он был страшно в неё влюблён...

он был страшно в неё влюблён:
до тошноты, до озноба, до колик.
день без её тела – 
хуже ломки от наркоты.
затмение солнца, 
когда она просит оставить её в покое.
обухом по голове,
фраза брошенная невзначай:
«я – ничья!
захочу - не буду ночевать дома…»
вот бы обхватить её тонкую шею
и сжать. 
ни-за-что не отдать кому-то другому.

проникнуть под кожу, кусать мякоть губ,
густота волос накроет пышной волною,
ласкать, спускаясь ниже, шею и бюст,
заставить быть вечно рядом с собою.

входить жадно, до невмоготы обладать,
засыпать в обнимку, встречать рассветы…
а она убегает навстречу новому дню,
сбрасывая чувства с парапета.

голос бога – «я так хочу!»
ну и как с ней тут можно поспорить?
дикий волк свернулся в калачек у ног,
ручной псиной скулит, воет и стонет:

«забирай душу, дом, вот кольцо!»
а она хохочет прямо в лицо:
«будешь держать - я совсем улечу,
у меня, как у птицы свободная воля.»

удавкой на шее её игнор:
«мне от тебя ничего не надо.
я любила однажды… и любовь сущий вздор!
моё сердце закрыто». и это правда.

зубной болью грызёт изнутри тоска,
точит сердце весь день, а он всё терпит,
потому что ночью возьмёт своё,
разъярённый зверь порвёт все сети.

и она, испугавшись жара огня,
засопит довольной подстреленной птицей,
он будет крепко её держать,
уткнувшись в косточки на ключицах.