Нерон Триумфатор

                Рим отныне – дворец! Спешите в Вейи, квириты,
                Если и Вейи уже этим не стали дворцом.
               
                Народная молва.

***

Дом Нерона золотой стоял в уединенье,
И двери Януса закрыты, воцарился мир.
Но тайн сокрытых в нем не знал никто,
Каких ужасных злодеяний пренебрегал порою
Мир земной, что был так трудно утвержден.
Нужна война любая, и мир безумно был бы удивлен,
Как владыка шествует под аркой триумфальной.
С умилением внимал речам поэтов юный деспот,
Изливалась речь бальзамом, и было так душевно,
Когда в честь его забавы и состязанья открывались.
И милых сердцу бога проводились фестивали,
И на глумливых остолопов казни смотрел с усмешкой промеж них.
Играл на лире любимец мира, был участник гонок колесниц,
Воспевал о Трое, был проворен и неутомим.
И смотрел издалека с возрастающим восторгом,
Как не то боги, не то люди поджигали Рим.
Как знать, как знать - было ли на самом деле это?
Как писал Тацит, был Рим разрушен до основанья,
А затем из камня отстроил заново его Нерон.
И твой триумф великий помнил весь Неаполь,
И изукрашенным венком чествовал тебя народ.
Он тебя любил и обожал, признание дарил и цветами осыпал,
Когда ты декламировал на квинквиналиях своих
Поэму личную, как Троя погибала и какой она была.
И неважно - плохо ль, хорошо поешь народу ты, Нерон.
Сбылась твоя мечта, ты на вершину был величьем вознесен.
Факел Диониса ты держал так долго в руках своих,
И весь мир убогих и злодеев падал ниц к ногам твоим.
Чувствовал ли ты, потомок Клавдиев, что позади стояла смерть,
Когда купался в этом море грязи и сомнительных утех?
Был ли ты виноват, что страдал безбожно развращенный Рим,
Пыхтел вулкан Везувий, исторгал и чад, и смрад.
Иль виноваты были все? Геркуланум и Помпеи сотрясались уже тогда.
Окраины разорены, последствия чумы. Но было всем на это наплевать,
Когда сын Марса и Венеры выходил на площадь ручкой помахать.
Нерон, Нерон... Я знаю, без вдохновенья поэтам тяжело.
Не для того ли чувства мимолетного ты Рим тогда поджег?
Как знать, как знать - было ли на самом деле это?
Как говорила о том молва людская и трещали злые языки.
Так или не так, ненавидел тебя народ иль любил,
Но ты всем старался угодить - и Сенату, и людям простым.
Хлеба и зрелищ народу! И в тень уходили дела и заботы.
Необуздан дух был своевольный, когда держал бразды правленья.
И стоял ты в позе театральной, стремясь увлечь всех за собой.
Слава шла впереди твоя, и не зря старалась мать тебя
Так воспитать, чтоб смог потом ты всю Британию завоевать.
Но тянулась рука беспомощно твоя из римского болота,
Ввергнут был в пучину вакханалий и страстей людских.
Молчат о том забавы Диониса и тысячи тому причин -
Как жил ты средь роскоши, прелюбодеянья и разврата,
Когда твоего родного дядю, коего ты так любил,
Восставшие преторианцы поднимали на мечи...
О, как долог путь был к трону молодого, юного Нерона!
И Клавдия Октавия, дочь императора, ждала тебя в конце пути.
К вершинам власти шел упрямо сын Агриппины львиноголовый,
Воспитан был на комедиях Плавта, что человек человеку волк.
И с сонмом подозрений он взирал вокруг на жизнь.
И речи мудрого Сенеки впитал он с молоком,
Что всего превыше милосердие и таким запомнит его народ.
Но уже бунтуют легионы, не оправдал он воинских надежд,
Раздал он слишком много, и в налогах стонет плебс.
Рим утопает в роскоши и празднествах, а вдоль дорог висят рабы.
И бежит измена по дороге Аппия, заковать стремится в кандалы. 
Витал на вилле в воздухе вопрос - сдаться или умереть...
За тобой стояла вся династия - рыжеволосый, венценосный Агенобарб.
Но пуст был сад, все предали тебя, лишь рядом был помощник раб.
Нерон, Нерон... Ты был одарен как Аполлон, слышал музыку сфер,
В сияньи Феба преклонял колено ты смиренно пред толпой.
Но память стерла имя твое, хоть и прожил ты тридцать лет.
Безмерна глубина твоего паденья, но также высоко был вознесен.
Смело сделал шаг ты в вечность - в этом ли величие твое?
Или в том, что оставил всех в недоуменье властитель темных сил,
Что рыл канал к Пелопонессу и перестроил обузой ставший Рим?
И глядел обреченно в бездну ты, был проклятьем облечен.
И собирался долго с духом. И трудно было, и нудно, да.
Ведь "коней, стремительно скачущих, топот мне слух поражает".
Даже на пороге смерти всех вокруг ты удивил строфою из Гомера.
Славный сын гордого Рима - ты отчаяньем спешил насладиться,
Когда всюду враги, а ты остался один, и время так поджимало.
И плакал, и рыдал. И резал горло себе строитель Домус Ауреа:
"Вот она, верность! Какой артист великий погибает!"
И как ни прижимал к горлу плащ подоспевший центурион,
Он опоздал. Время вышло, падал в яму последний император.
И тайна тысячелетия уходила с ним на кончике меча...
И в бессильном негодовании был заклеймен молчанием Сенат.