пресловутая толерантность не имеет ничего общего с настоящей терпимостью, любовью и дружбой.
Мой дедушка не верил в бога, а верил в светлое будущее народа, освободившегося от угнетения. Моя бабушка тихонько ходила в церковь вместе со своей младшей дочерью Валентиной, инвалидом детства. В трехлетнем возрасте, во время Великой Отечественной войны, Валя переболела менингитом, и ее развитие остановилось. Это называется слабоумием вследствие органического поражения головного мозга. Они вдвоем находили умиротворение, стоя под куполами, никому не мешая. Религия у нас не была под запретом, ее просто не смешивали с политикой и общественной жизнью. Но в начале нового тысячелетия я диву давалась: откуда в моей атеистической стране взялось столько рьяно и агрессивно настроенных «верующих»? Они что, в одночасье вылупились из яиц, отложенных сто лет назад религиозными динозаврами? И сразу стали принимать меры, чтобы лишить людей критического мышления и вообще способности мыслить?
Однако ответ на этот вопрос очевиден: легче управлять теми, кто верит и не задает вопросов, а не теми, кто думает и ищет ответы. Народ, едва научившись изъявлять свою волю, чтобы управлять республикой, вдруг потянулся к западной демократии. Одного поколе-ния оказалось достаточно, чтобы радикально изменить взгляды целой ранее успешной и самодостаточной нации. Я привыкла высказывать собственное мнение, потому что меня так учили, когда я еще сидела за деревянной партой со скамьей на двоих. Жизнь в моей стране теперь идет по другому маршруту и в другом темпе. Мы променяли широкие проспекты и бесплатные магистрали на червоточины коммерческих туннелей, где правы те бедные духом богачи, кто движется по встречной полосе, разгоняя или сметая на своем пути богатых только духом бедняков.
Помните анекдот советской эпохи про то, что мы на пути к коммунизму, а в дороге нас кормить не обещали? Это гипербола, преувеличение, потому что нас и кормили, и поили, и лечили, и жилье предоставляли, и все это мы делали сами для себя, либо родители для детей. Да, приходилось постоять в очереди, скажем, на бесплатное жилье. Но, позвольте, в наши дни дольщики различных застройщиков тоже годами ждут квартир, только теперь уже за свои кровные миллионы. К этому стремились выпускники лучших в мире школ, вузов и всей системы образования? Мы все проходим путь от рождения до смерти, и каждый выбирает его искривления, повороты, взлеты и падения самостоятельно. Главная задача на этом пути не растерять совесть и память. Вот и решила я написать о том, что есть такая страна, где традиционная семья в чести, люди умеют любить и дружить, хорошее образование ценится не по сумме внесенных родителями платежей, а по объему полученных знаний, а природа любит нас, потому что мы ее бережем.
Как это уже случалось, может измениться политический курс или экономическая формация, название федерального государства или его состав; на более длительном отрезке времени может даже измениться климат или геологическая ситуация, но Родина остается нашим единственным и надежным домом, и нам его надо хранить и защищать.