шанти-таун

зябок, печален, провинциален, кормится неуют
пылью ковров захламлённых спален, как-то и в них живут.

слепо барачное гнездовище веки прищурит штор,
там человек человеку сыщик, стражник и прокурор.

вечер за вечером, ночь за ночью — пьяное шапито.
злобно отец о своём бормочет, щупает грязный стол,
Богу кричит: «ты за всё ответишь!», в небо суёт кулак.

стой! вурдалаки и алкойети смотрят из-за угла
взглядом недобрым: «тычейблябудешь,
естьпозвонить,
а ну?»

руку протянешь такой паскуде — подсократит длину
линии жизни, себе отрежет и намотает срок.

вниз — бездорожье, наверх – безбрежье,
лунное серебро.

грешники — в очередь к иордани выполнить план-стандарт.
здесь мизантропом и ангел станет, нимб заложив в ломбард.
местные шлюхи стремятся «в город», чтобы «себя найти»,
образ примерной примерить, впору?

кантов императив
к постперестроечной пасторали неприменим, увы —

звери совсем лишены морали.

так и живём.
а вы?