Такая жизнь

История (18+), основанная на реальных событиях. Все имена вымышленные, совпадения случайные. Разговорная речь того времени и места сохранена автором.

- Тпрууу! – натянув вожжи, зычно гаркнул Николай.
- Ты чё, Коль, да разве можно мне? Врач в роддоме месяц сказала нельзя…
Лошадь переминалась с ноги на ногу и дергала головой, пытаясь ослабить удила. От крупа дымком поднимался пар, превращая на морозе мокрую шерстку в замысловатое белое кружево.
- Что, застоялась, Гнедуха? – Николай ласково потрепав по морде старую кобылу и принялся поправлять штаны.
- Ты это, Дусь, поправься там, укутайся в тулуп потеплее. Ваньку к себе прижми, заморозишь углана.
- Я его Михаилом хотела назвать, - утирая слезы, тихо ответила жена – Как там робяты? Приходила Маланья их кормить? Я просила ее доглядывать за имя.
Покурив свернутую «козью ножку» из старой газеты с табаком, Николай сплюнул сквозь зубы, слегка стеганул вожжами по бокам Гнедуху и зычно пропел хриплым от табака голосом:
- Нууу, родимая, пошлааа!

Евдокия везла из роддома восьмого ребенка. Она была еще молодой женщиной и детей рожала исправно. Николай взял ее молодой девчонкой, особо с ней не церемонился. Да и Дуся была из далекой деревни, родители далеко, много не просила, да и отпор дать не смела. Каждый раз, везя жену с роддома, Николай исправно исполнял свою прихоть. Дома Евдокия принялась стирать снятую с себя юбку. Слезы капали в корыто, разбавляя кровавую воду. Такая женская доля, думала она, омывая ее слезами. А за столом сидели семеро ребятишек, ожидая, когда мать подаст на стол еду.

Прошли полгода. Ванюшка все резвее и резвее брыкался в зыбке, подвешаной на крюк в потолке, а старшие ребятишки махали перед ним самодельными погремушками.
- Дуся, собирайся в лес. Надо дрова готовить. Маланье скажи, чтоб робят доглядела,- распорядился Николай.
Евдокия побежала к соседке, на ходу подтирая подолом про меж ног. Маланья встретила её у калитки.
- Что отираешься?
- Ой, тетя Маланья, что-то не хорошо у меня. То кровь бежит, то как гной. Да и живот ноет да тянет. Не знаю, как робят оставить, в больницу мне надо. Да и Николаю боюсь сказать.
- Ох, дура баба! – сокрушалась Маланья, по-матерински жалеючи Евдокию. Ведь, Дуся всегда была внимательной к соседке, успевала и Маланье помочь, когда той в одни руки трудно на козлах дрова распилить или сено на сарай закинуть. А тут она и на лицо бледная стала, и сил как будто у нее не стало.
- Ох, девка, не бережешь ты себя! – сокрушалась Маланья, глядя вслед убегающей Дусе.

А Николай уже запрёг Гнедуху.
- Ну? Где ползашь? Чо, не вишь, солнце уже где? – забубнил Николай на жену – Лезь в телегу!
Евдокия, подобрав подол юбки, запрыгнула в телегу. Николай всю дорогу покрикивал на лошадь, пыхтя папиросой, и ни разу не оглянувшись на жену. Приехав в лес, принялись валить лес, передергивая пилой по стволу туда – сюда. Дело подвигалось тихо, телега с трудом наполнялась хлыстами. Николай присел покурить, искоса поглядывая на жену. Докурив самокрутку, он взглянул на нее так, от чего Евдокия поежилась.
- Подь-ка сюда, Евдокия! – сказал строго, заграбастывая огромными ручищами тонкую талию Евдокии.
- Да, что ж ты, Коля! Давай пилить, робяты дома одни ждут, - пытаясь вырваться, запричитала Дуся.
Но, Николай уже дышал ей в лицо прокуренным жарким воздухом. Работа никогда не утомляла его так, чтобы хоть раз пропустить мимо себя Евдокию. Она же, от боли стиснув зубы, ожидала, когда Николай застонет и обмякнет. Все, что она хотела в эти минуты, чтобы просто стать невидимой и не терпеть эту боль и унижение.
- Ты, это…Сходи там в больницу хоть. Че из под подола у тебя пахнет какой-то падиной?
Евдокия молча утерлась и принялась складывать тяжелые дрова в телегу, не жалея себя.
Вскоре, Дусю отвезли в больницу. Домой она уже не вернулась, осталась на лечение. Врачиха, войдя в палату, тихо присела к ней на кровать.
- Ну, что, голубушка, будем тебя лечить. Чего раньше-то не приехала? Рак, матушка, у тебя…Робят-то много у тебя?
- Восьмеро, - не переставая выть, ответила Евдокия.
- Ну-ну, буде,- сочувственно похлопала по плечу седовласая врачиха.
К весне Евдокия начала поправляться. Облучение и химиотерапия прошли благополучно. Настроение было весенним и безоблачным, ведь все страшное позади. Только уж очень истосковалась по ребятишкам и, плача по ночам в подушку, представляла, как Ванятка в новых галошиках по избе топает. На очередном обходе врача, Евдокия несмело попросилась съездить домой на Пасху. Врач, повидавшая на своем веку немало женщин, обеспокоенно поправила очки на переносице. Но, Евдокия, почувствовав отказ, снова начала давить на самое больное – повидать детей.
- Смотри, Евдокия! Отпущу на недельку, но с мужем не спать! Пойми, у тебя только – только плёночка появилась, все стало заживать. Сдернешь пленку, уже не заживет, и рак вернется.
- Да – да, я поняла! – взвизгнула от счастья Дуся и быстро начала собираться.
Дома, вдоволь наобнимавшись с детьми, Дуся принялась мыть избу к Пасхе. Подоткнув подол, она скоблила скребком затоптанные за зиму не крашенные половицы. Николай сидел у окна и наблюдал за Евдокией, попыхивая самокруткой.
- А ну-ка, робяты, Ваньку возьмите и марш на улицу! – скомандовал Николай.
Евдокия, распрямившись, почуяла неладное. Она умоляюще смотрела на мужа, а с тряпки текла не отжатая вода. Сильными руками он завалил жену на кровать, и, как бы она не причитала, ничего не остановило.

Через неделю Евдокия сидела в кабинете врача, не смея поднять глаз. Врачиха, вздыхая, что-то писала в карточке. Седые пряди её волос выбились из под белой шапочки, но она так волновалась, что не замечала этого. Посмотрев на Евдокию укоризненным взглядом, она покачала головой и опять тяжело вздохнула. «Эх, бабы, бабы…А ведь могла жить, и детей бы своих вырастила. А что теперь я могу сделать?» - сокрушалась она в своих мыслях.

Через какое-то время Евдокия умерла. А детей - кого-то отправили в детдом, а кого-то взяли вместо дочери в другую семью. Самых старших оставили дома. Николай вскоре присмотрел себе молодую женщину и посватался. Маруся была справная хозяйка. Все у нее в руках горело. Приведя запустевшее хозяйство в порядок, она уговорила Николая забрать детей из детдома. Отданная девочка отказались жить с приёмными родителями и вернулась в родной дом. Мама Маруся, так называли ее дети, окружила их не только любовью, но и выучила и вывела в люди каждого. Работящая и бойкая новая жена справила корову, и на столе у детей всегда были молоко, сметана и масло. На огороде родилась картошка, голодать большому семейству не пришлось. А Николай, успокоившись за детей, стал похаживать в соседнее село за восемнадцать километров к татарочке с ребятишками. Ходил – ходил, да и остался там навсегда. Изредка навещая своих ребят, забирал сметану и масло, приговаривая, что там тоже ребята хотят есть.

Шло время. Ребята выросли, выучились по профессии и разлетались кто куда. Но, всегда возвращались к маме Марусе. Маленькие еще были возле нее, когда Николай заболел туберкулезом. А когда умер, Маруся купила ему в гроб новый костюм, рубаху, трусы и туфли. Оправдываясь перед людьми, она говорила, что никогда Николай не носил такой одёжи, так пусть хоть в гроб ляжет в новом. Похоронила она его со всеми почестями как и полагалось. А когда и последний Ванятка встал на ноги, Маруся снова вышла замуж.

Эту историю рассказала мне моя мама. Смотрю я на это поколение и удивляюсь, сколько надо иметь терпения, чтобы вынести это бремя? Люди, рожденные в довоенное и военное время, имели особую закалку. Сколько судеб, сколько исковерканных жизней, к несправедливости. Что ими двигало? Я заглядываю в мамины глаза, пытаюсь понять, как сама она это оценивает.

- А ты вот, доченька, ездила в деревню, Ивана видела, про Марусю не спросила? Жива она?
- Нет, не спросила…

Да разве я могла подумать, разговаривая с Иваном о чем-то не совсем важном, что он жизнью своей обязан простой женщине – Марусе, которая не вымышленный персонаж, а реальный человек, живший рядом с моей мамой. Сколько же еще историй таят в себе эти седовласые старицы, скромно отмалчиваясь, не придавая значимости прожитым вехам. И я снова усаживаюсь напротив, подпираю руками по удобней голову и слушаю. Слушаю и понимаю, что если бы тогда Бог не позаботился о людях того времени, то разве смогли бы они пережить или даже выжить? Разве не взывала Евдокия о помощи к Богу? Или Маруся не надеялась на Бога, когда собирала всех детишек в семью, просто выполняя то, что предназначено матери, родившей их не через свою утробу, а духовно, в сердце своем? Ответ очевиден, Бог был им Защитой и Опорой. У них был сильный внутренний стержень, который и является духовной неотъемлемой частью веры в Бога.

«К Тебе, Господи, возношу душу мою. Боже мой! на Тебя уповаю, да не постыжусь [вовек], да не восторжествуют надо мною враги мои, да не постыдятся и все надеющиеся на Тебя: да постыдятся беззаконнующие втуне (прим. автора - это говорит о пребывающих еще в идолослужении). Укажи мне, Господи, пути Твои и научи меня стезям Твоим. Направь меня на истину Твою и научи меня, ибо Ты Бог спасения моего; на Тебя надеюсь всякий день. Вспомни щедроты Твои, Господи, и милости Твои, ибо они от века. Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай; по милости Твоей вспомни меня Ты, ради благости Твоей, Господи!»
(Псалтирь 24:1-7 SYNO)

Если сегодня, ты страшишься думать о будущем, тебя пугает суровая реальность настоящего, угнетают грехи и ошибки прошлого - самое время прийти к Иисусу Христу. Открой Ему своё сердце. Расскажи, что тебя угнетает и мучает. Твой Спаситель желает дать тебе то, что невозможно купить ни за какие деньги, невозможно заслужить или получить в наследство. Он предлагает тебе мир. Мир с Богом, твоим Творцом, твоим Отцом. И Он даёт этот мир тебе СЕГОДНЯ, СЕЙЧАС. Он лишь ждёт твоей молитвы...

Отец Небесный, я благодарю Тебя за Твою любовь ко мне, человеку грешному! Благодарю за то, что для моего спасения Ты Сына Своего Единородного Иисуса Христа сделал жертвой за мои грехи. Иисус  Христос, благодарю Тебя за Твои страдания и муки перенесённые вместо меня. Склоняюсь пред Тобой и прошу простить меня и стать моим Господом и Спасителем. Господи, войди в моё сердце Духом Святым и займи там главное место, управляй моей жизнью, изменяй меня и сделай таким каким Ты хочешь меня видеть в Царстве Твоём. Во имя Иисуса Христа, аминь!