Мы будем бороться до конца. Л. В. Шапошникова

Выступление Л.В. Шапошниковой
на вечере памяти С.Н. Рериха в МЦР 30 января 2007 года

Сегодня день памяти Святослава Николаевича Рериха. Мы отмечаем его 14-й год, а впечатление такое, будто все совершилось только вчера.
 
Когда мы отмечаем память этого выдающегося художника и человека, который основал наш Музей и наполнил его Сокровищами семьи Рерихов, мы можем вспоминать многие сюжеты, связанные с ним и как с человеком, и как с философом, как с ученым. Мы можем говорить о нем как друге России, так как сам он был прежде всего россиянином, вы это прекрасно знаете.
 
Но сейчас, в этот день памяти, мне бы хотелось рассказать о посмертной трагедии Святослава Николаевича Рериха. Когда я думаю о ней, передо мной возникает образ мертвого льва и стаи шакалов, которые окружают его тело, стараясь урвать для себя кусок побольше. Чтобы не быть голословной и не запугивать вас подобными картинами, я хочу напомнить, что после смерти Святослава Николаевича в тот же 1993 год его воля была нарушена трижды.

Воля 1-я. Святослав Николаевич Рерих просил похоронить его в России, в Петербурге, отпеть во Владимирском соборе, совершить панихиду именно в этом городе. Так сложились обстоятельства, что об этом знали всего два человека – Александр Михайлович Кадакин, который был в то время поверенным в делах Российского посольства в Индии, и я. И мы были совершенно уверены в том, что нам удастся выполнить его пожелание. Но, как говорится, если исполнение воли связано с какими-то печальными событиями, то человек, нередко, отводит, отодвигает от себя мысли о практической реализации этого.

26 января 1993 года я сидела перед телевизором и смотрела последние, девятичасовые новости. Это был день большого праздника Индии: День Республики. Вдруг раздался звонок. Когда я сняла трубку, услышала плач, потом неясные, отрывистые слова. Так или иначе, мне удалось понять, что звонит Мэри Джойс Пунача – секретарь Святослава Николаевича, говорит о том, что Святослав Николаевич умирает и мне нужно срочно приехать в Бангалор. Для меня все это было полной неожиданностью…

Вы можете себе представить, что значит из России срочно приехать в Индию. Был вторник, вечер, но в среду я уже имела визу, – потому что позвонила в индийское посольство и объяснила ситуацию. Мне сказали: давайте паспорт, мы вам сейчас же визу сделаем. И сделали. Но не было билетов на самолет; все места на вечерний рейс среды были заполнены. В последний момент кто-то отказался от билета, и его дали мне. Я прилетела в четверг утром, меня встретил Александр Михайлович Кадакин, который уже приготовил билет на Бангалор. Я улетела в Бангалор утренним рейсом в пятницу и сразу поехала в госпиталь, где находился Святослав Николаевич. Я пришла в его комнату, он лежал без сознания, дышал через подушку с кислородом, и я поняла: наступают последние часы. В субботу в 4 часа дня его не стало.

В это время в Индии с официальным визитом находился наш президент Б.Н. Ельцин. И когда подъехал Кадакин, мы решили: будем запрашивать специальный рейс самолета для того, чтобы вывезти тело Святослава Николаевича в Россию. Все было рассчитано, все было сделано. Но в тот же день вечером пришла Мэри Пунача и сказала, что Девика в Россию не поедет и не позволит увезти тело Святослава Николаевича. Мы с Кадакиным стали разбираться. Как два свидетеля, знающие о воле Святослава Николаевича, мы пошли к главному министру штата, рассказали о ситуации. Главный министр ответил: да, он все сделает, все будет в порядке, мы не должны волноваться. Дело в том, что, прилетев в Бангалор, я как-то не сразу заметила некоторые странности. В это время на парламентскую сессию в Дели улетал член парламента от Бангалора. Мэри Пунача попросила меня переговорить с ним о спорном участке земли на плантациях Святослава Николаевича: было не ясно, кому он принадлежал. Нужно было попросить, чтобы Правительство прекратило нападки на Девику Рани и на Святослава Николаевича в этой связи. Я переговорила с депутатом, но у меня остался какой-то странный осадок, что здесь все было не совсем чисто. Я подозревала в этом деле определенное мошенничество со стороны некоторых лиц, и в том числе Мэри Пунача. Потом выяснилось, что еще при жизни Святослава Николаевича Мэри продала кусок плантационной земли двум мошенникам, и, несмотря на то, что Святослав Николаевич выступил с протестом и хотел подать в суд, он ничего не смог добиться, потому что здесь определенную роль играли деньги, которые были, так сказать, заплачены судьям. Такой была эта ситуация к моменту ухода Святослава Николаевича из жизни.

Нужно сказать, что когда мы получили от Президента России согласие на спецрейс, мы ждали только известия от главного министра штата. Вскоре он ошеломил нас сообщением, что ничем не может помочь, так как существует некая воля Девики Рани, которой он не может противостоять. Какая это была воля, стало ясно через некоторое время. Дело в том, что Мэри Джойс Пунача от имени супруги Святослава Николаевича послала премьер-министру Индии телеграмму с таким текстом: если тело Святослава Николаевича заберут в Россию, она покончит с собой. Девика Рани не писала этой телеграммы и даже не подписывала ее. Телеграмма была создана самой Пунача. Именно она была главной пружиной этих действий. Но телеграмма сыграла свою роль: премьер-министр дал распоряжение главному министру, чтобы воля вдовы была выполнена.

Воля вдовы оказалась выполненной, и Святослав Николаевич был похоронен в своем имении в Татагуни под Бангалором. Перед этим прошла гражданская панихида. Она состоялась в академии «ЧитракалаПаришад», которая была создана его стараниями и его деньгами. Посреди выставочного зала стоял стол, на столе гроб, с гроба свешивались два знамени – Знамя Мира и флаг индийский. Над головой Святослава Николаевича была повешена картина "Господом Твоим". В течение четырех часов шли люди, которые прощались со Святославом Николаевичем. Это были в основном индийцы, русских было мало: посол Дрюков, временный поверенный в делах Кадакин, Старостин – заведующий нашим культурным центром в Дели, был Сережа Алексеев, корреспондент нашего телевидения, и я. К концу дня гроб повезли в Татагуни. Очень спешили, потому что наступала темнота, а в тропической стране темнота падает с небес очень быстро. Привезли, опустили, похоронили. Через некоторое время я узнала, что Святослав Николаевич похоронен на том спорном участке земли, в котором была заинтересована Мэри Пунача. Этот клочок земли и был главной причиной, почему Мэри помешала выполнить волю младшего Рериха. Вся история была разработана очень четко и очень умно. Кто за ней стоял? При Мэри Пунача был некий мистер Кумар, он все время сопровождал ее. Кто он и что он, неизвестно.

Так была нарушена первая воля Святослава Николаевича.

Его вторая воля касалась Кулу, усадьбы его родителей – Николая Константиновича и Елены Ивановны Рерихов. И она тоже не была исполнена. Не прошло и четырех месяцев после ухода Святослава Николаевича, в апреле 1993 года, та же Мэри Пунача, захватив с собой Девику Рани, отправилась в Кулу, где зарегистрировала Международный Мемориальный Трест Рерихов. Трест был зарегистрирован согласно закону колониальной Индии от 1864 года. Были оформлены документы. Но самое интересное состояло в том, что в них не было подписей Девики Рани, а стояли лишь отпечатки ее пальцев! Это свидетельствовало о том, что или Девику Рани насильно заставили припечатать палец на документе, или она была уже настолько не дееспособна, что подписываться сама не могла вообще. Я склоняюсь ко второму. Практически Мэри Пунача зарегистрировала усадьбу и все прилежащие к ней земли на себя. Позже каким-то образом ей удалось передать кураторство над этим участком земли Правительству штата. Но задолго до этого, когда еще был жив Святослав Николаевич, он дал Александру Михайловичу Кадакину генеральную доверенность на усадьбу в Кулу. Он же написал специальное письмо Президенту России, где просил Бориса Николаевича Ельцина стать почетным президентом формирующегося Мемориального Треста Рерихов. Такова была воля Святослава Николаевича. Ельцин принял предложение и выразил согласие оказывать помощь Тресту. Проводя же свои нечистоплотные операции в Кулу, Мэри Пунача совершала очередное мошенничество, и вторая воля Святослава Николаевича Рериха осталась невыполненной.

Нарушение третьей воли Святослава Николаевича, о котором я хочу сказать, тоже было связано с Мэри Пунача и в какой-то мере со мной. Когда в Бангалоре умер Святослав Николаевич, я попросила Мэри отвезти меня в имение Татагуни в студию Святослава Николаевича, где в 1990 году в течение трех месяцев работала, готовя наследие старших Рерихов, переданное нам Святославом Николаевичем, для вывоза в Россию. Мне хотелось побывать там последний раз. Когда я вошла в мастерскую, я не сразу поняла, куда я попала. Картины, которые прежде находились в студии, отсутствовали. Среди них, кстати, была одна из самых интересных живописных серий, которую Святослав Николаевич сделал в самом конце жизни, – картины Тонкого Мира. Они свидетельствовали об очень важных процессах, которые проходили в его внутреннем духовном мире: это умение увидеть Новый Мир и запечатлеть его в живописных полотнах. Я спросила Мэри: где картины? Она ответила: «Я отправила их Кадакину, чтобы он их переслал в Кулу». В словах Мэри был только грамм правды. Дело в том, что перед тем, как я поехала в Бангалор, Кадакин, побывавший там несколькими днями раньше, передал мне документ о том, что взял из студии 17 картин для Кулу. Я спросила его: зачем? «Ну, на всякий случай», – ответил он. Таким образом, я знала, что из числа картин, находившихся прежде в студии, были взяты только 17. Я сказала Мэри об этом и, естественно, задала вопрос, где же остальные работы? «Ну, мы это как-то посчитаем, договоримся… мы позвоним Кадакину…» – что-то невнятно говорила она. Конечно, смерть Святослава Николаевича меня выбила из колеи, но Мэри уже тогда почувствовала опасность: она поняла, что я оказалась первым свидетелем ее грабежа картин из мастерской. Так началась сложная цепь событий, неуклонно ведущая к нарушению третьей воли Святослава Николаевича: созданию в России общественного Международного Центра Рерихов, центра независимой культуры.

О грабеже Рерихов со стороны Мэри Пунача свидетельствовали индийские друзья Святослава Николаевича еще во время его похорон. Правда, – и это необходимо особо отметить, – они боялись Мэри. Много позже, когда проходило большое расследование по делу Мэри Пунача и уголовный суд, который по-настоящему до сих пор еще не завершен, стало известно, что за спиной Мэри стояла целая мафия. И все свидетели боялись говорить. Один из них пробирался ко мне в отель в Бангалоре через кусты, он опасался, что его выследят. Об этом уголовном деле много писали в СМИ.

Я же говорила и не боялась. Говорила и в Индии, и тогда, когда в Москву приезжал следователь, который вел дело Мэри и беседовал со мной и Натальей Сергеевной Бондарчук, которая в 1992 году вместе со мной находилась в Бангалоре и знала, что было тогда в студии Святослава Николаевича, как со свидетелями с российской стороны. Получалось так, что свидетеля в моем лице надо было дискредитировать и уничтожить. Под прицел было взято то поручение, которое дал мне Святослав Николаевич; мишенью стала реализация замысла Святослава Николаевича – создание в пространстве России уникального Центра-Музея Рерихов. Значит, третье нарушение воли было произведено в связи именно с этими обстоятельствами.

События развивались стремительно. И вихрь, который они создали, мог снести с лица земли и сам МЦР, и меня в придачу.

В мае – июне 1993 года Мэри Пунача отправила в Москву теперешнему директору Института востоковедения РАН Р.Б. Рыбакову телеграмму и письмо-факс на имя Президента Б.Н. Ельцина якобы от Девики Рани: вдова Святослава Николаевича требовала изъять у МЦР наследие, полученное мною от Святослава Николаевича по юридически заверенному завещательному документу, и немедленно организовать Государственный музей Н.К. Рериха. Обращу ваше внимание как минимум на два факта. Во-первых, в письме-факсе стояла подпись, которая лишь символизировала подпись Девики Рани и не была вообще на нее похожа. Индийский следователь, который встречался со мной в Москве, в разговоре обмолвился: уже где-то в мае 94-летняя Девика не была дееспособной. А письмо-факс датировано июнем. Во-вторых, как известно, письмо-факс не имеет юридической силы и, следовательно, не может быть принято к исполнению.

Однако Р.Б. Рыбаков относит факс начальнику Отдела культуры Аппарата Совета министров – Правительства РФ И.В. Шабдурасулову. Последний накладывает на нем резолюцию: Министерство культуры, примите свои меры. Таким образом Шабдурасулов придает письму-факсу статус юридического документа и вводит его в делопроизводство правительства. Абсурд становится реальностью нашей жизни. Печально, но факт. Тогда все можно было…

Факс передается в Министерство культуры РФ, возглавляемое Е.Ю. Сидоровым, где алчные чиновники быстро начинают делать постановление, понимая, какая большая сумма денег стоит за наследием Рерихов. Постановление было подписано премьер-министром В.С. Черномырдиным и вышло 4 ноября 1993 года. В нем говорилось, что Музей Рериха должен стать государственным и быть филиалом музея Востока.

Так была нарушена третья воля Святослава Николаевича, выраженная им в известном вам письме «Медлить нельзя!»: Центр-Музей Рериха должен быть общественным, независимым ни от Министерства культуры, ни от музея Востока. В контексте сложившейся цепи событий можно только еще раз заметить: как велика была прозорливость Святослава Николаевича, как далеко он мог видеть!

Я не буду рассказывать подробно о том, как мы противостояли чиновникам, как подали на Черномырдина в суд, какое возмущение вызвали у чиновничества, потому что на премьера еще, говорят, в истории России никто в суд не подавал. Мы были первыми, и мы этим гордились. Мы выиграли этот суд. Высший арбитраж вынес постановление в нашу пользу, но, к сожалению, потом Министерству культуры удалось отменить это решение через Президиум высшего арбитража, где буквально в десять минут нас расстреляли: хотя никаких новых документов в нашем деле к тому времени не появилось. Председатель президиума суда нарушил все существующие законы, и справедливое решение в нашу пользу было отменено. Но поддержал Ю.М. Лужков, который к этому времени оформил с нами новый договор на аренду «Усадьбы Лопухиных» и отказался его отменять: «в принятых решениях, – сказал он, – нет никаких специальных указаний для меня как мэра Москвы». Таким образом он спас нашу Усадьбу.

Воспоминания Л.В. Шапошниковой о С.Н. Рерихе (запись 30.01.1994 года)
https://youtu.be/DSACiP_1JL0

В заключение хочу сказать: нарушение всех трех волеизъявлений Святослава Николаевича Рериха до сих пор лежит тяжелым бременем на Музее имени Н.К. Рериха и на Международном Центре Рерихов. Мы до сих пор продолжаем бороться, продолжаем отстаивать усадьбу и Музей. В день памяти Святослава Николаевича Рериха, который, к сожалению, не увидел нашей отреставрированной усадьбы, нашего Центра-Музея, нашего Мемориала, хочу подтвердить: мы будем бороться до конца, мы отстоим то, что было завещано нам Святославом Николаевичем Рерихом. И будем продолжать работать и развивать Музей так, как он нам завещал.
 

Газета "Содружество", № 22-23, 2007 г.

29.01.2020 11:40АВТОР: Л.В. Шапошникова | ПРОСМОТРОВ: 221


КОММЕНТАРИИ (1)

Светлана29-01-2020 15:33:01
Да, какими трудами создавались в усадьбе Лопухиных Музей и Центр Рерихов! И сколько усилий для этого приложил сам Святослав Николаевич, низкий ему поклон! Всегда помним, любим и стараемся следовать его заветам!
И постоянно вокруг таких благородных Личностей крутятся предатели и аферисты, словно те "змеи на груди" - греются, греются, вынашивают свои планы, ждут подходящего момента и сбрасывают маски при нужном случае, достигая своих низменных желаний и целей.
А саму сущность чиновников не меняют ни время, ни место, веками проявляются одни и те же инстинкты - жадность, властолюбие, эгоизм и на всём нажива, неважно, в каких размерах и мастях она маячит перед их глазами, лишь бы урвать.
Огромная благодарность Людмиле Васильевне за её боевой дух и смелость. Я, сколько узнаю о ней, всегда восхищаюсь этой мудрой и сильной Женщиной!