Открылось мне правило мира

ОТКРЫЛОСЬ МНЕ ПРАВИЛО МИРА

Написано не о всех людях - а исключительно о конформистах.

Моя душа была нерушимо слепа,
но открылось мне правило мира,
всё к чему прикоснется толпа -
превращается в ручку сортира.
Наследие чьих-то возвышенных рук,
эстетики, речи, красоты,
всюду копыта людиного стук
вызывает желание рвоты.
Тупые, но гордые лощёные дуры -
ко вкусу слепы и глухи,
испоганят руками скульптуры,
испоганят глазами стихи.
Испоганят слова и высокие темы,
в них идя как собака в бельё,
не желай сохранить хризантемы
среди люда - затопчут её.
Или будут друг-другу давать,
в неё пяля пустые белки,
тебе в итоге никак не узнать -
её порванные лепестки.
И поэтому - негу спаси,
что бывала в руке небосвода,
и презренному телу урода -
ничего своего - не неси.
***
Запирайся в оазисе с парой
человеков, богатых на разум,
и лишь им разбавляя гитарой -
подари сокровенные фразы.
Собери небольшой городок,
из откинутых миром людей,
но пойми - что их будет немного,
и сохранится величие слога -
и порывы высоких идей.
И пойми, что такие сознания -
не получат у мира признания,
ты ему как больной, и нагой,
ты ему - неизменно изгой.
За чужое ораве воззрение -
невниманье, даже презрение,
всё чего удостоишься ты -
это эхо - среди пустоты.
***
Невозможны те миги и дни -
где безликие благу внимают,
и внеся тебя в люда цари -
эти люди тебя замарают.
Исказится порыва величие,
эта свора - ревизионер,
а возможно...и даже обличие
исказят на поганый манер.
Этот мир как пивная блудовка -
отдается корифею людья,
он поведает вам как-же ловко
и легко он добился ея.
Стая благо во смехе убила,
не заметив того и на миг,
она очень давно очернила -
даже сам человеческий лик.
И если что-то людинам даётся,
окунается в мерзости быт,
эта стая в искусные стены несётся -
всё поганя следами копыт.
Лишь тогда будет роща великой -
когда чудные кущи в тиши,
у оравы безумной, безликой,
нету вкуса, и нету души.
Всякий стан подведут под законы -
шумной моды, одинаковых тем,
сорняками убьют анемоны,
и в навозе замажут Эдем.
Всяка рожь где толпятся людишки -
обернётся в помои, гнильём,
даже самые лучшие книжки -
в их руках загорятся огнём.
Щеголять и толпиться он рад,
сей табун свою цель не меняет,
вне конвульсии дегенерат
все красивое в жижу роняет.
Если хочешь добро сохранить -
попытайся не выдать наружу,
как пытаются не уронить
изумруды в нечистую лужу.



20