я пою моё самомнение

чертополох, его колючий дух

P. S. Самое большое наше заблуждение в том, что у нас ещё много времени…








Любовь моя, пришедшая во кровь
И плоть из духа, словно бы старуха,
Что вспоминает прелести свои!
Когда-то бывшие в моей любви,

Но лишь зеркально: Высь там вертикальна!
А здесь как плод гниющий, вопиющий,
Что мир не должен столь изнемогать,
Прекрасное собою разлагать.

Поскольку вся любовь жива в любви,
А в мертвечине вся любовь мертва,
Я слышу настоящие слова,
Незыблемые вижу величины.

Но сам к ним отношусь едва-едва.
Казалось, я свечою погашусь,
Для извести негашеной сгожусь,
В которой черепа как острова.

Я знаю, что любовь моя слепа.

Дыханием лишь вечность осязает.
Душою твои губы лобызает.
























Глубинное понимание слов весь этот мир погубит.
Влюблённый сам виноват, что любит.
Учитель сам виноват, что учит.
А мёртвый сам виноват, что умер.

Вот таков буридановых снов виноград.

Гроздь миропорядка по ягоде обрывая,
Становлюсь я душа живая.
А что начинал всё не с боли, а с воли,
Так и в том никакой загадки.

Целый град на холме распределяю по малой доле.

И вот уже блюдо готово: Золотой виноград в вине!
Ведь такие ворота в вину опьянят вдвойне.
Все основы напрочь снесут из вины на суд,
Чтоб на труд стал умишком слаб.

Чтоб не стал свободен от пут, ибо я винограда раб,

Чтоб работать мне лишь за мою вину.
Ведь не столь благороден, чтоб выбраться на целину,
Сиять городом на холме.
Огород вскорплю в глубине.

А потом из оград ада разнесу рассаду для каждого сада.









p. s. Если ты находишь, что в тебе нет любви, а желаешь иметь ее, то делай дела любви, хотя сначала без любви. Господь увидит твое желание и старание и вложит в сердце твое любовь.

                прп. Амвросий Оптинский









_________________„Когда застрелился Володя, это умер Володя. Когда погиб Примаков [второй муж Лили, расстрелян по Делу Тухачевского] - это умер он. Но когда умер Ося - это умерла я!“

____________________________________________Лилия Юрьевна Брик


Прости себя!
И не пусти себя
В страну любви, где будешь жить, любя
Прекрасного себя в стране прощения.

Когда бы стал такое воплощение
Прекрасное себя, то тоже бы простил,
Что и тебя я не любил, как ты не любишь.
Что можно жизнь прожить и не любить.

Чтоб полностью, а не частями Света.
Частями тела, кои речка Лета
Скрепит водою мёртвой! А живой
Совсем не оживит, но лишь отчасти.

Ты жаждешь счастия? И вот я говорю
С тобой о счастии, что полностью люблю.
Что выступлю за плоскости житья.
Кто эту ложь сказал? Прости, совсем не я.































Самомнение моё, благовоние.
Умащаю я себя Патагонией!
Жуляверновой такой, благородной.
Если буду побеждать, то свободно.

А дано мне проиграть, то достойно.

И от в небе журавля сгинут войны.
И от в нёбе голосов пойдут волны
Часовых тех поясов - не покойно,
А воскресно! Не земно, но небесно.

То есть глобус я верчу интересно.

И никто не разглядит скрупулёзность.
В каждой смертушке моей мою звёздность.
Завитушку тех волос Вероники.
Как парик я их принёс Эвридике.

Оттого и не пошла, аки Лазарь.

Умащаю я себя тем рассказом,
Что её я лицезрел живым глазом.















P. S. Если нам под силу, будем говорить храбро, если нет, то хоть откровенно.

                Луций Анней Сенека









Колыбельная моя, снегопадная!
Малахитовой резьбы виноградная
Гроздь миров в руке у грека Диониса.
Но чтоб дважды не войти в одну реку,

Пристыдить её до дна не готов.

Колыбельная моя, первопутная!
Сам тот грек из беломрамора трудного.
А миры те ещё зелены.
А чтоб лишние миры с белизны

Обобрать, оставляю лишь личное.

Колыбельную мою мне орать!
Словно лемехом ту пашню орать.
Но пройдутся топоры безграничные,
Чтоб поленницею скласть те миры,

Чтоб в бессоннице мне было не всласть.

Но трудна и голодна словно звонница
Тишина, негде снегу упасть.
























Високосная жизнь, подоткосная.
Заливные луга и стога,
Как слова на воде: Быть беде!
Но лишь изредка, раз или два - посреди, в високосную среде.

В остальную же карму недели - везде.
Так я уток дерзаю кормить островами
Из страны лилипутов - моими словами,
Что на деле как хлебная крошка.

Острова и слова собираю в лукошко
И как душу на теле несу их потом на корму -
Но не всей брошу кармой! А по одному
То разумное-доброе сею.

А потом у виска високосная жизнь
Соберётся в века,
Пусть отныне не столь высока -
Чтоб доступной остаться! А беде - чтоб настичь.

Острова на воде как крылатая дичь.

Високосная жизнь, подоткосная.
Эта пропасть совсем не курьёзная -
Этажерка нужна братьев Райт!
Даже в рай невозможно без жертвы.


























Даже в рай невозможно без жертвы.
Даже в ад не войти без наград.
Я желаю моих богоданных.
Я жалею моих ненаглядных.

Никому не вернуться назад,
Чтобы дважды войти в одну реку!
Чтобы дважды побыть человеком,
А не ангелом или лукавым.

Человеком рождаюсь по праву.
А потом я лишаюсь всех прав
В тот же миг, когда я окажусь
Сам с собой невозвратно лукав.

А потом в миг второй возгоржусь,
Проявляя свою милость к падшим.
Я в себе не дождусь человека умнее и старше.
Я один сам в себе нахожусь.
































Душа приходила во плоть,
Как камень её расколоть

На женскую или мужскую!
И соединить поцелуем.

А то, что иудов он вышел,
Так тем удивительней чудо,

Что мне из взаимных измен
Явилось волше'бство колен.

И голени росчерк, и почерк
Слияния, прочее - прочерк.

Меж двух происходят сияние
И воздух дыхания, дух -

Такое хрустальное чудо! -
Прокрустовой ложью Иуды.











p. s. Люди обыкновенно не столько наслаждаются тем, что им дано, сколько горюют о том, чего им не дано.

                Виссарион Белинский















Так ведь в пятки душа ушла,
Чтобы жил и в них без оглядки!
Чтоб бежал по трущобам жил
И лишь в них спасался от гроба.

А не где-то иже еси.
И тем более на небеси.

Я сейчас аки ёж в росе,
И на каждой иголке жемчуг.
А на чёртовом колесе
Вижу я, как катают женщин.

Голоса их как нота си.
Но немота на небеси.

А что в пятки душа ушла,
Так ведь там два крыла Гермеса!
Словно бы из угла крысу,
Я порою так тешу беса.

Чтобы пятки сверкали выше,
Раз душа во главе угла.


























Умаляюсь, становлюсь не вселенной.
Не геенной даже, то есть нетленной,
Но страдающей точкой возврата.
Куда я заведён той палатой

От ума и сумы. То есть мы
Признаём, что единожды будем.
Не вопросом, что всё ещё люди.
Но ответом, что люди всегда.

А другому не быть никогда.
Когда есть человечьи стада,
И никто не уходит из дома,
Чтоб остричь с себя шерсть словно весть,

Что мы боги. Я стану итогом
Умаления, стану ничто.
Я снимаю мир как пальто,
И нагое придёт изумление.




























_______________ когда почти всё сказано

Что душа во главу угла,
Так и крыл она не дала!
Так и мышц она не дала,
Чтоб я душу мою носил,

Как любовь её предлагал.

И любой её отвергал,
Говорил: У него своя!
Или же у неё своя.
И душа притихла как мышь,

Когда надо волной меж скал.

Когда надо виной меж вин.
Когда надо ценой меж цен.
Я сияние твоих колен
И слияние с тобой как тлен

Ощутил, тогда и погиб.

Тороплив и туп словно гриб
Хиросимский, что всё сметал.
Но любовь воскресила труп.
Как всё было, никто не знал.

Ведь о чуде я не сказал.












P. S. Россия - ледяная пустыня, по которой бродит лихой человек.

                Константин Петрович Победоносцев,
 обер-прокурор Святейшего синода







Кабы в Зимнем я дворце проживал
Аполлоном или там Рафаэлем,
То лихие бы плоды пожинал,
Защищённый от зимней метели!

Никогда бы не нуждался в постели,
А пастель и масло, и мрамор
Поместили бы меня на века!
И чтоб мимо человеков река.

Чтобы вёлся обо мне разговор,
Что не так уж в том бессмертии плохо.
Но поодаль с каких-то там пор
Из дворцов умалившись до нор,

Проживаю я чертополохом!

Обезвоженным словно зарница.
Обездвиженным словно синица.
Столь насущным, чтобы губы порвать,
Если кто-то захочет сжевать

Тот колодезный журавль в небесах!
Озирайтесь на всех парусах.
Озаряйтесь совсем без воды
Или хлеба и станьте труды,

А не трупы в пастели и масле!
Пусть мои очертания скупы.
Но крепки мои выдох и вдох.
И не чёрт я, а чертополох.



















Чертополох, его колючий дух.
Ему подобен тополиный пух,
Немыслимый на выдохе и вдохе.
Такие виды я имел в виду,

Когда пошёл дудеть в свою дуду.

Когда свой дух метал словно горох
О стену человечьего вранья.
Ведь не свинья же первая стена.
Ведь первая стена всегда был я.

А кто вторые стены, всё едино.

Вы скажете, что мир пошёл войной?
Но странною была эта война!
Мир просто отвернулся и ушёл.
Не плохо это и не хорошо,

Но данность эверестовой вершины.

Когда любые здесь движения ложь.
В пучину лишь, а выше не пойдёшь.




























А в чём трагедия, когда комедия
Закончится не гибелью паяца?
Но лишь желанием детально разобраться,
Насколько тот паяц не развлекал,

А был лишь долькой яблока адамова.

Насколько был пленителен душе.
А после, оказавшись в неглиже,
Представился всё более сомнительным
И в содержании того, чем славился,

И оказавшись не горою Храмовой.

Что ж, и у нор достоинство своё!
Но ты не исчисляй себя как воинство
Небесное, когда всего лишь бес!
И просто ублажаешь интерес

И собственный, и зрительную власть.

Я просто называю всё по имени.
Я не хочу в суждения упасть.







p. s. Надо уметь жить и пользоваться жизнью, опираясь на то, что есть в данный момент, а не обижаясь на то, чего нет. Ведь времени, потерянного на недовольство, никто и ничто не вернёт.

Священник Флоренский
Павел Александрович (1882-1937)














Не беги впереди Бога.
Вместе с Богом сам упади,

Поднимись и отправься ввысь.
Упади и отправься в ад.

Вместе с Богом приди назад
На крыле Его, на земле.

Не беги впереди Бога.
Ухвати за уши дорогу

И на холке её скачи.
У меня есть одни ключи

От всего! И от них ручьи.
И от них мои речи Вести.

И от них мои сроки вечности.
В них истоки бесстрашной личности.






























Я виноват и сам я виноград.
Застывшего вина небесный град,
Где города с ладонь. И разобьётся,
На землю пав, губная та гармонь.

Не только я в гармонии не прав,
Когда из гастрономии приправ
Решил не чьи-то вкусы забавлять,
А целостный рассудок направлять

В безжалостные дебри окоёма.
Известны стали истины земли.
Но быть мне перестали интересны,
Как пепелище, что на месте дома.

Так кто пожёг - не я ли? - эти дали
И эти близи, что совместны с высью?
Не это есть гармония моя!
В гармонии я, как в грязи свинья,

Вдруг попадаю под холодный душ.
Как бывший крепостник, очистившись от душ,
Которыми владел! А что же Тело?
Оно, как Слово, обернулось Делом.














P. S. "Рай полон добрыми, а ад - "умными".

                Монах Симеон Афонский











Лишь та любовь, которая слова,
Во мне теперь действительно мертва.
Лишь та любовь, которая тела
И ради тел дела, мне удила!

Которые я рву не наяву.
Я в небе ненавижу синеву,
Когда над синевою света нет.
И даже нет планет, что на плаву,

Как будто водомерки пустоты!
Лишь та любовь, которая слова.
Лишь та любовь, которая не ты,
Во мне теперь действительно мертва.

Лишь та любовь, которая не я,
Во мне теперь действительно жива.
Я не свинья в грязи, но и не чистый лист.
Мир выше синевы, хотя порою мглист.



























И что прекраснее смирения воды?
Как будто водомерка пустоты
Над маркой пропастью, запачкавшись едва,
Из слов я собираю острова.

Где ступит слово, там и есть основа.

И что прекраснее смирения воды?
Основа здесь не я, основа здесь не ты.
Но сферы лет и мера мастеров
Ступенями крыла. И я готов,

Чтоб, оперившись, восходили ввысь,

И что прекраснее смирения воды?
Водою соберись, но не в ладонь.
Потом с карниза не к земле сорвись,
А выше космоса, губная та гармонь!

Чьи на воде незыблемы следы.

Основа здесь не я, основа здесь не ты.
Смирение воды, немота голоса.





























От меня протянулась тень.
Даже в сумрачный день в глуши.
Даже ежели света нет.
От меня протянулась тень.

Называется тень души.

Пусть от тела остался пень.
Остальное пущено в дело,
Чтоб в рассвет подбросить дрова.
Но отрубленная голова

Существует, словно слова,

Что покинули лоно губ.
От души остаётся труп,
А вот дальше - душа души!
И дорога моя лежит на блаженные острова.

Где звучат не слова без слов,

А основа живёт основ.
И где даже смерть не умрёт.



























И придёт понимание, что понимания нет.
Но не с теми, кто губит свет.
А с теми, кто чуть притушит.
Ибо сияют души

Или же души тлеют.

Нет никакой цели, если огромность стремнины
Уменьшится наполовину.
Нет никакого дела, когда к дисциплине тела
Примешивать некую слабость.

Я не зову взвешивать!

Просто другого нет.
Есть либо чистый свет,
Либо грязь всех оттенков.
В этом прямая связь оправдания подонков

С тем, что жизнь такова!

Это всё не слова и не моя отрада.
А сразу моя голова на блюде Иродиады.










p. s. Не бойся казаться себе чудовищем, - бойся быть им, не зная этого.

                Михаил Веллер














Перестал уходить в бесплотность.
Стал такая бесповоротность
И приземистость, и корысть.

Мне подобен осенний лист,
Каллиграфия без бумаги,
Что совсем пропитался влагой.

И теперь я как кровь на росчерке.
И я множество проволочек
Навыдумывал, чтобы тлеть.

А душою в костре сгорать
Будет рядом кто-то подобный
Прежней жизни почти загробной.

Доскональной лишь наверху,
Пусть звезда его на слуху
Нотой си прорастёт за до

И за дали, и за печали.
Я теперь разобью скрижали,
Стану плотью на небеси.















P. S. Национальный и расовый шовинизм есть пережиток человеконенавистнических нравов, свойственных периоду каннибализма. Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма.

                И. В. Сталин










Наступает ответственность за слова.
Мне на блюде преподносится моя голова.
Не для-ради танцующей Иродиады,
А как утверждение взгляда,

Что я, слава Богу, не из
Богоизбранных, низок я, червь!
Хоть разок бы мне вон за дверь
В мироздание, где отсутствует торг

Некоторой тонкостью собственной смерти
И собственного воскрешения.
А здесь почти и не видно черты
Между внутренней подлостью и огромностью красоты.

Слава Богу, что я не из
Богоизбранных, низок я, червь!
Но черту эту всё же вижу.
И я её не перейду.


























А тело начинает подводить,
Как будто за руку меня водить
К тому, чтоб отказаться мне от тела.

А дело начинает быть умелым,
Когда вся новизна его истлела.

Как в гроб ложись!
Забрав с собою жизнь.
Лежи в гробу как будто мозг во лбу.

Так прихожу я к изначальной лжи.
К тому, что бытие есть миражи.

И к правде изначальной прихожу,
Что я не телу моему служу.
И я не делу одному служу.

Не камнем я лежу между мирами,
А целый мир во мне давно уже.

































Мораль, последнее прибежище интеллекта.
Как тротуар вдоль всего проспекта
Очень жёстко разрывается перекрёстками.
Человеки мои, вы всего лишь подростки,

И надобно за руку к переходу.

Чтобы дважды мне не войти в одну воду,
Пасторали роскошнейшего газона
Словно рай, но опять же разорваны!
И опять с очевидным резоном,

Что надобно за руку по переходу.

Но бетонные надолбы моих убеждений
Всё же ждут, что под них подтечёт не вода испражнений,
А лишь мой совершенно напрасный труд
Перешедших предел совершенства умений.

А чем же он столь прекрасен?

Тем, что столь совершенно напрасен.
Да и я совершенно цел, хоть и за руку не ведут.






p. s. - Быть может, - прибавил он, - и вы согласитесь присоединиться ко мне, если только более важные заботы не помешают вам. Я куплю стадо овец, вполне достаточное для того, чтобы мы могли назваться пастухами. Но главное сделано: я уж придумал вам прекрасные и звучные имена.

                Дон Кихот











Знаешь, рыцарь, драконы теперь другие.
И законы чести теперь не нагие.
А оделись в одежды белые
Погибших за слово целое,

Не разбитое по частям.

А драконы теперь горстями
Загребают все части жизни,
Части счастья и части смерти!
А порою и части тел.

А я тверди своей хотел.

Не хотел ничего чужого.
По невежеству не понимая:
Своего я и не имел!
Значит, битва теперь другая:

Изначально намного больше величания рыцарских басен!

Мне любой результат напрасен.
Хотя выигрыш мой прекрасен.
Ну а проигрыш столь ужасен,
Что обрушатся высь и даль.

Изначально я цел как сталь.



























Конечно, я умру! Я не могу иначе
Избегнуть пошлости. Но о любви я плачу.

Задача полюбить сродни задаче выжить.

Конечно, я пою! Я пью любовь.
Себя я уподобил соловью.

Задача петь сродни задаче выжать

Из плода евина совсем другого яда.
Добро и зло в любви доступны взгляду.

Конечно, я умру! Ведь я в любви конечен.

Речь не о том, что есть добро и зло.
А в том, чтоб не опошлить их светло

Или темно! Что в вечности равно.


















P. S. Моисей спросил: «Вот, я приду к сынам Израилевым и скажу им: „Меня к вам послал Бог ваших отцов". А если они спросят: „Как Его имя?", - что мне ответить?»
Бог сказал Моисею:
- Я ТОТ, КТО Я ЕСТЬ.








Кто из нас без греха,
Тот писал на земле.
Кто из нас на слуху,
Кто из нас на крыле,

Тот писал на земле.

Только плотью о плоть, чтобы плоть раскалить.
Только сутью о суть, чтобы суть почерпнуть.
То, чем был я, не будь.
То, чем буду, на грудь,

Словно сердце на снег! Вот такой человек,

Чтоб прожёг до земли!
Чтоб писал не в пыли,
А на соли земной. Соль земная со мной.
Словно соло от солнца до корней доберётся,

Пропоёт на верхах: Кто из нас без греха.

Мне не землю орать.
На земле не писать
Ни других берегов и ни новых морей:
Через грех на грехе, если глух на слуху!

Чтоб как пух тополей был мой дух на духу.





















А дальше будет трудно и очень обоюдно.
И многое подспудно, но дальше будет дальше.
Хотя любви не будет, а будет лишь любовь
Какая-то другая! Которой я не знаю,

А надобно бы знать.
Ведь надобно сверять себя с любовью только.
Я маленькая долька большой любви всеобщей.
И только сердце ропщет: Моя любовь не та!

Моя любовь не эта!
И сам я здесь не весь, а стороною света
Одной из четырёх! И где же остальные
Все те киты земные, подставка для слонов?

А дальше будет трудно и очень обоюдно.
И многое вне слов, и многое вне тела.
А дальше будет даже,
Чего любовь не смела.



































И я распустил язык.
Ибо подло привык,
Что скверную свою пряжу
Как-нибудь да приглажу,

Чтобы подсахарить.

И я распустил язык.
Посмел о себе возомнить:
Что чистую его суть способен лишь укрепить!
И не упадёт домоклов.

Речь моя не прогоркла, но перестала течь.

Сам оказался распущен, а не родная речь.
Рана я стал сквозная, и никак не зажить.
Но я края сжал.
И на лютую нить попросту стал сшивать.

Подло болтать попусту, ибо язык насущен

Более чем хлеба.
Пора бы мне перестать произносить раба.























Нет ничего, что я бы совершил
И что оставил бы вне этих жил,
Что стало бы душой так хорошо,
Совсем по детски! Сам я по соседски

Порой встречаюсь со своей любовью
Почти бок о бок и почти Бог к Богу.
Словно вожак, ведущий поголовье,
Подалее от пропасти влекущий,

Перелагающий на белую бумагу
Не слово белое, а лишь свою отвагу.
Почти бок о бок находиться с Богом,
Но полюбить и заново родиться.

И словно онеметь. Пустая медь
Звенящая наполнится дорогой,
Которой не прошёл и не пройду.
Ведь полностью к любви не приведу.















p. s. Если мы должны превосходить фарисеев, то тем более - неверных. Если же и в том случае, когда мы не превзойдем по жизни иудеев, для нас заключено Царство Небесное, то как сподобимся достигнуть его, когда окажемся хуже и язычников?
                Иоанн Златоуст













Но то, что я не знаю рая,
И то, что знаю ад (но это вряд
Ли полностью) - так я над пропастью
С себя снимаю знание как пальто!

Потом снимаю ум (весь дым от дум),
Как лёгкий шарф! И вот на мне костюм,
И туфли по паркету (ту иль эту
Шагнуть вперёд?) - наряд на мне не тот,

Чтобы блистать под солнцем красоты
Античным воплощением мечты.
А вот чтоб секундант меня встречал,
Как раз хорош! Поскольку знаю ад

(но вряд ли полностью), то правильно иду
Дудеть в свою дуду, быть счастьем чести!
Мелодии быть преданным без лести
У рая и у ада на виду.

































Чтобы кто-нибудь меня оскорбил.
Чтобы мне не хватило сил
К оскорблению со смирением,

Я пою моё самомнение!

Дуновение тонких нитей.
Паутинки вёрст и событий.
Но попался как кур в ощип:

По суворовски пуля-дура меня выбьет из тех рядов,

Где торгуют собственным мнением!
К оскорблению не готов,
Но почти готов ко смирению.

Лишь почтения нет во мне:

Если мир, безусловно, текст,
Не готов я к его прочтению
По времён или мест слогам!

Целиком озарят окрест левитановские стога.














P. S. Лучше, чем сказал Александр Дюма, не дано сказать никому: Существуют столь великие услуги, что они могут быть оплачены только неблагодарностью.












Прости себе.
И не пусти себя
В прощение моё, тем более привольное,
Что будет мне почти до боли больно.

Довольно с нас капризного несчастья.

Но стыдно осознать, что полностью во власти
Не личности своей, но механизма!
Изготовления глобального цинизма
Или тотальной глупости брутальной.

Прощение всё более печально.

Смущение всё более фатально.
А что мышление моё не столь банально,
Как быть должно - так это всё одно
И то же! Словно пот на коже

Стираю я лицо своё с лица

И вижу душу - ай да молодца!
Прощу себя, а после снова струшу.

























Моисей, когда море не расступилось
(то есть гладью своею всей),
Осознал, что он Моисей,
А не Бог! А потом он смог

Позабыть, что такое данность.
И признать, что она есть милость.

Я забыл, что такое малость.
И постиг, что такое многость.
В моей плоскости есть полость,
Чтобы плотскости вскрыть гнойник!

А вот брызнут свет или гной
Из него, чтобы стал я мной?

Мне всего нарекли пророки!
Что в себе миную пороги.
Но не все истреблю пороки
(ибо море не расступилось).

И что тело почти убогость,
И лишь в деле возможна многость.



























Захотелось чего-то любовного.
Я сказал бы так: Поголовного.
Совершенного без головы.

Как меня никогда не любили.
Как любили кого-то вы.

Так любовь свою пересказали,
Чтобы мне открывались дали.
Чтобы мне открывались близи.

Но не как из болотной слизи
Подхватила меня цапля.

И не как амброзии капля,
Мной отысканная в навозе.
А как сердце, что на морозе

Разрешило вам грудь открыть.
Обогреть не кого-нибудь,

А своё совершенное! Так же
Совершенное не своё!
Совершенно ума лишённое.

Всё разрушенное воскрешённое.
Нерешаемое разрешённое.






















Как, от любви уйдя, к ней не вернуться?
Не чашкой, что стоит на блюдце.

Не чайкою, что чаяния кормы
Считает кармою! А чтоб любили мы!

Чтобы забыли мы, что нет любви.
Всё ждём, что за кормой морские мили

Сумы или тюрьмы - а там любовь!
Которой нет, которая лишь свет.

А я и ты - лишь тени красоты.
В моей крови есть много суеты

Тех кровяных телец и тех сердец,
Что за кормой оставлю наконец.














p. s.Мы обманываемся, когда думаем, что общаемся друг с другом через слово. Если между нами нет глубины молчания, слова почти ничего не передают. Понимание происходит на том уровне, где два человека встречаются глубинно именно в молчании, за пределами всякого словесного выражения

                А. Сурожский













В реальности признать, что я реально
Присутствую совсем не гениально
И даже не особенно особо,
Я думал, не удастся мне до гроба!

Я думал, в пустоту я душу вдунул.

Версту дорожную, простую красоту,
Доселе совершенно невозможную,
Способную истечь и стать как речь,
Я думал, невозможно не извлечь!

А здесь не надо думать, надо быть.

Любил бы я тебя, тогда бы был.
И не любил себя, тогда бы не был.
В реальности признать, что я реально
Не разделён на землю или небо,

А поселён в единственность буквально!

По мере сил своих, а не чужих,
В которых всё фатально не фатально.





























Ибо люты и радостны боги
(на языческой этой дороге)

Говорить языками земли.

Ни земли мне, ни мира! Но меч!
Чтоб смахнуть мою голову с плеч.

Ибо я не язычник (почти).

Мне первично в материи той,
Что я занят её суетой.

Без любви мне её не пройти

Ни с начала и ни до конца!
Чтоб душа обнимала скелет

(до потери гримас у лица).

Чтобы слово моё стало да.
Или в слове моём стыло нет.

Чтобы был навсегда мой ответ.























Ни к чему далеко ходить.
Ни к чему высоко решать,
Чем я буду теперь дышать.
Вообще дышу почему.

Только ли своею душой.
Или я душою чужой
Наполняю своё тело.
Исполняя своё дело не для истины, для души!

Жизнь пройдя, не душу сложи
Со своих просветлённых плеч,
Но свою болтливую речь!
А дыхание торопливое и всеядностью осквернённые

Сиротливые губ гроба.
Ни к чему далеко ходить.
Никакая то не судьба.
Никакая к себе любовь, чтоб от истины освободить.





















P. S. Мы излишне смиренны в мыслях о народном своем достоинстве, а смирение в политике вредно. Кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут... Русский должен, по крайней мере, знать цену свою.

                Карамзин Николай Михайлович












И вновь от нег любовных выпал снег.
Стал снежный век, а мне бы Золотой
И нежный ко невежествам моим
(художествам моим). Ведь я как дым:

Лишь дунь и нет (а на снегу лишь след).

Но свет над снегом есть (как белые одежды,
Разорванные в клочья). Видят вежды,
Да зуб неймёт (источен суетой).
Такой вот снег простой, что и озябнуть свято

Покажется. И вся ума палата

Покатится с горы в мои миры.
Так Золотые веки (пав на вежды),
Ко мне вернут Напрасные Надежды:
Что не иссякнет юность. Что любовь

Вновь не предаст. Что не сгорят холсты.

В старух не обратятся жёны (снежный дух
И море красоты). И вечный сон для горя.























Несовершенство мира раздражает.
Лишь самомнение моё всё украшает.
Так думал я во мраке бытия.
Произошла во мне душа моя!

Позволив думать, что я душу вдунул

В свою любовь. Что кровь свою пролил,
Оберегая мир (не убивая).
Что всё не так, об этом я узнаю,
Когда всё совершу непоправимо.

И вот узнал (и просто прошёл мимо

И дальше)! Души стали старше
Задолго до, чем молод я родился.
Не сокрушает молот ничего!
Но шлаки удаляет из всего,

Что мной населено! Я как зерно

(в огне посеяно и прорастает).
А самомнение моё всё упрощает.

























Сам виноват и сам я виноград,
Как город на холме! Мой свет во мне.
Но тьма и стужа, если я вовне
Смотрю всё далее и далее наружу.

Мелодией звучать перестаю
И слушаю молчание моё.

Ведь не жильё тот город на холме,
Ведь свет во мне! Ведь сам я виноград.
Не по годам я ягоды беру.
Но каждую отдам, как только дождь сотру.

И отражение со стекла сотру.
И каждой тьмы во мне седую дольку.

И заглянуть я дальше буду рад.
Но только не заглянется нисколько.
Оставшись здесь, почти не стану там.
И сохраню живые стыд и срам,

И во плоти иссохшийся скелет.
Лишь красоту вокруг обнимет свет.

























Мы все живём немного не о том.
Трудом или с трудом, никак не разберём.
А мне легко, когда я высоко.
И тяжело, когда меня свело

К ничтожным величинам в мире чинном.

Я не склоняю голову повинну.
Или склоняю голову повинну
Над чернозёмом, чтоб его орать.
В ничтожестве плодятся величины,

Которые не могут не страдать.

И я сглотну, как будто в горле ком,
Мою величину и ею сплюну.
Плевок тот обернётся колобком.
Покатится, как будто зрение спьяну

Коленками зрачков начнёт плясать!

Коленца выдавать за смех младенца.
Чтоб с легкою душой всё миновать.








p. s. А как достало нытьё по телевизору! Ноют и ноют, глазками хлопают, слезки размазывают, и ноют.
Вы там не русские, что ли? Чего вы ноете, а? Поди, на Бессмертный полк ходите?
В шахту идите, там легко.
Задолбали.

                Ольга Туханина














Виновники любви - всегда любовники.
Я виноват! И сам я виноград.
И ожидаемо грехопадение града
С холма в долину, чтобы плоть едина

Не разделилась на две половины.

И продолжаемо грехопадение града.
Неспешный шаг меж капель и распада -
Всего лишь знак того, что я в нужде
И в наготе, и не на высоте!

Но пал в долину, где едина плоть.

Виновники любви - всегда любовники.
Любовь не получилось расколоть
Ни молнией в грозу и ни разлукой долгой.
Любовь так далека от чувства долга,

Но в долг дана! И оттого вина.

И оттого она всегда одна,
Что плоть одна не существует долго.



























Но плоть одна не существует долго.
Не только без души, но и без чувства долга
Избавиться от слабостей своих.

Но плоть одна не существует долго.
Не только для любовников одних
Она как плот, рассыпавшись в реке.

Или песок в руке, когда сквозь пальцы.
Оглянешься, и нет в ней толка.
И только с вечностью наедине останешься.

Но вижу я, как многие скитальцы
Становятся спокойны и легки.
А так же глубоки и столь себя достойны.

А если в настоящем им ни зги,
Оно окажется столь преходящим,
Что будущее станет настоящим.




















P. S. Только те, кто высоко ценит себя, могут высоко ценить других. Дело во врожденном чувстве масштаба.

                Марина Цветаева







Не надо угрожать и ублажать.
Но узелок на память завязать
В сети координат моей любви.
Я буду рад попасть в моей крови

В такую сеть, как тельце кровяное!
Чтоб разорвать её. Моя любовь со мною
Вновь выйдет на простор. Словно река меж гор.
Пройдёт между сердец не как беглец.

Но как вода живая. Я не знаю,
Как мёртвой не испить! Чтоб намертво скрепить
Не душу с плотью, а любовь с любовью.
Перемешавшись сутью, слившись кровью.

Что невозможное возможно, знать не сложно.
Не надо ублажать и угрожать.
Но узелок на память завязать
Из двух не пересекшихся дорог.






























Можно отдать больше того, что есть.
Взять невозможно больше, чем я готов.
Мир торжествует вне перемены мест.
Я существую даже в молчании слов.

Сердце моё ныне совсем не сложно.

Не сложено' из преходящих вен.
Не солжено во искупление вин.
Сердца во мне словно бы вовсе нет.
Есть только точка, где происходит свет.

Словно бы я один.

Словно бы вышел вон из Диогена бочки,
Из оболочки века.
Словно бы вовсе не я
Долго искал человека

Там, где свинья грязь.

Бога найдёт Бог, князя найдёт князь.
Я человека смог.





























Луч света, прикоснувшийся к реснице,
Нисколько совершенно не продлится.

Как бабочка в сачок,
Он погрузится именно в зрачок.

В чём тайна неуслышанной молитвы?
А в том, что никакой нет битвы,

Которую себе я проиграл!
Мой пьедестал неслыханно устал.

И надобно теперь с него сойти,
Как луч в зрачок не канув по пути.

Но если кану в ад,
Оттуда к небу взгляд.

В чём тайна неуслышанной молитвы?
Лишь в том, что не была чрезвычайна.













p. s. Разум - сложный инстинкт, не успевший ещё сформироваться.

                братья Стругацкие














Корысть в человеке и лесть
Не токмо, чтоб душу погрызть!
Не токмо, чтоб в косы заплесть
И ветер, и прочую страсть.

Я только всё в толк не возьму,

Коль всё происходит само,
Зачем украшать самому
Всё то, что потом разрушать
Придётся по воле души?

Так я поселился в глуши.

Поверил, что мне одному
Ко мне приходить не мешать
Ответам на те же вопросы
Дано! Словно той же берёзе,

Что рядом стоит на отшибе.

Что небо покатится глыбой
Не рожу Сизифа расплющить.
А чтоб на роду написать,
Что буду я вольно дышать.

Поверил! А ветер повеял.

Ничто не дано мне по вере.
Но верою всё рождено.




















Советов не даю, но повторю:
Во правде и во лжи боготворю
Умение меж ними различать!
Не зрением глаз - совсем другим узнанием.

Всё мироздание как осенний лист.

Не уползнием туда-сюда.
И не лобзанием уста в уста.
А чист я иль не чист в себе самом.
Не слишком ли помешан я умом

На собственном уме! Как та вода,

Что заполняет форму пустоты.
Всех мирозданий облетят листы.
Во мне останется одно узнание,
Что я как ты - но я совсем не ты!

Об этом мы проговорим меж слов.

Душа не дым сгорающих листов,
Но то, чем предстоит всегда дышать.

























Идёт питерец по Москве.
Понимая, Москва не сквер,
Где пришёл отдохнуть в покое
(поснобировать как-нибудь).

Ведь столица не сядет в лужу.
Да и он не совсем петербуржец
(далеко ему до высот,
На которых сей вечный град).

А столица его не ждёт!
А хотел бы он в Ленинград!
Не матрёшкой его тело.
Не гармошкой его дело.

Не торговля его душа.
Чем Московия хороша,
Чем плоха, а в чём и бессмертна,
Я о том пропел многократно!

А теперь пою безвозвратно
Средь культурных её причуд
И среди торговых палат
(где художества аки снедь),

Что души виртуальна сеть.
Но не тяте ей мертвеца
Притяну слезою с лица -
Предъявляю Санкт-Ленинград!

А вот это суть гениально.









P. S.Я видел, как Есенин бил стекла, но я ни разу не видел, чтобы Есенин порезался.

                Мариенгоф Анатолий Борисович











Забыть бы о любви, что где-то есть,
А где-то нет её. Что всё своё
Признаю не своим. И всё чужое
Признаю не своим. Как будто землю рою,

Ища небесное житьё-бытьё.

Забыть бы о любви, что где-то есть.
Да не про нашу честь она честна.
Да не про нашу власть она вольна.
Да не про нашу страсть она страшна.

И прочих окаянств во мне не счесть.

И осознаний, что я не таков,
Каким бы мог бы быть! Но никаких оков!
Все добровольные мои несовершенства
Сам создал я. И мне до боли больно.

Любовь ведь не лекарственное средство.





























Забыть бы о любви, не предавать её!
Не знать, что предал истинно своё.
Не просто потому, что я таков.
Когда как на духу, без дураков.

Любовь, что на слуху, не есть любовь -

Химера лишь! Поскольку изменил
Свой мир в себе, а так же его меру
Вокруг себя. Ничуть не заслужив.
Пусть даже свою душу положив

За други за своя. Любовь не есть змея -

Кусая хвост себе, чтоб чьё-то горло сжать!
А после дать дышать, освобождая.
В любви нельзя достичь, нельзя узнать.
А так же клич бросать, что полюблю.

Я вовсе не любовь боготворю,

А чувство, что в ней будет хорошо!
Спокойно, как на ложе у Прокруста.


























Очарование осеннего листа.
Нисколько не уходит красота.
И за собой нисколько не уводит,
Хоть с ней я весь! Душа, что бродит здесь.

Не где-то там в дали, когда люблю.
Не слово, что в пыли, когда я говорю.
Но чистота осеннего листа,
Как будто бы лобзание без лобзания.

И знание без знания, что мир,
Не став эфир, вдруг обернулся сутью.
Но не настолько путеводной нитью,
Чтоб сразу я в грядущее ушёл.



































Выздоровления не может быть.
Сомнений быть не может в нездоровье.
Я молоко коровье пью с любовью,
Заглядывая в мир недалеко.

Не дальше собственного носа в молоке.

Что просветление где-то вдалеке.
Что невозможно всем выздоровление,
Диктуется во мне не только ленью!
Но опытом бессчётных поколений.

Но как-то в горле молоко ликуется.

И как-то на губах оно любуется,
Доколе не смахну его ладонью.
Покой и воля обернутся тканью
Простого бытия. А счастье - это я,

Который может быть вполне здоров!

А может и не быть. Не в этом суть
Обычных слов, а в жизни как-нибудь.











p. s. Прежде падения бесы представляют Бога человеколюбивым, а после падения жестоки.

                Преподобный Иоанн Лествичник













Я не за правду, за обман прошу.
На блюде свою голову ношу
Совсем не как креститель Иоанн.

А как обманщик, осознавший ложь.

Зимою вместо снега пошёл дождь.
С сумою я пошёл бы по степи.
Тюрьмою ты меня не укрепи,

Темницей жуткой моего рассудка.

Освобождён прекрасною девицей,
Душою бы хотел с ней породниться.
Но тёмные ручьи такой зимы

Сливаются как происки ума.

Меж тем сама природа столь проста,
Что словно не сама она чиста,
А под надзором царственного ока.

Его обманывать и глупо, и жестоко.

























Под лицом или над лицом
Окажусь я перед концом.
Означает, что я горжусь

Испражнением либо гением.

А в работу я не прошусь.
Иудейская та суббота, что даётся не для труда,
Позволяет мне иногда

Проживать её столь житейски,

Как любого недели дня.
Запредельность сию продлив.
Обратив её на меня.

Пред лицом себя ощутив.

Став любой стороной лица,
Без начала и без конца,
Очень многого я стыжусь.

Быть собой не всегда гожусь.




























Когда передо мною бес,
Я теряю интерес.
Я даже различаю беса
Скорее по потере интереса,

Чем по гримасам милого лица.

По россказням я много о них знаю.
Но подлеца почти не различаю.
Вот разве что невидимо с пути
Легко схожу, коль с бесом я дружу.

Не слышимой становится душа.

Я выплету любые антраша,
Чтоб от неё подальше отойти.
А коль спрошу: Что бесишься, душа?
Ответа я в себе не нахожу.

И вот тогда передо мною бес.

И небесам, коль беса в мне много,
Нет интереса быть моей дорогой.

















P. S. Если чего-нибудь нет, обхожусь без него.

Aulus Gellius
древнеримский писатель, знаток римской архаики











А не надо бы вовсе догадываться!
Если мысль моя здесь не дотягивается,
То и там не коснётся мольберта
Рисовать бесконечное лето.

И мольба ни к чему не ведёт.

А я нынче такой доброхот!
Всё желаю добра накопить.
Чтоб побольше смирения испить
Да со злата и из серебра.

Вновь догадка не ведёт со двора.

Этак я ни к чему не приду!
Крысолов, подуди-ка в дуду.
Чтоб мне стало и стыдно, и стадно.
И чтоб смыслы являлись без слов.

Этак я ни к чему не готов

Из того, что приелось уму!
С чего сердцу вновь стало отрадно.






















Любовь отбрасывает тень,
Как бровь отбрасывает день
Одним поднятием себя!
Как Воскресение Распятием.

Любовь отбрасывает тень
И далее идёт без тени.
Но не тенями на плетени,
Тела любые полюбя.

Я покороблю лишь себя
Своим любви непониманием.
Поскольку тень в моей крови -
Кровосмешение лобзанием!

Желанием тень не прогонять
Желанием обладать владея.
Об этом невозможно знать,
Любви всецело не имея.






























То не музыка была!
Веют тонкие ветра.
Я не вижу их (мне рано).
Но я слышу их (пора).

Словно солнышко с утра гонит тени со двора.

По серебряным ступеням каблуками из добра
Выхожу из океана разливанной мишуры.
Барабанной здесь муштры не узнают сарафаны,
Что по полю в хоровод.

И я знаю наперёд:

То не музыка была!
Веют тонкие ветра.
Заживаю я (как рана).
Посещаю я (как страны)

Все века небесных сфер.

Протекаю как река с берегами из потерь.
А на них лежат снега.













p. s. Большой эгоизм - думать, что ты способен исправлять других.

Преподобный Паисий Святогорец















____________________ настоль и нисколь (как ин и янь)

Пред ней стояли боги, ожидая,
Чтоб выбрала себе из их толпы
Любовника судьбы! Чтоб стал её любовник.
Ведь женщине тогда важна любовь,

Когда к себе, а не к богам или судьбе.
Такую правду возвращу тебе
Не в глаз иль бровь! И пусть твоя любовь
Растением тебе на подоконник.

Что боги и судьба? Они Стихии!
А женщине дана любовь по силе,
Счастливой чтобы стать. Но мир наш не таков.
Таких, как я, в нём много дураков:

Забросить сеть и мертвеца извлечь
Из милого лица! Настоль разнятся цели
И ценность бытия. Пусть боги ожидают.
Тебя не знают, как и я, нисколь.






















Ангел, толкнув Петра в бок, пробудил его и сказал:
встань скорее. И цепи упали с рук его.

Ангел, толкнув Петра в бок:
Дескать, ещё не твой срок
Здесь погибать, выйди вон!
Десять иль может быть сто,

Тысячу раз обманув
С помощью ангела смерть,
Я всё равно лягу в твердь.
Только какой стороне твердь эта принадлежит

(щит чей меня защитит), знаю заранее я!
Прежде чем злое ничто
Скажет, что нас всегда двое:
Я и моя пустота!

Я оскверняю места.
Я вылюбляю любовь.
Ангел, толкнув меня в бок,
Даст мне спокойный урок:

Что я их вновь оставляю.

































Здесь конечность - моя рука.
А вокруг века - бесконечность.
Вот откуда моя беспечность!
Словно я векам не слуга

Лишь затем, что я бесполезен.

Тень моя продолжает день
В столь неведомые пределы!
Но любое моё дело
Пробуждается в лобной доле.

Продолжается в чистом поле.

Бесполезна мне эта воля.
В ней любой болезненно ропщет.
Зато я о боли молчу.
Ведь молчание по плечу

Пусть не стало ещё, но станет.

Бесконечностью не заманит,
Но зато никого не ранит.














P. S. Вы всю жизнь будете встречать людей, о которых с удивлением скажете: «За что он меня невзлюбил? Я же ему ничего плохого не сделал...» Ошибаетесь! Вы нанесли ему самое тяжкое оскорбление: вы - живое отрицание его натуры.

                Андре Моруа












Никакой нет прочности в нашем мироздании.
Никакой нет точности в собственном сознании.
Даже у тебя, солнышко моё:
Дали золотые есть твоё жильё!

Близи расписные есть моя химера.

Миру жажду мира. Но мои миры
Для такой игры вовсе не пригодны.
Ибо превышают собственность мою.
Я тебя люблю не своей любовью.

А такой, какую кто-то мне придумал.

Я не душу вдунул в золотое тело,
А всего лишь плоть переплёл с твоей.
Дальний перелёт и простое дело:
Не из ночи в ночь, а из света в свет.

Данная мне жизнь есть простой ответ:

Здесь ответов нет, но ответы будут!
Или уже были в бесконечном лете.





















Никакой нет срочности в нашем мироздании.
Но ведь нет и прочности или долгих лет.
Кроме одного!
Кроме честной честности - больше ничего.

Остальное частности, личные стремления.

Ты моё горение, солнышко моё.
Жизни освещение и моё тепло.
Тело золотое!
Нас с тобою двое - жить душа в душе.

Души в неглиже, и видны издержки

Собственного неба, преисподней собственной.
Ты настолько двойственна, солнышко моё.
Тройственен мой слух!
Ведь меж нами дух - то, что между двух.

Здесь нельзя злодействовать, жизнь забрать себе.

Чисто, как слеза,
Вся моя стезя приведёт к тебе.




















_____Новогоднее: Читая Сервантеса, мы узнаем, что Дон Кихот четыре дня подбирал новое наименование для своей лошади, поскольку славный Дон Кихот не может ездить на ком попало.


Начинается Новый Год!
Старый год, словно реку в брод,
В росинанты вышел из кляч.
Ну а я тогда Дон Кихот.

В именах не видя преград,
Полагаю их только средством.
Словно бы попадаю в детство:
Не нашёл золотой ключик!

Но зато оседлал лучик.

Я не стал извращать свой мозг
В переменах имён и мест.
И я даже не строил мост
Между двух недоступных звёзд:

Между прошлым и предстоящим!

Настоящее, что не пошло
(что из будущего говорящим
Словно бы разрешилось бременем),
Мне вернулось сущностным именем.

Не пугая родом и племенем,
Словно клячу не понукая,
Настоящее много лет
Различает мне брод и бред.






p. s. (По поводу долгой редактуры своей «Баллады Редингской тюрьмы»): «Мучительная смерть автора от голода сильно увеличит популярность поэмы. Публика любит, когда поэты так умирают. По её мнению, это отвечает законам жанра. Вероятно, так оно и есть»

Оскар Уальд














Придумана любовь! Как душу вдунул
В движение тел небесных по орбите.
И счастье, что теперь я только зритель,
Коперник неподвижного движения,

Кружения голов вокруг себя!
Сближения в крови и отдаления.
И возвышения вокруг такой любви.
И самое что есть уничижение.

Придумана любовь! И жаль, не мной.
А то бы, как герой, её я холил.
А после потерял и стал как бог
Языческий. Но я, увы, не смог.

И вот я здесь! А где-то там, на воле,
Бездомная любовь, огонь без дыма
И жжения, и лжи всех миражей.
Коперник неподвижного движения.





























Чашка кофе в Новом году.
Не одна из многих в ряду.
Как любовь не стакан воды.
Но я сам себе истукан

Как и в Новом, так же и в Старом.

Не Адам уже, не Господь
Никогда всё ещё! А плоть
Отчего-то всё обещает.
Прежний мир и вечный покой

Освещая грешной душой.

Чашка кофе в новом году
Ведь не чаша в страшном саду
Для моления, чтобы мимо.
Потому мне даже забвение

Не дано, и я помню всё.

Что не кровью чашу наполню,
А любовью, чьи крылья в саже.

















P. S. "Очень ранимый" - в духовной жизни означает: "очень тщеславный".

                Монах Симеон Афонский









Имеют значение вещи очень конкретные.
Бездетно твоё вещее или с детьми.
Безбедно твоё сущее, или одни
Хлеб и вода наполняют твои года.

А мне бы любить взахлёб.

Любовь такой хлебороб,
Что из камня вырубит Нефертити!
Чтобы ею питал зритель
Недороды моей души.

Я не жду у моря погоды.

Я кумира себе в глуши
Сотворю золотым тельцом.
Чтобы свадебку да с винцом!
Претворяя его в кровь.

Растворяя в вине любовь.

Чтоб любовь не явилась всуе,
Я никак её не именую.



























А тело начинает подводить.
А дело начинает уводить
От тела к человеческим пределам.

А я как кот вцепился в подоконник.

Я в год вцепился и вцепился в день.
Я чуть ли не назвал себя покойник,
Трухлявый пень от башни Вавилонской.

Земля моя осталась столь же плоской.

А лишь сорвался, обернулась жесткой,
Как тот батут, чтоб высоко подбросить.
Но я вцепился всей душою в осень,

Успев забыть, что мире нет весны!

Настолько повсеместно постоянна.
А тело начинает подводить.
Как за руку, чтоб стало мне желанно

Себя от тесных уз освободить.


























Аккуратность, опрятность в слове
Равнозначны всемирной славе.
Это значит, что я в основе
Нахожусь в несомненном праве

Отвечать за сохранность мира.

Но не значит, что я счастлив.
Но не значит, что я удачлив.
А всего лишь, что я честен
И могу выполнять задачу

Не грязнить молчания сферы.

Обрести на своём месте
Жизнь и смерть, которые значат
Очень мало и очень много.
Да не выйду за смыслы слова!

Не умаслю себя убого.

Все доступные людям меры
Принимая снова и снова.



























Все изгибы тела не к гибели,
А извне вовне! Но во мне
Как лучом войти поначалу
От бедра, а потом плечом.

А потом языком огня
Согревая земную стужу.
Пробиваясь снова наружу.
И любой воскрешает прах

Говорением на языках!
Не моё в тебе возгорание.
Не лобзание вина в бокале.
Только знание, как теряли,

А потом в себе находили все потери и обретения.
От изгиба тела не гибель.
Хотя даже и не спасение,
А положенное в судьбе.















p. s. В жизни, длинной в полвздоха, не планируй ничего, кроме любви.

                Руми















В который раз мой век лежит как снег
На Рождество! Спокойно божество
Земных полей и далей. Малой долей
Я Бога не рожусь, но я сгожусь скорей

Таков как есть. Меня во мне не счесть,
Как заповедь разбившего скрижали.

Мне дали мир. Но я его не взял.
Хотел я больше мира. И кумира,
Чтоб в мире был как я. Любовь моя
Кумиром костенеть не захотела.

И кажется, не тело постарело,
А сердце невозвратно поумнело.

В чём Рождество моё? Никто не божество
Из нас с тобой. Но пусть из нас любовь
Не избирает годного себе,
А любит всё во мне или тебе.

В который раз мой век лежит как снег
И естество! Какое торжество.

























Привычка бытия. Опять же я
Нахлебник бытия и своего вранья.
С которым смычка словно с коммунизмом.
Ведь я во благо лгу, во имя жизни.

Всем говорю, что дальше будет дальше.

И ближе будет дальше. И мудрее,
И старше. Словно голова на шее,
Куда не повернёшь, туда гляжу.
Но всё равно прекрасному служу,

Куда бы не глядел! Но что бы не увидел,

Всё не о том. Поскольку суп с котом
И мне хлебать. И сам я кот в мешке.
Но я запо'щу в ледяном снежке
В сеть социальную совсем не мертвеца!

Чтоб сети притянули мне Отца

И Сына, и Святого Духа.
Привычка бытия есть обретение слуха.
















P. S. Если человек полюбил вас без причины, подарите ему сотни причин...









Азбучные истины словно руки и ноги.
А попробуй без них обойтись.
Словно облако плыть над дорогой.
Из пыли приподнять жизнь,

Причём никаких рук и ног к низменному не прилагая.

Азбучные истины азбучным языком изрекая,
Многие морщатся! Словно за шею душит
Их азбучная удавка. Как будто душе неловко
Оказаться в умственном неглиже, а не попросту голой.

Я сейчас трачу время своё попусту.

Ещё Иосиф Прекрасный сказал про глаголы.
Что слово есть дело, составленное из основ.
А я долго измышлял себе тело
Не такое как есть, а из розовых снов.

А теперь я не полностью, но всё-таки изменяюсь!

Я перестал лениться и сдержанно измышляюсь.
Но над каждой моей пропастью мне лишь истина снится.



























________________________ вавилонски безбашенное

На месте ровном безусловно знаю,
Что лишь пустые плечи поднимаю.

Здесь поголовно (словно колоски)
Лишаются голов не от тоски.

А потому что выше только души.
Ведь на земле от душ немного толка.

Задолго я рассудок свой оставил
Лукавить где-то там! Пусть будет счастлив.

Так берега свои большая Волга
Прославила, приблизив небесам.

Оставшись на земле и на крыле
Совсем без головы в житейской мгле.

































Поскольку всё искусство бесполезно,
Настолько я гляжусь отвесно
В изображение своё на старой фреске!
Настолько и для жизни не гожусь,

Поскольку после жизни не продолжусь.

К трагедии, комедии, бурлеску
Не приложимо то, чем жив останусь.
И не пройду, словно морской прилив,
По собственным следам (садам Эдема).

Куда ведут следы? Всего лишь мимо.

И никогда ко мне или тебе.
К той родинке, что на губе
От поцелуя родины осталась.
Всё очень просто! А к себе не жалость,

Что лишь погосты выразил искусством.

Я продолжаюсь несравненным чувством.
Над ним (почти) не властны перемены.







p. s. Одно из самых обычных заблуждений состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Человек течёт, и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр и наоборот. В этом величие человека. И от этого нельзя судить человека. Ты осудил, а он уже другой.

                Лев Толстой












Полога ночь, и склон совсем как сон.
Я столь же вдохновлён своею малой смертью,
Как снег на тверди! Словно вышел вон
С небес на твердь. И ну теперь скрипеть.

Так я постиг величие Паганини.

И линии от стрелки у Невы,
Как струны синевы. Трава Дворцовой,
Которая могла. Которой нет.
И сквозь брусчатку только зимний свет.

Я вновь постиг величие Паганини.

Так дважды повторив, я стал как риф.
Взор устремив, своё пронзая днище,
Которое мне ад! Но рай для глубины.
Как для меня звучание струны

Есть выше мира, я посередине.

Так я постиг величие Паганини,
И стало безразлично мне обличье.





























Что до моей любви, она в крови.
Как свет в окне, что растворён во мне.
И остаётся в комнате, доколе
Меня в ней нет! А только я войду

(как слово, что в шутейном разговоре),
И сразу же любовь обречена.

Как будто бы родник в райском саду.
А по ручью лишь светлая волна
Вольна меня достичь! А я как дичь,
Что скрылась меж ветвей (совсем не к ней).

А то, что рай вокруг, так это вдруг
Не столь уж важно (и не столь уж ложно),

Доколе не достоин той любви!
Лишь долею она в моей крови,
А далее везде.
Однажды мне сказали,

Что я вновь не любим.
Что в этом вся любовь.















P. S. Надо уметь молчать вообще обо всём, что имеет значение лишь для тебя одного.

Филип Дормер Стенхоп Честерфилд









___________________________________ М. Н.

Только если от жажды - дважды в одну любовь.
Только от страшной жажды - если в любовь трижды.
То есть она бесчётна (а на деле одна)
И на все времена.

То ли её нет.
То ли она соткана из бесчисленных бед:
Заново каждый раз душою пускаться в пляс!
А сердцам умирать.

Что же, душа, танцуешь (и над сердцем лютуешь),
Словно над хладным телом? Слово моё и дело!
Сердцу снова орать от камланий души.
Но воскресать в тиши. И никаких рыданий.


































А ныне война одна!
Не гирей на тонкую шею,
А в очень тонком эфире
Отечественная война.

Великая как страна.

Я в тонком мире не смею
Что-либо безответственное.
А враг мой не смеет тоже!
Ведь шагреневой кожей обе наши души.

Но не спеши судить.

Речь не о больше-меньше.
Но чьей будет наша вера.
Рождённые нами дети.
Какою мы будем мерой мерить свои смыслы.

Ныне война одна - даже не тьмы и света!

А тонкою как струна
Петлею в Англетере.

























_______________________ М. Н

Намного проще и сложней
Всё, что он думает о ней.

Что она думает о нём,
Всегда известно днём с огнём.

А ведь не думает никто.
Всё как вода сквозь решето.

Всё словно пальцы сквозь песок.
Лишь души с пятки на носок

Во время близости телесной.
И мне нисколько не известно (как и тебе), с кем ты сейчас.

Ведь с глаз долой, из сердца вон!
Поскольку небо преисподней вновь не явилось на поклон.
































Поскольку небо преисподней вновь не явилось на поклон.
Поскольку это рай сегодня, в котором я уже рождён.
То на высоком рубеже
Не рай и ад, а только взгляд определяет бытие.

О житии не говорю.

Пришёл на собственное небо?
А это дно небесных сфер!
Я снова в чьей-то преисподней.
Я снова перепачкан в саже.

Мне новый взгляд уже сегодня дарует старый добрый ад.

А что хотел? Чтоб рай спустился.
На ты ко мне оборотился.
Из множества живущих тел
Душа в своё пришла назад.

Я снова пробиваю дно.

Я снова познаю вину.
Но сам определяю взгляд.










p. s. Человек должен максимально раскрыть свои способности. талантливый огранщик алмазов, превратившись в пекаря, пусть и занимается достойным и полезным делом, но занятие это для него - грех!
                А-йом ойм













А почему бы грань не преступать?
Законы человеческой природы
Не подменять законом красоты.

Живую воду Мёртвою назвать.

Чтоб части тел ей обращать в гомункул.
Чтоб наслаждаться мускулом любви.
Не утверждая истины свои.

Не отрицая истины чужие.

Так почему бы грань не преступить?
А потому что я живу в России.
И мне Россию надо сохранить.

И суть её, невидимую здесь.

Нам можно всё! Но на земле не весь.
Не стиснут горизонтами во плоти.
Ведь вы в России (не в глуши) живёте.

Весь мир вам на плечах на вес души.
















P. S. Если вечером тебе тяжело, молчи и терпи, зная, что вечером Христа распинали, а утром Он воскрес.

                Архиепископ Серафим Соболев














Попробуй отказаться от любви.
Чтоб как-то по другому называть.
Комфортом ли душевным или спортом
Телесным. Дальше всё известно,

Что станет в мироздании очень тесно.
Застынет мироздание очень плоско.
Как на рисунке некая берёзка,
Что росчерком пера и топора.

Моя любовь не во главу угла!
Не в глобус ось. Но более земно,
Не менее небесно и искусно.
И не на ложе некого Прокруста.

Она совсем другое: Тот объём
И то пространство, есть в которых воздух!
И блеск, и суть в нездешнем окаянстве.
Мы слушаем молчание вдвоём.
























Переиначить собственную суть.
Чтоб стать не кто-нибудь, а настоящий?
Нет большей лжи! Реальны миражи.

Ведь знание не столь рационально.
Хотя и мироздание буквально.

Я лишь вперёдсмотрящий на корме,
Сквозь весь корабль подзорная труба
Но мне видна крапива подзаборная.

Но мне слышна неслышная мольба,
Что счастье мне должна моя судьба.

А всё не так! Не враг я сам себе.
Но и не друг, а просто разделён
На то что есть и то, чему не быть.

Сквозь плоть почти не вижу, куда плыть.
Но слышу хорошо, что есть душа.

В её ладонь не кинешь ни гроша,
Поскольку попросту пройдёт насквозь.
Что всё пройду насквозь - отсюда повелось!

А ближе или дальше - что за чушь?
Не говорит так взявшийся за гуж.
























Мы слушаем молчание вдвоём.
Ведь каждый словно тихий водоём,
Водою не избавленный от жажды.
Мы слушаем молчание вдвоём.

Мне кровь земли покажется рудой,
Свернувшейся и высохшей однажды.

Но жажду я навеки полюблю.
Я стану словно парус кораблю.
Без воздуха души столь бесполезный,
Как безо всей недели день воскресный.

Пилат как будто рук не умывал.
И сам Господь не погружался в ад.

Над тёмною водою снегопад.
Снежинки растворяются так тихо,
Как мы в пространстве бесконечных лет!
В движении исчисленных планет.

И только наши души не теряются.
Любовью мы избавлены от лиха.








p. s. Ваши дети - это не ваши дети. Они появляются через вас, но не из вас. Вы можете подарить им вашу любовь, но не ваши думы, потому что у них есть их думы. Вы можете дать дом их телам, но не их душам. Вы только луки, из которых посланы вперёд живые стрелы, которые вы зовёте своими детьми.
                Джебран Халиль Джебран















Здесь первых нет, поскольку я поэт.
Но и последних нет, поскольку я поэт.
Вращение исчисленных планет,
Движение беззаконное комет

Здесь ни при чём! Поскольку я ключом
Являюсь, чтоб снимать печати,
Лишь ангел вострубит. Имея бледный вид,
Поэт поёт. Но рот его открыт

За весь народ! Чтоб утолить печали
Всех, погибающих за слово о любви.
Всех, начинающих от самого начала
До самого конца вершить труды свои.

Являясь воплощением чистой веры.
И ни при чём здесь петля в Англетере.
И плоть, которую легко разбить,
Не сокрушив основ, о слово «полюбить».



























_________________ничего ты не получишь.
______________________сам себя ты, грешник, мучишь.


Недостижимое, в котором смысл.
Непостижимое, в котором мысль
Вдруг обопрётся о саму себя.
И кажется, почти не надорвётся.

Идя к колодцу, женщина смеётся.
Идя к молитве, забывает инок,
О том, что смертна плоть! Но это миг.
Мне кажется, я жизнь мою постиг

В её несовершенстве и блаженстве.
В её незавершённом совершенстве.
И выясняется, что если б начал верно,
То вышло бы не более не скверно.



































____________________________М. Н. на д. р.

Не потерял, но и не приобрёл.
Как тот орёл, что видит далеко,
Но не спускается на землю!
Я объемлю

Всё зрением моим! А ты как дым,
С которым плоть и не соприкасается.
Но помнит об огне, ведь ты во мне
Одно и то же, что и память кожи.

Но не слияние душ, а лишь сияние
Отдельное огней. И это всё о ней,
Которая любовь! Мне лишь известно,
Насколько с ней мне в одном сердце тесно.






















P. S. Личность - это подпись на воде.
Ты ещё до конца не подписался, а она уже исчезла.

                - Ошо





_________________ Альбом открыток.
_____________________Виды Ленинграда.
_______________________Глубокая печать или офсет.
_______________________Кораблик Александровского сада
_______________________неотразимо действует на всех.

___________________________________Геннадий Григорьев



Погибель ждёт!
Она, наоборот, прекрасна!
Ужасна тоже, но наоборот.
Как на Неве весенний ледоход.

Как будто мёртвые тела воды
Беды сознание своей несут.
Тела свои несут на Страшный суд.
Их не спасут никчёмные дела.

А кчёмные уже давно спасли.
Помимо крепости и Стрелки с Биржей
Отдельной баржею положен Эрмитаж!
Который здесь совсем не на мели.

Но я ведь не о том.
Что не судом, а судном
Плоть ледокольная потребна мне.
Погибелью подобной не в огне,

А в холоде давно я извещён.
Тугие сокрушаются тела.
Пустые разрушаются дела.
А я от этой вечности спасён.


















Я тем от своей вечности спасён,
Что погружён в свою сиюминутность.
И вижу сон, что я пройду меж льдин
И с берега на берег. Я один,

Идущий по воде меж тел воды!
Бредущий ледоходом по Неве.
Всё это бред, живущий в синеве.
На землю не презрение несущих,

Но лишь прозрение не приложимое.
Нева от тел воды непроходимая,
И поддаётся лишь простой нужде!
Как Пётр спасет людей средь наводнения.

А преклонение красотам берегов
И Стрелка как подобие облаков,
И крепость словно камень вместо хлеба,
И небо Эрмитажа... Я ходил

Там по небу и душу застудил.
Мне стало стыдно, что я не могу
Подобного создать на берегу!
К земле я прилагаю благодать.


























Каков из Иосифа Виссарионовича сапожник,
Таков из меня безбожник!

Как многие под Vaterland легли
За две недели, так мы мир спасли

Над пропастью за первые три дня!
Как прописи, есть свойство у меня.

Каков из Иосифа Виссарионовича сапожник,
Таков же из меня художник!

Не марафеты развожу, не раздаю конфеты.
Но правду говорю, а не сюжеты.

Другие не смогли, а мы (какие были,
Какие есть) красиво победили.



































Наш удел - это люди.
Мой удел - это я.
И другого не будет.

Идеальная жизнь не осудит.
А реальная жизнь не убьёт.

О живот опирается небо.
И не только о твой, когда любим
Мы друг друга телесно. Известно,

Сердцу тесно и честно,
Если сердце живёт.

Невозможное можно.
А возможное сложно.
Если ложны посылы, то и выйдет неверно.

Ведь ничто не окончено! И ничто не примерно.
И лишь с правдою точно всё, что не лицемерно.












p. s. Я прожил долго и по меркам природы, и по меркам славы.

                Юлий Цезарь














Только с правдою точно то, что не лицемерно.
Я, наверное, искренен, даже если не лгу.
А вот ежели лгу, то всё более скверно
И бездарнейше выспренен в лицедействе врагу.

А хотелось бы сквер разбивать.
Слышать птичию рать.
Наслаждаться лишь раем в душе.
А не ад населять в неглиже.

Что мой враг - это я, знает даже свинья.
Что мой ад - тоже сад, знают и соловьи
Что честней и талантливей вовсе по праву.
И почти всем по нраву, кроме разве меня.

На пути бы негодном не предать бы народ,
А потом только Бога... Или наоборот?
Всё мне видится в свете огня
Преисподнего гордого и фаворского твёрдого.




























О твёрдом огне и о жидком.
А так же воздушном, неслышном.
По склону огня как улитка.
Огни мне казались послушны,

Ведь я лишь в начале огня.

Гора, породившая мышь,
Ещё породила меня!
Как будто я крот этих выходов
Подземных, а не окорот

Даю всем подробнейшим выводам

О выборе только из зол!
Без толку золою маня
Чтоб впредь ничего не нашёл.
Огню невозможно сгореть

До дольки последней огня,

Пусть разные наши огни.
Но твёрды в сиянии они.


















P. S. О, сколь жалок старик, если он за всю свою столь долгую жизнь не понял, что смерть надо презирать!

                Marcus Tullius Cicer;
               древнеримский политический деятель, оратор и философ













Проснулся поутру
И понял, что умру

Когда-нибудь потом!
А ныне мне трудом заняться предстоит.

Имеет бледный вид желание моё,
Чтоб в вечное жильё укрыться поскорей.

Стою я у дверей незнания моего,
Что вовсе ничего не кончится во мне.

Что от трудов моих лишь то сгорит в огне,
Что я позволю сам и не оставлю здесь!

Что весь или не весь в земной сгорю глуши,
Решается на вес незыблемый души.


























Пред ней стояли боги, ожидая,
Что если она столь же молодая
И столь прекрасная, то тоже из богов.
Я даже полюбить её готов,

Когда бы не давно уже люблю.

Пред ней стояли боги, их в раю
Или в аду не будет никогда.
Поскольку не допущено туда
Язычество, в отличие от меня.

Пред ней стояли боги, ожидая,
Чтоб выбрало себе их их толпы
Любовника судьбы её величество.
Чтоб тоже обошла и ад, и рай

Чуть стороной. А я поди узнай,

Какого дня и ночи ли какой
К бессмертию её не прикоснусь рукой.
И тела не пригу'блю совершенства.
Чтоб осознал беспочвенность любви.

Но прежде возжелал её блаженства.






















Мысль пришла, чтобы мысль одолеть.
Мысль пошла, если пошлою впредь
Соберётся она остаться.
Над собою не рассмеётся

Никогда! Ни сейчас, ни потом.

Я стою над колодцем печали.
Я печаль добываю трудом.
Ведь она вся в ведре серебра.
Как вода не добра или зла,

Но в сиянии простой красоты.

Мысль пришла и сжигает мосты
За собой, собираясь остаться.
Словно бы я не мыслю почти.
Но всегда мои мысли в пути.

А коль станут они собираться,

Запирая себя между стен,
Вот тогда их не слышу совсем.













p. s. Нет греха, когда человек бывает искушаем, но есть грех, когда человек бывает побеждаем.

                Cв. Нил Мироточивый











Удовольствие как критерий
Осознания тонких материй!
И лобзания иных сфер.
Я могу привести в пример,

Что стою я на берегу,
Не пригубив смутную воду.

Просто жду у моря погоды.
Ведь в него утекут реки.
Но болотами не затянут
Всё животное в человеке.

Пусть я знаю смутную воду,
Но черпаю только природу.

Не породу или родство,
А особенное естество, приносящее мне восторг.
Обстоятельства, что отторг
Я на миг всю земную тяжесть.

И проказу достойно княжить
Среди кня'зей мира сего.

Удовольствие как критерий
Осознания тонких материй.
А от смутной воды Леты
Ничего не взять, кроме света.

























Ночь приподняв. Пространство меж землёй
И ночью я наполню ростом трав.
А не погостом мыслей, что невмочь.

Осталось звёзды в ступе растолочь
И словно соль рассыпать по сукну.

Ночь приподняв. Пространство меж землёй
И ночью я наполню всем, в чём прав
И в чём не прав. Я палец обмакну

В тугую соль, чтоб имя начертать,
Поскольку не пускаю боль наружу.

Все имена, что означают личность
И озвуча'ют лишь её первичность,
Пускай замрут! Себе оставлю труд.

А смерти отравляю даже труп.
Но согреваю душу среди стужи.


















P. S. Страх не научит детей отличать добро от зла; кто боится боли, тот всегда поддастся злу.

                Феликс Дзержинский










Смутные воды не смутные времена,
Но желания ежеминутные!
Что лишь тело попутное растворяют как рафинад
Или соль (это нота души), или взгляд

(от кого-то к кому-то). Протекая по суше,

Смутные воды прозрачней любого болота
И невзрачней непередаваемой красоты!
А я всего лишь солдат, выбитый с высоты.
И берущий её назад,

Но ценою необратимых потерь.

Воздвигая из дел мосты
(как из тел) и по ним проходя.
Смутные воды (уже теперь) разбавлены ветром дождя,
Брошенного мне в лицо, ибо я человек Воды.

Принимающий форму Вселенной, но упавший с её звезды.



























______________________ М. Н.

Объясниться в любви, обвиниться
Перед всею любовью. Заранее болью
Поделиться. И с собственной кровью смешать.
А потом рассмешить благодать,

Вопрошанием нелепым, чего ж не пришла?

Я наследую взглядам орла,
Когда он свысока. И ужа,
Когда исподволь он. Я влюблён,
Хоть давно пережил все века в преисподнем моём неглиже.

Отчего благодать не пришла?

Потому не приходит, что вся она в ужасе этом уже.
Что опять и опять самому предстоит её брать и терять.
Так я мог бы солгать.
Но не так

Обстоит, ибо сам себе враг.

А спаситель-любовь, Вечный Жид,
То приходит меня примирить, то бежит.
























Мысль изречённая не только ложь.
Но и падёж скота и смерть детей, людей,
Что могут быть когда-нибудь потом.
Вот я стою на этом рубеже.

И вот произнесу её с трудом,

В надежде воскресить то, что пришлось убить.
Я продолжаю быть таков, как есть.
А не таков как мог или не мог.
Ежеминутно оскорбляя честь

В себе самом, я пыль своих дорог.

А тот, кто оставлял в пыли следы
Чья смерть во мне достанет до звезд.
Он мог быть мной! Но я не захотел.
И он не стал. Но разделение тел,

Которому должно', не стало быть.

Мысль изречённая не только ложь,
Но так же неизбежность с нею жить.











p. s. Говорят о бесконечных возможностях искусственного разума. Но ни один учёный не может даже заикнуться об искусственной совести. Из этого следует, что любой искусственный разум в главном ограничен.

                Фазиль Искандер












Перевод времени на языки.
Как рыбак свои поплавки,
Дёргая нёбом, небо горазд цеплять.
Вот я иду гулять.

Море волнуется раз, море волнуется два.
Тебе принося слова, себе причиняю горе,
Если до дна ревную к поднятым островам.
Не относясь к словам, но предлагая тебе

Родинку на губе! Вместе со всею родиной,
Малою и большой. Вместе со всей душой,
Иму'щей погибать, иму'щей и воскреснуть.
Перевод времени на языки не именуя песней.

Словно земную ось изрекать довелось.
Но снова весь мир собрать, произнеся Слово.




































Хоть и трудно сочувствовать дыму,
Невозможно пройти мимо.

Как души моей без меня,
Так и дыма нет без огня.

Как любви моей без души,
Словно горсти песка на вес,

Над которой лишь миражи!
Пусть пустыней владеет бес.

Как колодцем без глубины
Или небом без вышины.

Подло душу любить без тела.
Пусть нарушу я все пределы.

Пусть ни в чём не будет обмана.
Я души своей телом стану.

















P. S. Если хочешь сохранить глянец на крыльях бабочки, не касайся их.
С возрастом ветер все сильнее. И он всегда в лицо.
Если бы некого было любить, я бы влюбился в дверную ручку.
Я всегда делаю то, что не умею делать. Так я могу научиться этому.
Дайте мне музей, и я заполню его.

                Пабло Пикассо о том, как быть художником по жизни









Много лет - много бед.
Мало лет - мало бед.
Ни один мне ответ не придёт.
Ни один мне вопрос не задастся.

Лишь мелодия будет играться.
Лишь любовь вновь и вновь повторяться.
Чтоб сердцам не разбиться, но биться.
Нарушать светоносную тишь

Перестуками клавиш без звука.
Много лет - это многая мука.
Мало лет - это малая мука.
Так мелодия будет играться.

Так любовь вновь и вновь повторяться.
Чтобы кровь моя стала мука'.
Испекать мне единую плоть
С той, которую дал мне Господь.

И обычной крестьянскою печью
Мне дана моя русская речь.
Чтобы стала любовь христианской,
Но язычеству не изменяла.




















Как быть без любви, если снова
С любовью в любви вся основа
Житейская рухнула в миг?

Постигнуть свободное слово.

Без плоти душа, ни гроша
В пути не потратив, греша
Предстанет лишь сутью, не плотью.

В болоте одна, а в полёте

Другая совсем! Как жена,
Что став неверна, остаётся
Со мной навсегда. Вот тогда

Постигнуть свободное слово.

Что сердце здесь не разобьётся,
Поскольку я в сердце не весь.
Что даже в душе я не весь.

Лишь в слове и вечность, и миг.































-  А вот теперь попробуй совершить
Всё то, что ты решился обещать.
Произносил? Перенеси на плечи
Реальности своей, в которой сладко жил.

-  Не вечности, а мне те обещания
Во исполнение моих желаний! -
Вот так я обращусь к себе на ты.
Как дружеским плечом облокочусь.

И разрешу себе всё исполнять.
Глаза боялись обратиться вспять.
А улетать вперёд как стрекоза
Мешала тяжесть, то есть мой живот.

-  А вот теперь попробуй совершить!
Не смей мне говорить, что ты бессилен.
Что лишь воображением обилен, -
Вот так я начинал своё служение.

Реальные дела и мгла незнания.
И только вера во главу угла.
Когда изнемогал, она бы всё смогла!
Когда бы не теперь, а ранее была.






















Дайте времени время,
Чтобы стало понятно.
А не просто банально.
Или даже фатально.

Я на гору хрустальную поднимусь босиком.

Дайте времени время,
Чтоб пирком да ладком.
Чтоб не в муках сквозь темя
Пробивался замёрзший родник,

Этот сладостный русский язык.

Дайте времени время,
Чтоб в него я проник.
Чтобы временным стал.
Чтобы вечный металл золотой

Перестал быть фольгою простой.

Колобком я катиться устал.
Пора с детским мирком распроститься.











p. s. Кто уклоняется от игры, тот её проигрывает.
                Арман Жан дю Плесси Ришельё
фр. Armand-Jean du Plessis, duc de Richelieu; также известен как кардинал Ришельё или Красный кардинал (фр. l';minence rouge)