круговращенья этого
в вокзальной тиши мирозданья
ты вбрёл в ожидания зал
и с ликом большого страданья
всю жизнь мне свою рассказал
притихли сидящие зала
и даже кто ели обед
я тоже за жизнь настрадала -
всплакнув я признала тебе
вся жизнь меня так не жалела
как старого в клочья кота
мне сыпав от зёрен плевела
бья злом где была доброта
любимый назвал меня аллой
когда я нинель отродясь
заплакал тут путник бывалый
в коленках пред мной надломясь:
прости что просил я на выпить
судьба твоя просто атас
воспрянь и грудинкою выпять
мне жить за тебя век молясь
и дальше без стонов и жалоб
убрёл до слезы огорчён
лишь мелочи кучка лежала б
но я пригребла
нуачё
...
снег падает снежинками кружа
а йели первобытны словно йети
навстречу открывается душа
круговращеньям этого на свете
тут рыщет егерь крепенько держась
за древко послужного карабина
в сугробе с миром потеряла связь
девчонка - тонкоствольная рябина
её любимый - юный местный клён
от поисков родной раскинул руки
но рядом только егерь лес и круки
(порода разновидности ворон)
они с ней поженились только вот
когда шумело лиственное лето
клён неспроста тихонько слёзы льёт
печально реагируя на это
у ясеня спросил бы где она
но нету такового в ареале
лишь пальчики кленовые страдали
и не спешила радовать весна
...
Собрались на пренья в палате
Ньютон, Бонапарт и Годар.
А тут калидором некстати
с берданкою шёл санитар.
И как-то вдруг все приумнели.
Всяк гордой главою приник.
(Овидий, Гюго и Растрелли -
по-честному звались они.)
30.1.2020
Свидетельство о публикации №120020704773