Окно

Как часто я представляла себе: вот ты подходишь к окну и лицо твоё отражается в стекле, накладываясь на такой же эфемерный пейзаж, и наши взгляды – где? - встречаются…
Окна – ты знаешь – смотрят не вовне, а вовнутрь.
Не вставая из-за стола, поворачиваю голову к подоконнику. Свет проходит сквозь слепки времени, вещи, любимые мной и кем-то ещё, сохраняющим их, - к кому они обращены, стеклянные колокольчики, отдавшие мне свои языки?
Соприсутствие стянуто складками столы бронзовой немки на красном мраморе, а их шестнадцатые и тридцать вторые, которых в контражуре не слышно – её взглядом в сухой колодец чернил. Идеальное надгробие! Она единственная темна и так очеловечена.
Кого встречали её бронзовые глаза в лейпцигской лавке, под отзвуки канонады первой мировой? – вопрос в большей мере о наших с тобой снах, подсмотренных у любимых австрийцев.
Эти складки заполнили всю комнату. Лучший памятник письменной речи: смотри на бронзовый силуэт, похожий на «ю» без сквозного просвета, или лежачее «я» – и вспоминай о том, что не оставило след на бумаге, но соприсутствует. Ведь память – извлечённое из сквозняков прошлого укрытие, дорожный хламис, истрёпанный на перекрёстках встреч. Изменчивое безмолвие, живущее утратой тысяч других возможностей. Вопросы без ответов.

За спиной у задумчивой Мнемозины рассказывает о небывшем калатея – вот сила имени! – переплеском средиземноморских волн. Из-за листьев в красных прожилках бессонницы в нежный женский затылок глядит глиняный зверь. Слепленный и раскрашенный детскими пальцами моего старшего, он втянут в её бронзовое молчанье, как в молодости мой дед, которого я не застала в живых, говорят, он и привёз её сюда.
Поворот винта на двадцать пять – и вот моя мать смотрит на эти линии под приближающийся вой воздушных налётов в сорок первом, в темноте их не видно. Потом коммуналка в доме-многоквартирнике на Серпуховке, где звенело её девическое молчанье, заусеница на босом мизинце Клио, погибла под бомбами.
Чернильницу сберегли вместе с полдюжиной книг. Среди них – первый том «Дон-Кихота» дореволюционного издания, золотые буквы на чёрном кожаном корешке. Как же меня бередили не столько многочисленные искусные иллюстрации, сколько пустые поля, окружавшие текст, немыслимо широкие! После переплётной мастерской этому расточительству был положен конец, поля исчезли. Ампутированную книгу я больше не открывала.

Я дописываю фразу и перевожу взгляд с монитора в окно: оттуда предвесеннее звонкое небо, посвисты синь-синь-синь, граффити зыбких теней – и встречаюсь взглядом с названными и неназванными.


Некоторые пояснения.

Стола – женская одежда (род платья с множеством складок, напоминающих плиссе) в античном Риме (греческого происхождения).
Хламис – дорожный плащ у древних греков.