Я теперь на такой глубине обитаю

Я теперь на такой глубине обитаю,
Все движенья души - из такой глубины,
Что я замок там выстрою даже с дворами,
Чтоб свободно дышать там и гости могли.

И когда я в себя иногда углубляюсь -
То охватит такой безмятежный покой,
Что я им как на облаке звёзд наслаждаюсь,
И довольна людьми, и довольна собой.

Я теперь на такой высоте воздыхаю,
Что как с башен заоблачных вижу весь мир,
И он мал для меня, как для божьих созданий,
Что себя трансформировать в горы могли.

И когда я хожу - то как будто под ноги
Я сквозь сто километров на землю гляжу.
Потому я спокойна: где Божьи чертоги -
А они ведь повсюду - любовь нахожу!


Гегель об идеале в искусстве. Лекции по эстетике том 1 стр 218. Шиллер "Идеал и жизнь"
Это радостное спокойствие и блаженство, самодовление в своей замкнутости и удовлетворённость мы можем рассматривать в качестве основной черты идеала. Идеальный художественный образ предстаёт перед нами как некий блаженный бог. Блаженные боги не принимают всерьез бедствий, гнева и заинтересованности конечными сферами и целями, и эта положительная сосредоточенность внутри себя и отрицание всего особенного сообщает им черту радостности и тихого спокойствия. [...]

Эту силу индивидуальности, это торжество концентрированной внутри себя конкретной свободы мы познаем в блаженно-радостном покое образов античного искусства. И это происходит не только тогда, когда они изображают достигаемое без борьбы удовлетворение, но даже и в том случае, когда все существование субъекта являет картину его глубокой разорванности внутри самого себя. Если, на­пример, трагические герои побеждаются судьбой, то все же душа отступает в простое бытие-у-себя, говоря: да, это так! Субъект все еще остается верным самому себе, он отказывается от того, чего его лишают; ему не только не дают достигнуть преследуемых им целей, но он и сам отказывается от них и благодаря этому не теряет самого себя. Человек, потерпевший поражение от судьбы, может потерять свою жизнь, но не свободу. Эта внутренняя независимость и делает возможным для трагического героя сохранять и проявлять безмятежную ясность даже в самом страдании.

.