Гоголь и Рим
По бумаге летит рука.
Худощавый хозяин беспечен:
Крошки хлеба не ел с утра.
Ему мнится: поместье, вечер,
Тарантас спит у тихих ворот.
В зале спорят, горячие речи
Про живой и умерший народ.
Пахнет сеном и тёплым овином,
Жёлтым светом играет окно.
В доме двое — торгуются, видно,
Пишут что-то: бумагу, письмо?
Снова путь. Мчится дальше и дальше
Прохиндеевский русский сын!
А в России всё краше и краше
Лето красное дивных равнин.
Вдруг от ветра ударила ставня,
И хозяин на миг застыл,
С ним в строке замер русский Ваня
И коней поубавил пыл.
Чей-то смех, звуки дальней кареты,
У синьоры напротив — крик.
В этом городе вечное лето,
Беззаботен Италии лик!
Снова поле. И мчится тройка!
Мимо всё: и леса, и луга —
И ямщик по-крестьянски стойко
Держит время и удила.
И куда мчится? Нету ответа.
Далей много — дорога одна.
Это Чичикова карета
По России себя несла
Мимо вёсен и зим морозных,
Мимо сёл, городов больших,
Мимо бойких и осторожных,
И на всех ей хватало сил.
Мёртвых душ породила немало,
А живых не брала с собой.
Не поэма, а русская драма
С неизбывной душевной тоской...
Вечный город. Погашены свечи.
Рим усталый бредёт домой,
А в России опять беспечно
Гонят тройку не той тропой...
Свидетельство о публикации №120021605687