А дверь подъезда, как тевтонская труба

А дверь подъезда, как тевтонская труба,
В пружинах нот , в кулисах страхов шёрохи.
Конечная действительность груба
На взгляд, на вкус и осязательный процесс руки.

И нет герольдовых фанфар, приветствий райских труб
И светлый морок исполняющихся мечт,
То вял, то вдруг аляповато-груб,
Как золочёный пластиковый меч.

Безвкусною соломой колет губы нам.
Но мы пихаем в горло, как обычно,
Когда-то вожделенный и прекрасный хлам,
В такой оборотившийся привычно.

Привычка вычитает ранее, чем смерть
Из нас способность думать и трудиться
И диназавром позабытым тлерь,
Нам кажется безмозглая девица.

Привычно раздувается творец
Вот вот подымет к небу глас свой вещий,
Но в преждевременном старении птенец
Беспомощной привычкою трепещет.

В его речах, на плоскости картин
Спокойно, скучно, сухо и не слышно
Везувия из чувств и карантин
Ему. Он в жизни творческой, как упаковка, лишний.

А если кожу трещина прорвёт,
Валькири орут и воют в трубы.
И страх и удивление в полёт
На труд и в бой его выталкивают грубо.

Разверзнется, переполняясь грудь.
Зияющая пропасть бытия
Зовёт нырнуть, но ниточкою путь
Пульсируя протянет жизнь твоя.

И ты ступаешь. Гнётся волос-мост
И наплевать, что далеко до рая.
На всё плевать сквозь тесто губ,
Сквозь битый нос течёт дыханье мира удивляя!