Сиринга и Пан

Поднеси меня дудочкой к согласью губ.
Вот – земли черепица, вот – черепаший панцирь
неба: тесно дыханиям! вдоль границ
сanis limen цепями молний побряцивают.
Здесь, в ладонях твоих, я – костёр в снегу.

А под нёбом твоим – три моих души. 
Тростниковая, шершавый шёпот о воздух.
Дрожь сердечной цикады. Слиянье склонённых лиц 
в жёлтый венчик – взглядом в морскую воду…
солона! Но ты дальше в меня дыши.

Как зелёная Эхо в твоих лесах
не даваясь ни глазу, ни телу, но – мимо, мимо,
на просвет! даже Пану мельканье спиц
не поймать: я – игра! не гримаса мима.
Невесомая на земных весах.

Выпевай меня всю, до конца! где согласья боль
позвонки расцепила, и стон короткий
с замиранием ланей-отроковиц
ловят псы и охотники – веки-лодки –
сквозь осоку – да в птичьи круги, не вдоль.

Ну, ещё! В каждой нашей скважине чувств –
кровь, не воздух! Из их провалов колодца –
ночь-смоковница в дырах от звёзд-мокриц,
иссыхая, родится валторной солнца,
осыпается, что под ливнем куст

на обочины, в дранку жизней – ключи
для садов заповедных да вен излучин,
опрокидывающих в зенит – из ниц!
… Что же, милый, свободней и неразлучнее,
чем дыханье и музыка? – Тишь …   
                = ...да меж двух зву-чи…