Два

Знаешь, каждый день я мысленно пишу тебе длинные, сложные письма о наболевшем, о радостном, о волнующем, о непростом. Их можно было бы написать на бумаге, напечатать в сообщении, наговорить в конце концов, но я не люблю письма как таковые. Они вызывают странное ощущение принуждения, и сопротивляясь, я отказываюсь заставить себя набрать хоть слово, а потом понимаю, что время от времени это необходимо. Но в моей голове все предложения создаются легко, плавно сменяя темы, образы и события. Только в моей голове. Упорядоченность распадается и обращается хаотичным калейдоскопом, стоит взять в руки ручку или телефон.
Есть темы, о которых не принято говорить, но они продолжают существовать в молчании. Они множатся и воспаляются свежими ранами, зудят и доставляют дискомфорт, от которого не скрыться, потому что для лечения нужно время. Нет обезболивающих, пластыря, антидепрессантов, которые могли бы облегчить это чувство. А чувство есть и его необходимо прожить, чтобы двигаться дальше. Но проживая, оно остаётся тихим напоминанием о том, что и волшебство бывает страшным. В один из дней понимаешь, что научилась спокойно воспринимать страх, без внутреннего надрыва, холодеющих ладоней, нехватки дыхания, так, словно это ощущение всегда было продолжением, частью собственной жизни, неотъемлемой переменной, без которой уравнение теряет возможность нахождения ответа. Раньше не замечалось, может быть, сознательно игнорировалось, скрывалось очередным сигаретным дымом, лёгкими разговорами, оседающими серостью эмоций, бессмысленно-важными (казалось, жизненно необходимыми), с металлическим привкусом разочарования от осознания текущих сквозь слова минут.
Я была там, где живёт запах смерти, смеха и искренности. Он существует в слезах, скорых объятиях, ласковых прикосновениях, безграничной надежде на... когда может быть, надежды уже нет. Я вдыхала его, чувствуя, как распространяется по лёгким терпкая безысходность, как волнами тошноты накрывают сознание чужие судьбы, как и без того подслеповатые глаза теряют остатки способности видеть чётко, как кожа впитывает порами окружающую действительность, и понимая, что этот запах становится частью себя самой не оставляя и единого шанса на избавление. Я была там, где есть любовь, любовь, для которой не нужны особенные слова, не нужны пафосные доказательства присутствия, потому что ладонь в ладони является самым честным доказательством банально-затёртого повседневностью "вместе". Я была там и не хотела видеть, потому что увиденное проникало под всю надстроенную годами броню, под убеждения и установки, разрушало фундамент уверенности, заставляло натасканный цинизм опасливо отступить с завоёванных позиций, вынуждало смущённо отводить взгляд, признавая факт чужеродности собственного тела, оказавшегося лишним свидетелем краткого мгновения чужого счастья, и не могла перестать смотреть. Я была там и часть меня осталась там навсегда, ведь даже среди накрывающего мрачным пологом предопределения сиянием возникает нежность, которую можно рассмотреть только если видишь единое вместо обособленного.
Страшное волшебство, бесценное в своей откровенности.
А потом слышатся шутки на грани фола, торопливый стук каблуков по кафельному полу, переругивания на стороне и реальность меняет форму, оставляя вместо людей грязные, мокрые следы. Двое ушли, а я осталась и ждала, мне нужно было ждать. Прошла неделя, но мне кажется, что я всё ещё там, вдыхаю тяжёлый запах, смотрю на бледную женщину и улыбающегося мужчину, чувствую монотонную пульсацию в голове от слишком ярких потолочных ламп и пытаюсь найти правильные слова, чтобы рассказать тебе о таком быстротечном, но важном. Только  правильных слов нет, есть признание, что там я видела глубину настоящего, которое осталось за дверями здания, и я уходила чувствуя спиной смерть, смех и искренность, отдавая на растерзание прошлому всё случившееся, всё, кроме любви, той, которая до... до последнего звука, последнего признания, последнего дня. Я ничего не знаю о любви.
Было бы знание, какой из дней окажется последним, но и этого знания нет. Есть время, помогающее принять и пережить, и я принимаю, ведь глупо отказываться от столь ценного дара.
Я благодарна тебе за многое, но сегодня особенно благодарна за расстояние. Мне искренне жаль, что я так редко нахожу силы перенести мысли в мозаику букв.
Тёмной ночи, дорогая, и пусть волшебство твоей жизни разрушает любые страхи.

Как же ты теперь далеко, мой друг,
Прикасаясь к усталой, небритой щеке
Ощущаю пропасть во множестве прожитых рук,
И тону в ней, словно в зыбучем песке.
Как же мал мой забытый возрастом рост,
Не увидеть боле свинцовых глаз,
Этот вечер в своем одиночестве остр,
Обособен и чуден, словно Парнас.
И в иллюзиях терпких касаясь вершин
Нераздельно разрозненны в поисках дня.
Не смотри на меня с высоты. Не греши.
Мы простились, друг друга храня.