Декабристка

      Послевоенная разруха и нехватка рабочих рук в деревне, а также неурожай 1946 года – вот те объективные причины, которые привели к голоду в СССР. Он охватил центральную часть России, Украину, Молдавию и Казахстан. Были и субъективные причины голода. Советская власть не хотела раздавать голодающим стратегические запасы зерна, предназначенные для другого важного дела – обмена на валюту. Этой валютой государство расплачивалось за поставки из-за рубежа станков и оборудования для восстановления промышленности. Кроме того, делались запасы на случай будущей войны. И снова власти жертвовали народом во имя процветания государства. И недаром  Сталин отказался от плана Маршалла, по которому США обещали безвозмездную помощь Советскому Союзу. Он понимал, что стоит только принять эту помощь, как тут же окажешься в зависимости от дяди Сэма. Мы, дескать, люди гордые: умирать будем, а не пойдем в кабалу. Но как, спрашивается, власти решали проблему голода? Да очень просто – старым испытанным методом продразверздки. То есть насильно изымали хлеб у крестьян в районах, не затронутых голодом. А это Южная Сибирь. Но почему крестьяне не хотели сдавать хлеб государству? Да потому, что государство снизило закупочные цены, и крестьянину было просто не выгодно продавать излишки зерна. Итак, история повторяется…   
      Вот в такой обстановке в феврале 1947 года автобатальон, в котором служил мой отец, послали в Клундинскую степь реквизировать у крестьян излишки хлеба. Дислоцировался батальон в Рубцовске. По прибытию туда, отец понял, что такое зимняя степь.  Сильные ветра и крепкие морозы, а самое главное – бураны, когда не видно ни зги. И так заносит снегом машину, что потом приходится откапывать её из-под огромных завалов.
      На задание двигались колонной по три грузовика, впереди шел танк, расчищая дорогу, и в случае заноса в качестве буксира. В кабине каждой машины – по два человека: один ведет, другой отдыхает. Расстояние между деревнями – несколько десятков, а то и сотен километров. Вот тогда отец научился спать сидя. Кругом степь, смотреть не на что, и сон сам собой приходит. Через два часа напарник толкает в бок: просыпайся, мол, твоя очередь вести машину. А приезжаешь в деревню, – начинается тягомотина с выколачиванием хлеба. Крепкий мужик-сибиряк божится, что хлеба нету.  Приходится обыскивать амбары, лезть в ямы и доставать утаенные  мешки с зерном. Плачь, ругань, угрозы сопровождают это действо. А ничего  не попишешь: приказ есть приказ. Тогда отец много наслушался и про советскую власть, и про Сталина…
      А в Москве его ждет беременная жена, получающая хлеб по карточке иждивенца. Люба рвалась к мужу, боясь, что сибирячки, девки боевые, охомутают её Димочку. Любины сестры Нина и Маша отговаривали  новоявленную декабристку от этого шага.
      - Куда ты собралась в такую глушь, да еще на сносях? Там же адский холод, простудишься, заболеешь, не дай бог, помрешь…
      - Нет, девочки, я всё-таки поеду. Пусть я умру, но близко от него.
      - А ты подумала о нас, о Диме, наконец? Он тебя любит.
      - Любит, говорите? – Люба вскинулась, как ужаленная. – Да его любая сибирячка окрутит!
      - Ты что такое несешь! – возмущались сестры. – Совсем спятила!
      - Да! Спятишь тут… Всё равно поеду!
      - Хоть подожди до родов. Родишь, – тогда езжай, куда хочешь...
      - Ладно, уговорили…
      А в это время отец ехал на очередное задание. Он думал о том, что раньше продотрядовцы двигались на подводах, запряженных лошадьми. Н-да, техника ушла вперед, а люди…
      - Буран идет! – вывел из задумчивости резкий голос напарника Петра Скачкова.
      Отец тревожно вгляделся в надвигающуюся на них черную тучу. Танк уехал далеко за линию горизонта. Не успеет на выручку…
      Ветер налетел на колонну грузовиков с остервенением, как стая голодных волков. Снежные заряды мигом залепили окна кабин всех трех машин. Стало темно. Рация не работала: как назло, села батарея питания. Надо переждать непогоду.
      Буран бушевал трое суток. Потом наступила мертвая тишина. Люди, засыпанные снегом, спали в кабинах, ожидая подмоги. И она пришла. С рокотом танковых моторов – сразу два танка подогнали – и звоном лопат, крошащих промерзший снег.
      Несмотря на трудности при несении службы, отец часто думал о Любе и её беременности. Но не мог представить себе, на что решится жена. Его не было рядом, а она девка отчаянная. Такие, бывает «художества» выкидывала, хоть стой, хоть падай. И на этот раз он не ошибся, его ждал сюрприз.
      В начале июля, не выдержав разлуки с мужем, Люба поехала в Сибирь. Была она на девятом месяце. Поэтому отец не на шутку перепугался, получив от жены телеграмму. Он еще больше встревожился, когда дежурный по штабу позвал его к телефону. Звонили со станции Кулунда. Сообщили, что Любу ссадили с поезда из-за сильных схваток. Сейчас она лежит в станционной больнице. Отец помчался туда, но Люба не подпустила к себе будущего папашу.
     - Я некрасивая. Подожди за дверью, пока всё кончится, – сказала она с раздражением.
      Пришлось всю ночь сидеть на крыльце. А утром, причесанная и умытая, Люба позвала своего Димочку.
      - Вот, полюбуйся на своего отпрыска.
      Отец посмотрел и улыбнулся.
      - Спасибо, Любаша.
      - Спасибом не отделаешься. Я ехала в такую даль, потому, что соскучилась по тебе, милый мой.
      И пока отец выполнял свою работу, она жила с ребенком в общежитии для офицеров.
      Через три месяца они вернулись в Москву. Этот необдуманный шаг Любы стал поводом для шуток родных. Они часто сына Геннадия:
      - Москвич, ты, где родился?
      - Как это где? – отвечал смущенный парень. – В Москве!
      - А вот и нет. Посмотри в метрики.

       Март 2018года.