Тот, кто молчит
Персоналии:
Тот, кто молчит
Триада ведьм-вещуний
Отец Никодим, новоиспеченный батюшка
Матушка Агафена, жена священника, женщина кровь с молоком
Разбойник Витек, кающийся грешник
Евдокимыч, гробовщик
Работники банка, купальщики и купальщицы на пляже, полицейские
Сцена 1
Гостиная в доме священника. В одном углу компьютер и клетка с поющим щеглом, в противоположном – иконостас со светящейся лампадкой. Посредине шкапик с графином и рюмками, стол с кофейным сервизом на нем. За столом сидят розовощекие батюшка с матушкой, попивая кофе.
Отец Никодим:
- Я так вот тебе, матушка, скажу…
Приход нам достался, в общем, неважнецкой.
Матушка Агафена:
- Экак, ты, батюшко, губу-то свою раскатал. Тебе подавай сразу все на блюдечке с золотой каемочкой. Ведь предыдущий батюшка – совсем не глупый человек, а потерпел в здешних краях и дальше продвинулся в архимандриты.
Отец Никодим:
- Бог терпел и нам велел. Однако, развал полный. Кто ж теперь пойдет ко храму после лет запустения? Ремонт не делали лет двадцать кряду!
Агафена:
- А что если к митрополиту на аудиенцию сходить?
Отец Никодим, недовольно крякая:
- Как умна ты стала, Агафена!
Агафена:
- Так ты сам мне это сказовал не раз.
Отец Никодим:
- Во-во, сказовал тоя сказовал, да не пошел. А не пошел потому, что лучше не ходить… бес толку. Я что ему – кум или сват? Мой приход – мой доход. Выкручивайся, как можешь. И он будет прав по-своему. Вот если бы я ему подарочков подкинул, тогда бы и митрополит смиловался чего-нибудь из бюджета подкинуть.
Агафена:
- Вижу, долго нам ждать придется, а пока мы беднее церковной мыши.
Отец Никодим:
Намедни стоял я у амвона а сверху кап-кап. Крыша прохудилась донельзя. Отремонтировать – хоть кровь из носу, я ужо не говорю про ограду вокруг храма. Стыдно ведь – собаки со всей деревни случаются прям на паперти, коты орут не своим голосом у дома Господня… Как вразумлять-то прихожан, коли шум и гам беспрестанно посреди двора, как в зверинце. А вот даже видел вепря за нужником. Иклы мне свои выказывает и не уходит. Хочу спросить моих любезных прихожан – кто хозяин у храма – я или дикая свинья?
Агафена:
- Ты, батюшко. Однако, отправляйся поскорей удить золотую рыбку. Может, она и профинансирует!
Никодим:
Ты мне шуточек тут не раводи. Лучше дельное чего-нибудь посоветуй.
Агафена:
- Но я ведь из дому не выхожу. Запер меня в четырех стенах, как щегла в клетке. Да если б в золотой! А так годы молодые проходют и людей не вижу в этой Богом забытой деревне.
Никодим:
- Не поминай Бога всуе и на судьбинушку не ропщи. Чего тебе не хватает!? Калачи, яйца, масло, сыр люди несут. Ведь ты сыта и в избе у нас теплынь. Попадьей всякая мечтает стать.
Агафья:
- Да уж и не всякая!
Заламывает пальцы по очереди
Мои подруги повыходили замуж. Наталья… за банкира – раз!
Федотья… почти уже вышла за маркиза – два!
А Вера… Вера-то… (рыдает)
Никодим:
- Ну, не тяни! Вера-то за кого?
Агафена, всхлипывая:
- За полковника ФСБ.
Никодим:
- Ух, куда хватила стерва! Ну, это ты всем не разглашай, языком не болтай лишнего. Связи-то какие!
Агафья:
- А кому я тут разглашу? Щеглу одному, щелкоперу. Или трем с половиной алкашам завсегда полумертвым, которым стыдно и боязно бывает свои глаза поднять на молодую матушку.
Никодим:
- Ты вот так про людей не сказовай. Ей Бо… Грешно! Люди они есть люди всякие. Как-никак, порой приходят на службу, не все, но друг друга знают и, соответственно, сообщаются между собой. Ежели один душой в храме раскроется, то за ним и другой, и третий потянутся! А кающийся грешник тем более лучше гордеца-святоши, который не курит, не пьет, баб не тискает.
Агафена:
- Вот такой, как раз, баб и тискает, пока алкаш от опохмелья отходит. Алкашам не до баб – скажу прямо. Алкашня Россию угробит, а там уже окиян китайчиков, непьющих бизнесменчиков, разливается.
Никодим:
- Не пугай меня (крестится). Ить правду, матко, глаголешь!
Агафена:
- И президент-то наш на басурманчиков поглядывает, все поглядывает.
Никодим:
- И што?
Агафена:
- Ну, реверансы им всякие делает…
Никодим:
- Так это ж и есть дело президентское, дипломатическое.
Агафена:
- Ага, стратегическими партнерами называет.
Никодим:
- Ты, я вижу, в политике стала подкована.
Агафена:
- Поневоле взаперти такою стала. Всю молодость свою скоротаю в интернете да на приносных хлебах.
Никодим, маша руками:
- Акстись, Агафена! Вылезай из этой чертовой дыры. Ведь, это ловушка! Как ты этого не понимаешь.
Агафена:
- А чем прикажешь заняться кроме постирушек да приготовления трапезы для Вашего Святейшества?
Я ж говорю, запер меня, ты, отец. Распял мою молодость и красу меж четырех стен.
Никодим:
- Ну, ты загнула! Должна пример прихожанам показывать терпения, послушания и уважения. Кротко нести свой крест обязана и меня не истязать своими попреками.
Вот, на – Библию изучай досконально! (подсовывает)
Взгляд Никодима падает на журнал мод.
А это что за безобразие… журнал для женщин с… голыми мужиками?
Медленно листает, рассматривая.
Впадаешь в прелесть! Ежели митрополиту донесут – он меня за твои фривольности закопает еще дальше этого прихода, где не деревни уже, а одни погосты!
Агафена:
- Может, другую работу тогда подыщешь…
Никодим, маша руками:
- Что ты, что ты, мать! И не вздумай такое вслух произносить! Я, по-твоему, зачем образование духовное получал и духовный чин имею?
Агафена:
- Вот и оставайся при своем чине, а я вернусь в город обратно.
Никодим:
- Распутство там одно и только. Вот будет смеху – попадья, оказывается, на Окружной дороге! Видывали? Ты, что ж, бросить меня вздумала? Что-то не пойму, туда клонишь?
Агафена:
Я, может, в Новую Зеландию улечу!
Никодим:
- Акстись, Агафена! Это зачем же так далеко? Это верно для того, чтобы я тебя не сыскал?
Агафена:
- И то верно!
В это время, Тот, кто молчит, громко стучит где-то наверху досками судеб. Раздается гром, вспыхивает молния.
Агафена, с тоской глядя в окно:
- Кажется, буря вот-вот разразится.
Никодим крестится.
Никодим:
- Дождь не помешает зерновым.
Падает луч света на Того седовласого старца, одетого в холщовые складчатые ткани. Время от времени он перебирает доски судеб, испещренные письменами рун. Тот, кто молчит, восседает на некоем возвышении, подобно верховному арбитру судеб человеческих. Его громадная седая борода – кудрява, брови – лохматы. Вид грозен. Луч света перебегает.
Агафена:
- Ну, я пошла…
Никодим:
Куда ты пошла, несчастная?
Агафена:
- В интернет, попытать счастья.
Никодим:
- Не ходи. Ведь сейчас гроза. Погляди, что творится в природе. Нешто поговорить с мужем.
Библию почитать вдвоем…
Агафена:
- Видать, не для моего женского ума. Библию… Библию… Талдычишь все об одном и том же. Как будто, других книжек нету.
Никодим:
- Вот те крест – нету. Все другие книги не лучше Библии-то, нашей учительницы
Агафена:
- Сказал бы уже – кормилицы. Но я-то на попадью не училась.
Никодим:
- Тебе на роду написано во всем мужу угождать. И не противься.
Агафена:
- У меня свой ум, хоть и бабий. Сама и решаю с кем и как угождать… И за какие коврижки!
Никодим (крестится):
- Поистине, в бабе – чёрт. Что ты несешь такое? Ум-то у тебя свой. Да беда одна и только… Ум у тебя бабий.
Агафена:
- А что с тебя взять? Ни баба, ни мужик в своей сутане. Поп захудалой парафии, одним словом.
Никодим (примирительным тоном):
- Ересь мне тут не разводи, а лучше займись по хозяйству. Перед прихожанами стыдно бывает. Во дворе невпроворот. Все заглядывают за забор да хохочут. А как там, у батюшки нашего, во дворе-то?! Ить, как ноги не ломают? Поп – в храме, а попадья – в интернете, в Новой Зеландии где-то. Ни там, ни сям.
Агафена:
- Вот, ты – мужик, да еще с бородой всамделишной. Ты б во дворе хлам и расчистил.
Никодим:
- Да руки не доходят, Агафенушка! Приносят в храм отпевать алкаша за алкашом. Мрут как мухи…
Я, по-твоему, на работе или так… прохлаждаюсь?
Агафена:
- Мне скоро будет все равно… где ты!
Никодим:
- Ах, так! Ну, тогда я… (кидается к компьютеру и выдергивает шнур, пряча его под свою сутану)
Агафена:
- Не смей, Ирод!
Никодим, потрясая шнуром от компьютера:
- За все твои виртуальные грешки буду лупить тебя, Агафена. Но не сейчас!
Идет к вешалке, одевает дождевик и выходит, громко хлопая дверью.
Сцена 2
Завывание бури. По небу (на экране) проносятся тучи, гнутся долу верхушки дерев. Грохот грома, вспышки молний. Надо всем восседает Тот, кто всегда молчит. Он громыхает досками судеб.
Уклоняясь от порывов стремительного ветра, на сцену выходят три ведьмы-вещуньи. Они стонут и воют вслед завываньям бури. Возникает впечатление, что ведьмы своими движениями и жестами изображают бурю, шаманят. В дождевике с посохом проходит отец Никодим.
Никодим:
- Вот тебе и вечерняя служба в ненастье! Пожалуй, никого и не будет, ежели не занесет блудным ветром забулдыгу.
Одна из ведьм, сложив ладони в рупор, кричит на ухо Никодиму:
- А вдруг, не только забулдыгу, но истинного разбойника занесет?!
Никодим, остановясь, крестится. Никодим идет быстрее (сцена начинает крутиться).
Вторая ведьма, сложив ладони в рупор, кричит на ухо Никодиму:
- По гороскопу твое солнце нынче поражено. Остановись! Лучше домой возвратиться да все с Агафеной уладить…
Никодим, уже почти бегом (но это бег на месте). За ним три ведьмы.
И уже третья на ухо вещает ему:
- Не возвращайся Никодим! Мужик ты или баба в доме!?
Ведьмы хором поют-воют. Никодим затыкает уши, замахивается на ведьм посохом. Швыряет его в их сторону. Они с визгом разбегаются и затем вновь приступают к Никодиму.
Никодим, останавливаясь:
- Свят-свят-свят! Что за чертовщина? И привидится ж такое! Ох, прости, Господи, за грехи!
Совершенный мрак сквозь завывание то ли воя ведьм, то ли ветра.
Свет падает на Того, кто громыхает досками судеб. Вспыхивает огонь
лампадки, освещающей лики икон и бревенчатую церковь изнутри. У
подножия распятия согнулся в три погибели кающийся грешник. Головою он
стучится о пол и что-то бубнит.
Разбойник Витек:
- Ох, не могу! Ох, угораздило. Не ожидал я, однако… Ох, Господи! Помилуй.
Разбойник Витек выбегает на край сцены. Стучится головой о пол, размазывая слезы и рыдая. Сбрасывая с себя енотовую шубу, начинает рвать на груди тельняшку.
Разбойник Витек:
- Народец, поверь… Не могу дальше! (продолжает рвать свисающие клочья тельняшки)
Во, как угораздило! ( с силой бросает на пол мешок; оттуда вываливаются окровавленные пачки денег) Душу бессмертную погубил за деньги проклятые!
Луч света падает на отца Никодима в облачении и с крестом, который молча
наблюдает за кающимся грешником. Разбойник Витек, заприметив Никодима,
кидается к нему в рыданиях с объятиями. Отец Никодим невольно отступает и
брезгливо отстраняет кающегося грешника.
Разбойник Витек:
- Отец родной, дорогой ты мой, спаси меня… Что я наделал!
Никодим:
- Бедный… Я вижу… Кайся… Кайся и исповедуйся!
Разбойник Витек:
- Ага! Как на духу исповедоваться желаю, отец!
Никодим:
- Ежели по-настоящему раскаиваешься – на колени, раб божий!
Разбойник Витек:
- Хм. Еще никто меня так не называл. Слышал – рабов в рай не пускают. А на моих руках кровь. Прав, ты – отец. Да, раб. Сейчас, вот (грохается коленями на пол)
Никодим, направив крест на разбойника:
- Кайся, сердешный! Что с тобой приключилось. Откуда деньги кровавые?
Разбойник Витек:
- А то приключилось, что порешил я невинных.
Никодим (отступая):
- О-о-о-о… Невинных?
Разбойник Витек:
- Отец, вор-налетчик – я, но никогда ни единой души не отымал прежде, до этого злополучного случая.
Никодим:
- Какого случая?
Разбойник Витек, оглядываясь:
- Погоди, все расскажу как было.
Никодим:
- Во-во. Не то…
Разбойник Витек:
- Что… не то?
Никодим:
- Прокляну враз. Живого как умершего отпою. И окочуришься…
Разбойник Витек:
- Погоди. Я к тебе пришел спасения искать и ответы на вопросы получить, а ты сразу – прокляну. Мне и так тошно. А всему виною (с размаху бьет мешком об пол) деньги, проклятые бумажки. Сколько грехов из-за них творится на свете. Только святые устоят.
Никодим:
- Это правда. Сказовай без стеснения. Здесь никто сегодня не услышит. Вишь, какое ненастье разыгралось. Ключница отпросилась. Та, которая тебя впустила в храм.
Разбойник Витек:
- Добрая старушка.
Никодим:
- Варвара Тимофеевна – ангел-человек, хотя – полуглухая, полуслепая… Я бы такого в храм не пустил!
Разбойник Витек:
- Так мы тут одни?
Отец Никодим на всякий случай кладет свою правую на основание
бронзового канделябра.
Никодим:
- Одни. Так и что с того?
Разбойник Витек (мирно):
- Отче, не боись! Я же каяться пришел, а не грабить! Денег вот тут (потрясает мешком) вполне достаточно у меня чтобы купить весь твой храм со всем хозяйством и хозяйкой в придачу. Все зачем они мне? На храм хочу пожертвовать.
Никодим:
- На храм?! Ну, дело богоугодное ты надумал. Однако расскажи как на духу.
Разбойник Витек:
- Ох! Как на духу!!! Только тебе и расскажу как оно было-то все.
Свет исчезает, раздаются только шепоты. Сильнее завыванье бури, хлещет ливень, муторошно воют ведьмы из сплошного мрака.
Сцена 4
Идут двое – отец Никодим в дождевике и разбойник Витек с мешком денег.
Витек:
- Крышу храма починить и на ограду профинансирую…
Никодим:
- Видно по всему, что раскаялся ты.
Витек:
- Тебе виднее, отец. Может, и раскаялся. Для меня самого моя душа – потемки.
Ведь некрещенный я!
Никодим:
- Некрещенный?
Витек:
- Не-а.
Никодим:
- Надо крестить тебя поскорей.
Витек:
- Креститься? И что мне это даст?
Никодим:
- Это как заново родиться на Божий свет…
Витек:
- Родиться заново? И кто меня родит? Я свою маму люблю, хоть и сын я – непутевый.
Никодим:
- Во-во. Крестишься и на путь истинный станешь.
Витек:
- Хотелось бы поскорей. А можно сегодня у тебя в доме это проделать, отец?
Никодим:
- Священный обряд так не делается. Надо в храме.
Витек:
- Зачем же тянуть? Я кары Господней боюсь. В любой момент может настигнуть…
А далеко идти?
Никодим:
- Тут деревня. Через тринадцать избенок будет и наша.
Три ведьмы являются навстречу.
Первая ведьма:
- Поворожить! Дай руку, молоденький!
Вторая ведьма:
- По гороскопу тебе сегодня, батюшка, каюк не каюк, либо пан, либо пропал.
Никодим:
- Уйди, уйди!
Витек:
Ты кому, отец?
Никодим:
- Черная кошка пробежала.
Витек:
- А мне цыганка привиделась.
Никодим:
- Немудрено, в погоде сплошной переполох…
Третья ведьма, сложив ладони в рупор, на ухо Витьку:
- Опущенный ты, опущенный. А это не лечится никак.
Витек:
- Никак.
Никодим:
- Что, никак?
Витек:
- Я о своем?
Никодим:
- А с рассудком у тебя как?
Третья ведьма, сложив ладони в рупор, снова на ухо Витьку:
- Не лечится никак.
Витек:
- Никак.
Никодим:
- Плохо, что никак. Исповедоваться и креститься немедленно, пока демоны не разорвали.
Витек:
- Демоницы.
Никодим:
- Тьфу, тьфу.
Витек:
- А там мы будем одни?
Никодим:
- Никак нет. Еще матушка Агафена обретается. Женщина она современная, по интернетам хаживает.
Третья ведьма, сложив ладони в рупор, снова на ухо Витьку:
- Женщина. Сладкая женщина!
Никодим:
- Вообще-то, она, как и ты… из города. Городская, значится!
Витек:
- Во как. Думаю, что я ей понравлюсь.
Никодим:
- Ишь, куда намылился! Это как сказать! Женщина… она хоть и баба, зато шибко ученая. И с митрополитом может поддержать беседу не по женской части, а даже о Символе Веры (останавливается и поднимает вверх указательный палец).
Витек:
- Мне-то, что? Я по этим вопросам не шарю. Даже некрещенный…
Никодим:
- Во-во!
Витек:
- Мои университеты – на зоне. Однако, некоторые из нашего брата стали «ворами в законе», пробились… в народные представители, стали именоваться депутатами, а кто-то и президентом.
Никодим, присвистывая:
- Ну, ты хватил!
Витек (крестится):
- Правду говорю, вот, те…, крест (снова крестится)
Никодим:
- Ничего нового на земле не было - и нет. В Древнем Риме даже рабы подчас становились вольноотпущенниками, а затем кому-то Господь вручал бразды правления. И бывший раб почитался уже императором. Вот так-то! Зато с ученым званием воров в природе не бывает.
Витек, хохоча:
- Бывает, бывает!
Никодим (недоверчиво):
- Может, еще скажешь, профессорами становятся?
Витек, останавливаясь:
- И не только профессорами, но и академиками.
Никодим, раскрывая рот от недоумения:
- Мир перевернулся… мать его за ногу! Все выхолостилось под чистую – куда ни ткни! Получается, вор, который таблицу умножения не усвоил, претендует на звания Пуанкаре.
Витек:
- Ты, отец – образованный человек, а я в школе не доучился. Из всех профессоров знаю только профессора Преображенского. Зато он был, пожалуй, самым великим ученым из всех, кто были до него!
Никодим:
- А я и слыхом не слыхивал о таком. Что же он такое придумал , изобрел?
Витек:
- Мне дружбан на зоне втирал, что Преображенский, когда в России начался кипеж, то есть, в самую революцию, как-то собрался с мыслями и создал не с бухты-барахты Шарикова, первого советского человека.
Никодим:
- И что в нем было особенного, в этом Шарикове?
Витек:
- Карифан без базара толковал, что в Шарикове профессор Преображенский впервые скрестил собаку и человека.
Никодим:
- Наколдовал оборотня!
Витек:
- Фокус оказался удачен! Вот по образу и подобию Шарикова стали клепать вовсю миллиарды таких же, как и он!
Никодим:
- Миллиарды? А не многовато ли?
Витек, щелкая ногтем о передний зуб:
- Учитывай, отец! Китай ведь подхватил это дело…
Никодим:
- М-да, размножение почкованием, в промышленных масштабах, небось.
Витек:
- Это тебе не твоя дярёвня, отче. Китай, он ко всему грамотно, скрупулезно подходит.
Никодим:
- Агафена, она более сведущая по всем ученым делам, нежели я. Из интернета не вылезает. А на мне целое хозяйство вокруг храма захудалого и до дома руки все никак не доходят… Да еще выручать из гиенны огненной овец заблудших приходится.
Первая из ведьм на уху Витьку:
- Заблудших! Шух-шух!!!
Витек, останавливаясь:
- А куда мы все бредем да бредем… Кажись, кругами ходим все, отец.
Никодим:
- Да вот он уже, домишко наш! Мерцает окошком. Отдохнем вскоре.
Вторая из ведьм на ухо Никодиму:
- Сдохнешь!
Никодим начинает махать на нее руками.
Витек:
- Отец, ты чего? На кого машешь в пустоту? Иль привиделось чего?
Никодим:
- Привиделось…
Ведьмы втроем воют жутким воем.
(продолжение следует)
Свидетельство о публикации №120020501242