Лампочка ильича

      Настя Петрова встала чуть свет, подоила корову, наколола мелких дров, затопила русскую печь. Всё это она делала сноровисто и осторожно, чтобы не разбудить спавших на полатях трехлетнюю дочь Галинку и ее бабушку Фелицату Дмитриевну. Настя всегда удивлялась необычному имени своей матери. Однажды она спросила:
      - Мама, скажи, почему тебя так назвали?
      - Дак, вишь ли, папаня мой, а, стало быть, твой дед, был человек начитанный, гимназию кончал. Хотел, чтобы я жила и горя не знала. Вот и назвал меня словом латинским – Фелицата. По-русски значит «Счастливая». Не знаю, помогло ли мне в жизни мое имя, но так скажу: бывало по-всякому…
       Принеся из колодца два ведра воды, Настя занялась стряпней. На весь день надо наварить и испечь. Одной справляться приходится. Муж-то Петр Иванович работает стармехом на пароходе-колёснике «Гоголь». Пароход бороздит воды Северной Двины от Котласа до Архангельска, и пока идет навигация, Петрушу можно не ждать. Хорошо еще, что прошлой зимой он провел «лепестричество» в дом, как сказала маманя. Под потолком повесил лампочку. Теперь вечером стало светлее, и можно рукодельничать, не боясь потерять глаза…
      По крыше зашуршало. Настя посмотрела в окно. Мелкий осенний дождик сеял тоску в людские души. «Опять на весь день», – сокрушенно подумала Настя, переворачивая на противне горячие щаньги, чтобы не подгорели. Вдруг раздался стук в дверь на крыльце. «Кого еще леший принес в экую непогодь», – мысленно выругалась Настя и пошла открывать.
      - Кто там? – недовольно спросила она.
      - Это я, Федор, – сквозь шум дождя послышался знакомый хриплый голос.
      Настя открыла дверь и впустила коренастого мужика с некрасивым лицом и ногами кавалериста. Его черные волосы уже тронула седина. С длинного зеленого дождевика, накинутого поверх потертого пиджака, капала вода. На сапоги налипла грязь. И только по голосу Настя узнала в нежданном госте дальнего родственника мужа Федора Прибыткова, живущего в деревне Черная Грязь. Последний раз она видела Федора на крестинах Галинки. Тогда он показался человеком разумным и порядочным.
      Сбросив в сенях мокрый дождевик и грязные сапоги, Федор прошел в горницу, сел на лавку у двери и сложил большие мозолистые руки на коленях. Ноги в серых шерстяных носках спрятал под лавку. Настя, продолжая хлопотать по хозяйству, обратилась к гостю:
      - Ну, Федор Трофимыч, сказывай. Чего понесло тебя в экую слякоть в Шенкурск?
      - Дак ить, Настасья, мочи нет, как хочется побаить с Петром Иванычем. Он всё же поумней меня. Может, что и присоветует.
     - Петр Иваныч появится недели через три, когда Двина встанет, – сообщила Настя. – А что за спешка?
      - Хочу в Архангельск податься. Нет сил, видеть, что кругом творится. ТОЗ на ладан дышит. Мужики разбегаются по своим углам, будто крысы.
      - А что бают про колхозы?
      - Разное, – с неохотой ответил Федор. – Одни – хорошо, другие – плохо. Наши пока выжидают…
      И тут с полатей подала голос бабушка Фелицата:
      - Б…дская советская власть! Справных мужиков – к ногтю, а голодранцам и лодырям – почет!
      - Мама! – закричала Настя. – Перестань хаить власть!
      - А ты, Настька, мне рот-то не затыкай! Вот попомни мои слова, – по миру пойдете с вашими колхозами! – Фелицата села, свесив ноги с полатей, и принялась чесать голову частым гребнем, вся кипя от возмущения.
      - Тихо, бабы! – возвысил голос Федор и уже обычным тоном спросил: – Скажи-ка ты мне лучше, Настасья, что у вас на потолке висит? Гляжу, гляжу, а понять не могу.
      - Это – электрическая лампочка, шестьдесят свечей заменяет, – объяснила Настя и продолжила: – Вечеряем не в потемках, а при свете, будто днем. И шить-кроить сподручно.
      - Вон оно как! – восхищенно проговорил Федор. – До чего дошла наука!
      - Хватит лясы точить! Шаньги поспели! – объявила Настя.
      Федор ел да нахваливал Настину стряпню. Галинка и Фелицата согласно кивали головами, смакуя аппетитную похлёбку. Когда все наелись, гость спросил:
      - Хозяйка, можно мне пожить у тебя, пока Петр Иваныч не объявится? Уж очень хочется его повидать.
      - Конечно, оставайся! Мужик в дом завсегда нужон.
      - И Мишка Конечный меньше стращать будет гепеу, – вставила слово Фелицата.
     - Я Мишки не боюсь. – Настя усмехнулась. – Я про него такое знаю…
     - Какой толк от знанья твоего, – махнула рукой Фелицата. – Конечный ужом завсегда вывернется. И что Марья, сестра твоя старшая, в нем нашла…
      Федору надоели бабьи разговоры. Он вышел в сени, натянул сапоги. Дождевик немного просох. От него пахло сырой прелью опавшей листвы. Федор накинул на плечи дождевик и пошел осматривать хозяйство Петра Иваныча…
     В трудах и заботах день пролетел, – оглянуться не успели. Сели ужинать. Ярко светила лампочка, и Федор по-детски дивился рукотворному чуду. Он измучил Настю расспросами об электричестве, но она не могла объяснить Федору это чудо. Ей самой в диковинку было всё новое, что творилось кругом…
     Постелив гостю в горнице, Настя пошла, проверить корову и пополнить ее кормушку.
      Федор разделся, лег, но сон не шел. Мешала лампочка. Она незакатным солнцем сияла над головой. Чертыхаясь, Федор, как был босиком и в кальсонах, залез на табурет и принялся дуть на лампочку. За этим занятием и застала его Настя. Спросила удивленно:
      - Ты что это, Федор Трофимыч, делаешь-то?
      - Дак вот, Настасьюшка, хочу потушить ее, треклятую, а она всё не тухнет да не тухнет. Уж я дую, дую… – Федор чуть не плакал от бессилия.
      Сразу поняв, в чем дело, Настя успокоила гостя:
     - Ложись спать, Федор Трофимыч, она сама погаснет.
     И правда, ровно в полночь лампочка поморгала и погасла. Наступил мрак.
     Прошло три недели. Федор давно привык к свету, льющемуся с потолка. И когда свиделся с Петром Иванычем, рассказал ему, смеясь, как дул на «солнце».
     Так родилась семейная легенда.

Июль 2018 г.