***

Из повести "Кровь других людей"
https://www.proza.ru/2011/10/17/1271


Пакуясь в дорогу, Луиш, который весь день искал повод поинтересоваться у друга какими никакими сведениями, но как бы невзначай, не привлекая особого внимания, все ж таки не стерпел, и как бы между делом, задал вопрос, вертевшийся у него на языке еще от лавки с женскими уборами:

    —  Жеронимо, кому, скажи на милость, ты прикупил такую роскошь, как дорогие ангорские чулки? Неужто твой отец так расщедрился для матери? Или ты сам?

    — А ты всё замечаешь?– незлобиво поддел друг, – Конечно для матери те вторые, простые, куда той наряжаться. Кто на её ноги и смотреть-то стал бы уже. Разве что отец по  старой памяти – да и он скорее на ноги, какой молодухи позарится.

    — Тогда кому, скажи, коль не секрет? – Жеронимо ухмыльнулся про себя – ясно, в чем крылось любопытство  Луиша: к осени и его, и родители Альваро готовились к свадьбе.

    О своем выборе семейство Каштро пока помалкивало. А уж кому и выбирать, как не им? И, глядя на такое дело, многие потенциальные женихи не заручались с семьями избранниц, боясь, что получат отказ. Поскольку сначала принято выбирать тем, у кого мошна потолще, а потом уже остальным, и кто ж, скажи на милость, пойдет на соглашение сторон в таком серьезном деле, а вдруг, как можно и получше партию организовать. Вот и ждали все до последнего. Имея сейчас такую возможность, прознать про виды  семейства Жеронима на молодицу, Луиш и решил поделикатнее выведать выбор Каштро. У него был свой, можно сказать, кровный интерес в сём деле. И, если честно признаться как на духу, то ответ соседа  немного пугал. Однако где-то в глубине души смирившись с худшим, если прозвучит имя его избранницы, парень настраивал  себя  принять, как всё, божью волю. Чему быть тому не миновать. Тем не менее,  услышал он другое, еще боле поразившее его в самое сердце.

    — Ты знаешь мы пока с отцом не определились. Жоанна Карнисейдо – хорошая партия. За ней можно получить неплохой куш. Да и мать говорит, что и под платьем она ничего, для этого дела самое то, - на этих словах  только-только у Луиша отлегло от души,  и он уже даже открыл рот, чтоб одобрить выбор Каштро, как тот, стоя спиной к собеседнику и не видя его реакции, продолжил, - Однако ж, тут заковырка. Мне-то самому больше подходит Амалия, ну та, Валь, которая еще прошлым летом, помогала нам на уборке винограда в той, нашей новой долине. Ой, да девка, чисто огонь. Я сколько раз все пытался подладится, так жаром от неё и пышет. Хочу настоять на своём. Да с такой и про хозяйство забудешь, и про проповеди насчет козней дьявола в этом деле. Такая кровь, брат ты мой! Вот видать из-за чего их тогда на кострах-то пожгли.

     — Кабы тебя услышал падре Антонио… - неожиданно разозлился Луиш.

    Но разгорячённый видами нескромных сцен, которые они мальчишками могли наблюдать у взрослых, редко столь уж скрывавших обычные мирские дела от детворы, тем более пацанят, Жеронимо понял возмущение друга по-своему.

    —Да ты еще себе тонзуру сообрази. Святоша выискался, – и, гоготнув своей собственной шутке, парень, крякнув,  подпрыгнул слегка на воз и тронул поводья, – пошла!

    Луис раздосадовавшись и погрустнев, обождал еще малость, сплюнул и тоже двинулся следом.

     На выезде из города у ворот они приостановились: заплатить пошлину в городскую казну. Торопиться особо было некуда, впереди стояло сколько-нисколько повозок, которые рассчитывались за удачно проведенный день, тут же шныряли лоточники, предлагая всякую мелочь, пару девушек с корзинками торговали хлебом, начиненным сыром, мясом, рыбой, и аромат свежего хлеба так сочился сквозь прорехи корзинок. Отчего друзья, не сговариваясь,  отоварились пирогами с рыбой. Дома-то таких не попробуешь. Всё однообразно: козий сыр, яйца, овощи, да когда-никогда мясо.

    — Пойду, куплю, какой бальзам или чего из трав, – решил вдруг Луиш, показав на присевшую недалеко от ворот монахиню, из местного монастыря, торгующую всяким божественным снадобьем.

    Жеронимо закончил с пирогом, вытер руки о холстину и собрался уже присоединиться к другу, как  был нежданно  остановлен, вцепившейся в рукав жакета молоденькой цыганкой. Вот только что ж никаких цыган не было. Как и всякая нечистая душа – девушка видно появилась перед ним прямо ниоткуда.

    —  Чего надо? – голос его был недружелюбен и не располагал к просьбам о подаянии этого нищего народа, презираемого любым даже самым плохеньким хозяином   в их округе. Он уже хотел разделаться с непрошенной гостьей по-своему, но на всякий случай подняв голову и скосив глаза  слегка влево-вправо,  Жеронимо заметил, что на каменной местами временем выбитой, местами размытой ливнями  лестнице, ведущей в крошечный подгорный переулок, стоят по всей вероятности сородичи девушки: два статных молодых цыгана, и внимательно наблюдают за происходящим своими черными, как угли, глазами, видимо, чтобы никто не мог нанести обиду их единокровке. Посему, лицо младшего Каштро несколько сменило гнев на милость – не хватало им ещё ввязаться в переделку на самом выезде из города. «А всё этот святоша» — требовавший выхода гнев, перекинулся на Луиша.

    — Да ты не трусь,  – вдруг, подначила его,  сверкнув белыми зубами, гитана, как видно, неплохо разбиравшаяся в людях, и умеющая подмечать тонкости душевных порывов,  – погадаю:  всё тебе ж и польза.

    — Зачем мне твои посулы. Знамо с кем водишь дружбу, - Жеронимо надеялся отвязаться от назойливой мухи.

    — Ну, так если тебе – знамо, тем более, – подмигнула девушка, – ты ж у него сам не спросишь,  а я вот тебе, да и скажу, - неожиданно цыганка заулыбалась, метнув хитрющий взгляд на крестьянского парня, тот не мог ещё раз не отметить, сколь красивые губы и зубы у это «отродья»: « Как у доброй кобылы, видать и вправду знается с какими силами».

    «Мало вас палили», – вспомнив давешний свой разговор за женские чары, снова подумал Жеронимо, но вместо этого ответил:

    — Знаешь, я заговорён от твоих чар Святым Жозефом?

    — И кто ж это такой, скажи на милость? – цыганская её душа явно не верила в силу святого, о котором вероятно даже не слыхала.

    — Это мученик, за дело Христово, – ограничился репликой Жеронимо, колебавшийся: не зная, стоит ли просветить заблудшую овцу, или её душа столь темная, что про христовых мучеников и говорить не стоит.

    Промолчав, молодой человек понял, что поступил верно, молодая девушка не знала как оказалось неместных святых, если знала о них что-то вообще, и совершенно не боялась кары ни одного из них. Она боялась католических священников –  это правда – но так ведь сам бог велел бояться козней живых людей. А мёртвые души, у неё, как и у всякой суеверно верующей, были на отдельном счету. И каких-то особенных неприятностей от них можно было, по её мнению,  ожидать только непосредственно к ним обращаясь с помощью ритуалов. Этот глупый крестьянин, только так пыжится – ничего он не умеет, ни  попросить у своего мёртвого сородича, ни привлечь его на свою сторону, поэтому цыганка от своего не отступилась. Зарабатывать на жизнь просто необходимо, никто за тебя этого делать не станет. И ей,  используя свои нехитрые приёмы, удалось всё ж таки выцыганить хорошее вознаграждение за свои пророчества. Парень, можно сказать, стал уже глиной в руках, как вдруг подошёл второй. Это изменило ситуацию. Одна против двоих – не в её пользу расклад, и удовлетворённая и таким уловом, девушка скоренько попрощалась с обоими.

    На прощание, ещё раз хитро блеснув зубками, она выдала последнюю свою фразу:

    — А твой первенец, Жеронимо (он и не заметил, когда успел сообщить своё  имя), будет не в пример жить хуже, чем сын твоего друга (кивок в сторону Луиша). И только ты и будешь виноват.

    Тут же взметнувшись её юбки запарусили, подметая за собой пыль выщербленной лестницы,  зажатой между серыми стенами жилищ и ведущей в верхнюю часть города.

     — Чегой-то она? – Луиш не понял, что произошло в его отсутствие.

    Отрезвевший от хмельных чар чернявой красотки Каштро, первым делом пересчитал монеты, и зло выругался. «Стерва урвала неплохой кусок», – подумал он. Но другу с расстройства  ничего говорить не стал, чтобы не позориться, мол, поддался на козни дьявольского рода.

     На сём  повозки и возницы, расплатившись у ворот, покинули город.

     Разозлённый, свей нерадивостью,  Жеронимо молчал всю дорогу. В душе нелестно думая про своего святого. Сколько денег отдано ему за содействие. И вот на тебе. Цыганская нечисть отняла у него честный заработок. Немного поостыв, расчётливый парень решил в сердцах не ходить в это воскресенье на службу. Да и вообще впредь не слишком-то ублажать столь малоизвестного святого. На том успокоившись дал себе твердый зарок:  «И будь, что будет». О таких глупостях, как предсказание судьбы будущего какого-то там еще нарождённого сына Жеронимо даже  и не вспоминал. «Черт с ней с этой вертлявой девкой», – вот что было его решающим словом в этой истории.