Т44. Стекло. Голосование

Для "Щ-листа" отобрано 26 стихотворений. Ради большей объективности при голосовании произведения приводятся здесь без указания авторства.
*****************

1. Фотография

И девочку, которой нёс портфель...
А. Дидуров

На фото девочка с зелёными глазами,
Открытый, отчего-то грустный взгляд –
Неумолимо близится экзамен
И выпускной не сшит ещё наряд.

Ползут часы до школьного обеда,
И лодочки под партой – велики.
Ещё звучит вчерашняя беседа,
Рождая пульс младенческой строки.

Так важно было всё и так впервые!
Тетрадный лист волнение будил,
И карандаш стихи, а не кривые,
На графиках невольно выводил.

Взлетала чёлка под размах качелей,
Над парком грач саврасовский парил...
Томил апрель простудой и капелью
И гнал домой продроглостью перил.

Ждал под подушкой томик Мандельштама,
Тянулась к одиночеству душа,
И чутко отражала амальгама
Твою весну, с тобою в такт дыша.

Все были рядом: бабушка и мама,
Вилась судьбы каштановая прядь,
А первый дождь о счастье телеграмму
Спешил, стуча по стёклам, передать.

2. Над гипотетической бездной

                Каждый человек на ниточке висит,
                бездна ежеминутно под ним разверзнуться может,
                а он еще сам придумывает себе всякие неприятности,
                портит свою жизнь. ("Отцы и дети" – И.С.Тургенев)

Над гипотетической бездной,
Грозящей разверзнуться ежеминутно,
Висим все на ниточках. Тщетно
Пытаться сбежать, потому безрассудна

Любая добавка нагрузки,
На эту держащую пульс паутинку,
А тут ещё все безделушки
И прелести женской душевной корзинки!

Безумство, а хочется всё же
Рискнуть иногда – может, будет иначе:
Не взгляд, не касание кожи,
Не игрище тел в упоительном матче,

Но что-то сродни первоцвету,
Горящее истинным светом... Но очень
Опасный подарок поэту:
Застынет стеклом – разобьётся, – непрочен;

По ниточке, бритвенным краем,
Ударит осколок – бывает такое...
И бездна, кусок предвкушая,
Бездонную пасть сладострастно раскроет.

3. Ночной автобус

По притихшей Казани спешит полуночный автобус,
Мне осталось каких-нибудь десять минут
До моей остановки, что рядом с гостиницей «Глобус»,
Я пишу на стекле те слова, что, быть может, прочтут.

Я царапаю иней и вижу, как буква за буквой,
Появляясь, являясь, сливаются вместе в строку,
Темнота, тишина, мне не слышно ни шума, ни звука.
Я боюсь не успеть, я боюсь, что успеть не смогу.

Я чуть-чуть пережду, отогрею замёрзшие руки,
Я минутку-другую немного на них подышу,
И назло холодам и ветрам, и метели, и вьюге,
Те слова, что хочу, я на инее всё ж напишу.

Мой автобус направо свернёт возле Парка Победы
И поедет куда-то навстречу ночным холодам,
А на стёклах его пусть останутся букв силуэты
«Мин сине яратам, Фарида, мин сине яратам!*»

---
* - я тебя люблю (тат.)

4. Волны

Волны съедают берег.
Что-то съедает нас.
Входит в пустые двери сквозь монитора глаз/ОК/
Загружаем прогу “Щастье & will become".
Прога находит Бога и...отправляет в спам.
В стеклобетонных ульях времяобмен на cash.
Кто то за стенкой гуглит волн первобытный трэш.
Хит ипотечных эльфов - скидки на место в рай.
Жизнь – это просто селфи
(если включён wi fi).

5. Стекляшки

Венецианского стекла
разбиты вазы.
Свеча упала со стола.
Стекляшки-стразы
в цветных мерцающих огнях,
как бриллианты,
дразнили пьяного меня.
Комедианты
кричали в зал «финита ля»
по-итальянски.
Шёл в новом платье короля
поэт а-ля -нский.
Он был богат и знаменит,
красив чертовски…
Спросил, что лучше - фианит
или Сваровски?

6. Зеркала

Зеркала – очень просто: стекло, амальгама.
Бросишь взгляд, а навстречу спешат двойники.
Неразгаданность смысла неявных обманов
Прячут молча в себя за экран тайники.

Двойники – это кто: отражённые сути,
Или мой разделившийся видимый дух,
Многорядье желаний, не в меру раздутых,
Либо клоны мои, не обретшие слух?

Есть вопрос: можно с вами со всеми общаться?
Крепко руки пожать, говорить по душам,
С интересом узнать, как живёте вы, братцы
За прозрачной границей нигде – где-то там?

Изумлён: вас немало таких особливых,
Не рождается дружба, и каждый – один.
Выходите в реальность, и я, коллективный,
Поведу мир людей в перспективу глубин.

7. на Карла Либкнехта

потихоньку по градуса половинке
а может по четвертинке градуса
похолодало образовались льдинки
в шалаше по невыговариваемому адресу

на улице невыговариваемой в январе
третий подъезд первый этаж налево
в нашем мире и нашем календаре
рвет и мечет осенняя злая ева

мечет яблоки красные в мусорное ведро
рвет любые нервы канаты стальные тросы
дай ей в руки чугунное пушечное ядро
ева в космос ловко его забросит

это осень точно какою же будет зима
посмотри в окно только лед темнота могила
значит зимняя ева просто сойдет с ума
забудет что летом меня любила

забудет долгую немножко злую весну
забудет старый коньяк сумерки на балконе
ветхий диван где нельзя уснуть
мой смех улыбку забудет мои ладони

наше спасение собственный календарь
с бесконечной весной бесконечным летом
вдруг обрывается там январь
после осени скропостижной этой

в это трудно поверить но вот же вот
за окном зима а на кухне осень
и осеннюю еву опять трясет
а январь за стеклом колею заносит

до свидания Ева прощай Адам
вспоминай меня летней от счастья пьяной
а теперь уходи по твоим следам
я пущу овчарок и доберманов.

8. Воспоминаний хрупкое стекло...

Воспоминаний хрупкое стекло
ношу в себе, как в сумочке дорожной,
порой перебирая осторожно
что в прошлом волновало и влекло:
улыбку, мимолётный нежный взгляд,
упрямую морщинку меж бровями,
молчание, что длилось между нами,
и брошенное слово невпопад,
и муху, что жужжала у виска,
и ветер, и уключин ржавых скрежет,
и возвращаюсь я всё реже, реже
туда, где нас уже не отыскать...
Я знаю, наше время истекло,
и никогда покой твой не тревожу,
но с возрастом всё ближе и дороже
воспоминаний хрупкое стекло.

9. Сплин

поздняя осень
предзимья пустая хандра
тихо крадётся на лапах дождя у крылечка
липкая наледь торопит в тепло со двора
ранний мороз прояснение прочит за речкой
вечер смеркается - тьма за оконным стеклом
плавно густеет слоями ложась амальгамы
в полупрозрачность где время дневное стекло
в зеркало ночи глядит отраженье из рамы
белой оконной как будто в багете портрет
кисти Дали - воплощение сюрреализма
вид вечереющих окон - багровый отсве'т
огненным шлейфом на небе вселенская призма
луч преломила заката мерцая в глазах
что с отражения смотрят
темнея зеркально окна росою грустят
сигарета - нормально
блюза аккорды тягучая сплина гюрза
поздняя осень...

10. Циклон

Всю неделю, будто день один,
у порога топчутся дожди,
тычут в окна тоненькими пальцами;
пишут неразборчиво слова
(почерк чересчур замысловат),
к горизонту семенят скитальцами.

И висит, как марево, циклон.
Рукопись ложится на стекло,
наполняясь светом между строками.
Чувствуя подвох и поворот,
память мамкой за руку берёт,
чтоб не окрестило душу током и,

обходя опасные места,
забываешь сосчитать до ста,
игнорируя прогнозы метео.
..............................
Ни о чём не мыслишь, ни о ком,
ловишь сны, как бабочек, сачком,
в речь свою вплетая междометия.

11. Этот дом

Вот этот дом. Ледяные ступени
вверх, вниз...
Тусклые лампочки, хищные тени,
плен запустения и сновидений
слизь.

Стекла заплыли. В бархате пыли
вбит след.
Стрелки часов безнадёжно застыли.
Что это: сон, прочерк памяти или
бред?

Нет, не ошибка. Вот эта скрипка,
стон струн...
И фотографии старой улыбка:
мол, это ныне всё зыбко и хлипко –
был юн.

Грустно. Химеры выцвели, серы.
Тишь. Лишь
слышится гомон далёкого сквера,
да шелохнёт край суконной портьеры
мышь.

Тлен, цепененье. У морды оленьей
нос сиз.
Стынут в камине зола и сомненья.
Прочь, и скорей! Ледяные ступени –
вниз.

12. Сильная женщина

"Женщину быть сильною заставили
Те, кто сделать не сумел счастливою."
/Марина Терентьева/

Утро. Распишет взвеси тумана.
День. Полон гама вор’онье-сорочьего.
Вечер. На небе сурьма и румяна.
Ночь. Этот жуткий сквозняк одиночества!
---

Счастье. Не знаю. Радости – капли.
Пусто. Душа, что гнездо разорённое.
Мысли-птенцы от бескровья озябли.
Смута на сердце тоскою зелёною.

Сыплется время крупкой песочной.
Ёмкость – восьмёркою. Точность проверена.
Сном забываюсь, в нём, как воочию,
ветки багульника в пятнах сиреневых.

Боли тягучей... узница снова.
Шансов к побегу мне нет – зарешечено.
Птицей бы выпорхнуть… и к птицелову!
Не окольцованной и не обвенчанной.

Ветер по стёклам, шорох – под крышей,
пологом снежным окно занавешено...
Тихо совсем, чтоб никто не услышал,
ночью расплакалась сильная женщина.

13. Проводник

Во тьме проявляются - рельсы, вагон, дорога,
лихачи из «Газели» и размотанного «Пежо».
Проводник говорит мне: «Вас, людей, слишком много,
даже если захочешь - всех не убережёшь».

Проводник сутул и немолод, щёки в щетине,
на запястье наколка - «аз есмь» и лучи звезды.
Радиоточка глухо хрипит «пощади их»,
а он жёстким пальцем рисует на стёклах кресты.

Наконец, говорит раздумчиво, чуть прищурясь:
«Какого Иова вы так бьёте себя об мир?
Человек - он хрупкий, и твёрдости не ищу я.
Вот уволюсь, и вы останетесь там одни.

Но, поскольку я опрометчиво подписался
любить вас, терпеть, воспитывать и спасать -
в этот раз я не высажу всех на конечной станции».

...и одометр «Пежо» откручивается назад.

14. Трёшка

В городке нашем сраном совсем что-то мы загрустили
с той поры, как закрылся гранитодробильный завод.
Кто-то спился от скуки, кого-то со скуки убили.
Ну а мне повезло на заправку устроиться. Вот.

И плевать, что заправка стоит на заброшенной трассе.
По которой, дай Бог, прогрохочет раз в день самосвал.
Провожу в полусне я рабочее время на кассе.
И той ночью ужасной я так же спокойно дремал.

Но внезапно проснулся от громкого стука в окошко.
Поглядел через бронестекло- никого, только мгла.
Показалось? Но тут под окошко мне сунули трёшку.
Ну, болотного цвета, советскую. Что за дела?..

Крикнул я в микрофон: "Вы там чё, охренели? Дебилы!"
И ответил мне голос из мглы: "Слышь, бензину налей."
И чего-то такое в том голосе жуткое было,
что, без всяких вопросов, включил я колонку скорей.

Заработал мотор у невидимой мною машины.
А потом все затихло. Да что за напасть - не пойму.
Только вдруг очень сильно запахло в каморке бензином.
Вышел я на крыльцо поскорей, поглазеть что к чему.

Ничего. Только хлещет из шланга бензин (Вот же сука!).
Закурю. Перенервничал что-то нехило я так ...

Километрах в пяти обнаружат с утра мою руку.
С мятой трешкой советскою крепко зажатой в кулак.

15. Площадь Ломоносова

Наподобие транспортира
полукружьем фасадов лег
на прямую Фонтанки сирой
этот питерский уголок.

За мостом закрепив отметку
нулевую, отложит взор
тридцать градусов – к театру вектор,
девяносто – Гостиный Двор,

а сто двадцать – уже Апраксин:
разведенною пятерней
пять дорог, как судьбы экстракты,
открываются. Так начнем

путь туда, где застыл берущий
скакуна под уздцы юнец,
или же Холстомер и кучер -
то есть, прямо в другой конец.

Или, сквера пройдя куртину,
мимо мест совершим бросок,
где курсанты и балерины
будут вечно тянуть носок.

И как пять лучей, разводящих
к маякам через дней стекло,
за спиной у себя обрящем
антиподные Пять углов.

Город добрых и горьких истин,
(непродажен вовек их софт),
он в палате высшей исчислен
абсолютных мер и весов.

Стен отвесы и крыш откосы,
вдаль струящийся фар поток,
и в кольце огней Ломоносов -
дальнобойный ум, царь реторт,

звездочет, что поймал химеру
в ночезрительную трубу –
слов не примет твоих на веру,
дел твоих прояснит сумбур.

Он-то знает: как ни пеняй ты,
ни кляни этот город, но
каждый - только кусочек смальты
в мозаичном его панно.

16. Кое-что о небесной пунктуации

Я ещё боюсь любовь приваживать,
только ходит кру;гом голова
и летят отважные и важные
лёгкими голубками слова.

Ах, какие нежные и славные,
пальцами по небу и воде,
я пишу секретные послания
для кого-то каждый божий день.

И ответ уже предстал воочию -
дождь разговорился во дворе:
точка, запятая, двоеточие,
капли многоточия, тире...

Мокнут гроздья розовой акации,
вдаль бегут проворные ручьи,
льётся дождь небесной пунктуации -
весточку желанную строчит.

Миг схватить в охапку - в нём остаться бы,
чтобы на сверкающем стекле
в окнах видеть знаки пунктуации:
точки, многоточия, тире...

17. Похолодало

Похолодало, в рамы засквозило,
земля всё утро простыни белила —
укрыть босые ноги мёрзлых лип,
и радость, что вчера ещё парила,
застыла жалким слётком сизокрылым —
он перьями к стеклу окна прилип.

Иди же в дом — укрою от ненастья,
моё недопридуманное счастье,
моя недоосознанная боль,
а то мороз бесщаден и бесстрастен
в ледышку превратит тебя, и, здрасьте! —
со звоном завершишь свою гастроль.

Давай отыщем старые винилы
и пледы — с ними так уютно было,
и станем эту зиму куковать —
тихонько жить, не важно, что вполсилы
(церковки потаённой старожилы),
а там, глядишь, весна придёт опять.

И расцветёт медово-жёлтый дворик,
пусть будет первый дождь, как слёзы, горек —
бывает радость не всегда сладка,
сердечку, что скучало на заборе
быть фишкой лучших маминых историй —
большое видно впрямь издалека...

— Я знаю, это очень важно, милый,
что «это плод больших твоих усилий»,
быть может прилетишь когда-нибудь...
Да, не реву я, так, слегка простыла,
похолодало что-то, засквозило...
Ты тёплый шарф в дорогу не забудь.

18. Весенний ветер...

Весенний ветер почерком дождя
строчит по стёклам
визави – записки,
и за окном прохожий без зонта
становится до жалости
вдруг
близким...

Великой тайной полнится Земля
под музыку
космических симфоний,
и мы что ноты:
до...ре...ми...фа...ля..,
на струнах – днях
под божеской
ладонью.

19. Трюмо

Старое советское трюмо,
что сатир на тоненьких копытцах.
Неуместно. Как в глазу бельмо,
в колесе изогнутая спица.
Зря оно бодрится и блестит
сколотой немодной лакировкой,
коль упорно копит индивид
для тотальной смены обстановки.
Вот в закладках дремлет каталог:
«Невский форт», «Боровичи», «Икея».
У трюмо древесно ноет бок
и стеклянно онемела шея.

Ностальгия. Сколько красоты
отражалось, сколько ароматов
разливалось. Оттепель. Мечты.
Молодость конца шестидесятых.
Свежеполированный паркет
и ковёр цветастый в полквартиры.
Тесноватый камерный банкет.
Телевизионного эфира
сдавленный глухой речитатив,
чтоб не разбудить уснувших внуков.
Старческое «Господи, прости!»
в отлетевших выдохах и звуках.

А теперь трюмо стоит, как страж,
охраняя тапочки в прихожей.
И упорно портит антураж
(настроенье, кстати, портит тоже).
«Не качай трёхглаво, mon cheri,
не смотри так буково-сердито.
Ладно, друже. Мы с тобой схитрим –
самовывоз в прайсе на «Авито».
Есть ещё умельцы столяры,
реставрируют таких помалу.
А грустить не будем до поры.
Можно всё ещё начать сначала»

20. День уходил

А день уходил - незаметно, неслышно
По пыльным дорогам, по стёклам витрин,
По пальмовым кронам, скучающим крышам,
Волшебный, волнующий день уходил.

А день уносил высоту Бурдж-Халифа,
Фонтанные струи, дощатый настил,
Огни небоскребов, легенды и мифы,
Все звуки и запахи день уносил.

А день ускользал в водопадные брызги,
В кокосовый сок, в отраженья зеркал,
Весь сказочный город, вдруг ставший нам близким,
За грани реальности с ним ускользал.

А день исчезал - все на свете непрочно.
Но что значит день? Небольшой интервал.
Уткнуться в плечо твоё можно и ночью.
Чтоб завтра вернуться к нам, день исчезал.

21. Слушая Вертинского

Храня;т запах мёда и яда
четыре угла между стен,
которые трогать не надо
с желаньем благих перемен.

День нынешний чёрен, как битум,
и сух, словно курс биржевой.
В горшке на столе хлорофитум –
родной, потому что живой.

Приблизившись к раме оконной,
дыханьем морозя стекло,
декабрь, к состраданью не склонный,
твердит, что ему всё равно,

что где-то у старых лодчонок,
в промозглой нездешней дали
скучает по мне китайчонок
со сказочным именем Ли.

Окно распахнув, сквозь седую
бездушную мглу декабря
кричу я, быть может впустую:
"Мой мальчик, я слышу тебя".

22. На стекле

Взгляд идёт, идёт за светом,
загорается зрачок,
и легко топтать при этом
зиму вдоль и поперёк.
Мы приходим сонной ранью,
беззаботны и сыты
этим уличным шатаньем
до куриной слепоты.
Снег латает, шьёт и вяжет
весь расползшийся по швам
дирижабль многоэтажек,
как заботливый левша.
Опекает, озираясь
на минувшие снега.
Лодки дедушек Мазаев
примерзают к берегам.
А в парадном кем-то резвым
время сорвано с петель,
и летят минуты в бездну
чистых белых плоскостей.
Вот и дворнику не спится —
он с утра навеселе.
А в окне не видно птицы,
только перья на стекле...

23. Посередине зимы

Остановись, бредущая к зиме
По снегу снов, простых – до немоты.
Когда б ты рай искала на земле,
Я б знал – где ты.

Твои уста прозрачны, как вода,
И честь твоя не знает слова «честь»,
Но только то, что есть не навсегда –
Всегда и есть.

И тот твой враг, кто рядом, на штыке
Несёт любовь, и что ни говори –
Метель твой след сжигает на стекле...
Гори... Гори...

Обманчив снег. Закончены пути. –
Но по привычке вторится: «Аз есмь...»
А то, что мы пытаемся найти,
Давно не здесь.

И всё же – глянуть вспять благоволи –
Туда, где смертны люди и дела...
Когда б я ведал помыслы твои,
Я б знал, где я...

А тут – светло... Поскрипывает дверь,
Да пусто по сусекам и углам...
Когда увидишь ангела – не верь
Его крылам...

24.

Было всё очень просто:
звёзд манящая россыпь,
глаз пьянящая просинь,
нежный запах волос.
Был рассвет в синих росах,
но из детских вопросов
слово странное «взрослость»
вдруг на свет родилось.

И тотчас сжалось время,
налетели проблемы,
вечной сложности бремя
нам на плечи легло.
А ведь так было просто:
тихо таяли звёзды
и отсвечивал воздух,
как большое стекло…

25. Леса под снегом

Леса стоят заснежены, угрюмы.
Застыли. Замолчали. Вправду спят.
Какими они были в том июне,
Не могут вспомнить, да и не хотят.

За их полой, за пологом подлеска,
За пазухою снега и тепла,
Живая жизнь себе сыскала место,
Клубком свернулась тёплая зола.

Но встрепенётся, но ещё воскреснет,
На цыпочки привстанет в тот же миг,
Когда на солнце пятна все исчезнут,
Когда оно опустит воротник,

Потянется, зевнёт ленивой кошкой,
Вберёт апреля звонкое тепло.
И я плету для ягоды лукошко.
И солнце бьётся птицею в стекло.

26. Стеклянный барьер

Я грущу. А сильно? Да нет, слегка.
Это важно? Думаю, что ничуть.
(Довести до сердца бы пол глотка
Алкоголя, принятого на грудь.)

Каждый бой с судьбой – это бой вничью.
Не в слезах, но в слякоти нынче соль.
(Анальгин не пашет, и я хочу
Убивать дающих мне эту боль.)

Я скучаю. Правда? Конечно, ложь.
Я замёрзла. Полно, кругом тепло.
Я боюсь... Мне страшно, что ты уйдёшь,
А меня не пустит вперёд стекло.

=============================
Как голосовать? Просим В ОТДЕЛЬНОЙ РЕЦЕНЗИИ указать ШЕСТЬ чисел, соответствующих порядковым номерам понравившихся Вам произведений, в столбик в формате

15
9
23
11
14
3

без запятых и других посторонних знаков. РЕЦЕНЗИЯ СОДЕРЖИТ ТОЛЬКО ШЕСТЬ ЧИСЕЛ! Верхняя строчка дает 6 баллов, нижняя, соответственно, 1.
Проголосовать можно только один раз. Вносить изменения допускается в течение 15 минут после выставления. Дальнейшая коррекция запрещена и не будет засчитываться при подведении итогов. Голосование за свои произведения не допускается. В голосовании может принять участие любой автор Стихи.ру, опубликовавший свое первое произведение либо написавший свою первую рецензию не позднее одного месяца до дня объявления голосования. Голоса с пустых страниц и клонов в расчет не берутся. Авторы принятых работ голосуют ОБЯЗАТЕЛЬНО.

ВНИМАНИЕ! Во избежание флешмобов и «дружеского голосования» бюллетени авторов, не представленных в Щ-листе, могут быть исключены из общего результата без объяснения причин. Делайте свой выбор, только внимательно прочитав все произведения. Объективное голосование приветствуется!

При определении призовых мест в случае равенства баллов ПРЕИМУЩЕСТВО ПОЛУЧАЕТ АВТОР, ПРОГОЛОСОВАВШИЙ РАНЬШЕ.

Прием голосов завершается объявлением ведущего после 09 ч. 00 мин. 14 февраля 2020 года