Жертва репрессий

      Дождливым августовским утром 1937 года к зданию дирекции шенкурского элеватора подкатила черная «эмка». Из нее выскочили три человека в серых плащах и кирзовых сапогах. Показав охраннику «корочки» сотрудников НКВД, они протопали на второй этаж, где находился кабинет директора.
      - Гражданин Долгобородов?! – громко спросил старший группы, без стука распахнув дощатую дверь, оббитую дерматином.
      - Да, я. А в чем, собственно, дело? – Из-за стола поднялся широкоплечий плотный мужчина лет сорока пяти с живым острым взглядом больших карих глаз.
      - Вы арестованы! Руки на стол! – жестко потребовал тот же голос. Пришлось подчиниться. Щелкнули наручники.
      - За что?! Предъявите ордер!
      - Ордер тебе, сука!! А это не хочешь?! – Удар пришелся по левому глазу. В голове помутилось. Долгобородов зашатался, но его подхватили, вывели на ватных ногах под моросящий дождь, втолкнули в машину, и она скрылась за поворотом.
      Всё это – вернее, окончание операции задержания «опасного преступника» – видела проходящая мимо Марья Конечная. Понесло ее в непогодь в райпо за спичками. Но увидев дядю Володю под конвоем и в наручниках, сразу позабыла Марья и про спички, и про всё на свете. Кинулась к сестре Насте Петровой. Та сразу пустила незваную гостью в дом, боясь, как бы соседи не услащали громкий стук в дверь и крики.
      Марья, не раздеваясь, прошла в горницу, села у порога и запричитала:
      - Ой-ёй-ёй! Забрали-и нашего дядюшку Володюшку-у! Не увидим больше его никогда-а!
     - Перестань причитать! – прикрикнула на сестру Настя. – Говори толком!
     Марья затихла, тяжело вздохнула и поведала сестре всё, что видела.
     - За что? – еле слышно простонала Настя, без сил опускаясь на табурет.
     - А ты помнишь, как горело зерно на элеваторе? Тогда арестовали сторожей, и дело заглохло. Наверное, сейчас кто-то «настучал»…
      - Уж не твой ли Мишка «телегу» накатал?
      - Что ты, что ты! Окстись, Настя! Мой Мишка такого не мог сотворить.
      - С него станется, – задумчиво проговорила Настя…
      Прошло полгода. О дяде Володе не слуху, не духу. Настя вся извилась, думая-гадая, жив ли, здоров ли. Отчаянье сменялось надеждой и наоборот. И вот, метельным февральским вечером в окно постучали. Глянула Настя, и сердце её гулко заколотилось. Под окном стояла мужская фигура. Набросив на плечи теплую кацавейку, Настя выбежала в сени, открыла дверь. Перед ней стоял седой старик. Ей показалось, что где-то она его видала. Эти большие карие глаза, их открытый взгляд…
      - Кто вы? – спросила Настя с ёкающим сердцем. – Неужто…
      - Да, Настенька, это я, твой дядя Володя…
      Обливаясь слезами радости, Настя обняла любимого дядю, прижала к себе и почувствовала сквозь старенькое поношенное пальтецо, как исхудал он – одни кожа да кости. Это был живой скелет. Душа Насти отозвалась острой болью.
      Спохватившись, что держит дядю на холоде, Настя завела его в дом, усадила за стол. Хотя от печки шел жар, Владимир Никанорович не захотел раздеться, сказав, что промерз до костей.
      Настя быстро собрала поесть. Дядя ел медленно, не оставляя крошек.
      - Что они с тобой сделали, ироды!! – воскликнула Настя сквозь слезы.
      - Ой, не спрашивай меня, Настенька! Врагу лютому не пожелаю того, что я пережил. Но не могу говорить про это: дал подписку о неразглашении.
      - Ничего, дядя Володя, мы еще поживем, – ласково проговорила Настя, поглаживая руку родного человека. – Отпою тебя молоком, откормлю огородом…
      Через три месяца Владимир Никанорович Долгобородов умер.

Август 2018 г.