Часть 3. В страну Чаек пролетающих над липой

1. Чарли Кузнечный приносит извинения.
Вот и отправились майсы в совсем далёкие края. Туда, где лисы и зайцы желают друг другу спокойной ночи. Туда, куда Макар телят не гонял. Они выдвинулись из дома рано-рано утром, оставив родителям записку в которой говорилось, что они уехали в сторону Хельсинки, и что скоро вернутся.
По лесным тропинкам они вышли к туманному, дождливому приморскому шоссе, по которому в столь ранний час никто не проезжал. Сквозь сосны проступали силуэты старых сырых финских домов на которых кое-где виднелись остатки небесно-голубой или зеленой краски. Они проходили мимо заброшенных детских садов и лагерей, а по левую руку от них деревья иногда расступались открывая вид на Финский залив.  Через какое-то время они уже не шли, а ехали и скоро приехали в Выборг, запрятанный за острова город построенный шведскими королями, для того, чтобы из него совершать вылазки и устрашать местное население.
Нигде раньше майсы не видели столько полуразрушенных зданий. От некоторых из них остались только стены, между которыми давно выросли деревья. Особенно красивыми показались ребятам дома на улице Сторожевой башни. Увидев один живописный чердак они, позабыв обо всем, бросились в подъезд этого дома. Когда же они вылезли на крышу, то услышали, как из подъехавшей полицейской машины по громкоговорителю объявили: “внимание, внимание! Кто оставил посреди дороги фотоаппарат!”
- Это мы! – замахали руками майсы, и так же стремительно бросились обратно.
- Кто бы мог подумать! Забыть фотоаппарат посреди дороги по которой ездят автомобили!  - сокрушался Чарли. - Хорошо, что машина попалась полицейская! В конце концов полицейские ведь для того  и существуют, чтобы доставать котов с деревьев и возвращать потерянные вещи их владельцам!
Конечно, майсы, хотя и не являясь любителями достопримечательностей, не могли пройти мимо Выборгского замка, первого замка, который они увидели в жизни не во сне.  Он стоит за рекой, на маленьком острове, это гнездо средневековых разбойников, где современные праздные  зеваки с удовольствием осматривают темницы и камеры пыток для в чём то провинившихся крестьян, полагая, что если бы они жили в те далёкие времена – то непременно были бы ни кем иным, а именно и только рыцарями и ни в коем случае не податным сословием.  Посреди двора там стоит деревянный помост для ежегодных фестивалей, на которых ко всеобщей радости реконструируются кровавые сражения прошлого. На помосте же этом лежал большой камень. Когда Чарли надоело осматривать стены крепости, а Чухлинка еще не хотела уходить, он от скуки стал пинать этот булыжник.
- Молодой человек, оставьте в покое ЭКСПОНАТ! – услышал он женский крик напрочь лишенный дружелюбия из одного из окон.
- Вот, дожили! Чувствуется приближение Европы. Куда не ступишь – обязательно наступишь на экспонат! – ворчал себе под нос недовольный Чарли. Развели тут музеи! Людям жить негде, а они в каждом завалящемся замке утраивают музей! Здесь могли бы висеть веревки с бельем! Могли бы играть дети в футбол! Могли бы пастись овцы! Могла бы кипеть жизнь! А им лишь бы превратить всё на свете в скучнейшее места с тысячей запретов!
Так накручивая себя в бессильной злобе он бродил в одиночку по помещениям замка, пока не заприметил трон и не решил из вредности плюхнуться в него со всего размаху. Что тут началось! Загудели сирены, всех китайских туристов выгнали с территории укреплений, а Чарли схватили и принялись устраивать ему взбучку-встряску!
- А вы, мистер, - сказали ему, - подлинный ВАРВАР. Это же надо додуматься! 17 век! Всё пережил этот трон, а вот ваше нахальство помноженное на врождённую глупость мог бы не пережить!
 - Послушайте, - начал отпираться Чарли. – У нас уже больше 90 лет как отменены все королевские привилегии, и поэтому на любой стул может сесть кто угодно, верно?
- Вас кажется в школе ничему не учили, уважаемый! – еще больше рассвирипели музейщики. – Убирайтесь-ка отсюда вон, и впредь по-реже посещайте наш МУЗЕЙ!
 - Насколько реже? – уточнил Чарли.
- Очень редко, - ответили ему. – Желательно никогда!
- Ну ладно, я ухожу, но приношу свои извинения. Я не знал, что камень – это экспонат, а на трон я присел, конечно, из вредности. Но давайте расстанемся мирно? – предложил Кузнечный не желавший, чтобы от посещения Выборга у него остался неприятный осадок.
- Принесите извинения своим родителям, что вы у них дурак!
- Я им передам, до свидания! – с улыбкой сказал юноша, решивший всё-таки, во что бы то ни стало не оставлять в своём сердце затаённую злобу.
- Проваливайте! – было послано ему во след.
- Ну и мымры же работают в музеях! – сказал Чарли уже Чухлинке, когда майсы уже покинули замок. – И вообще – в замках должны жить люди. И в Кремле тоже! Ты представь себе, сколько во всех этих крепостях могло бы поместиться квартир!
- Да, это было бы здорово, Кузнечный!, -  согласилась девочка.
Вот майсы снова идут по трассе, видят симпатичные двухэтажные старые дома, залезают на их крышу по внешней лестнице – и о чудо – снова видят двойную радугу! Лучшего знамения в первый день первого по-настоящему большого путешествия просто нельзя придумать. Вот их подбирают симпатичные ребята слушающие в магнитоле песню Роллинг Стоунс – Rote 66, что тоже добавляет романтики, ведь эта песня о дороге соединяющей Атлантический и тихий океан в Америке. Но когда до границы оставалось 5 километров они спросили:
- Друзья, у вас ВСЁ В ПОРЯДКЕ С ДОКУМЕНТАМИ?
- М-м, с документами? А какие нужны документы?
- Ну, например паспорт международного образца.. виза..
- М-м, - потерялись майсы.
- Знаете что, ребята. Мы, наверное, вас высадим здесь, потому что если вы поедете с нами  то проблемы будут и у вас и у нас.. 
- Ну ладно, мы что-нибудь придумаем, - сказали майсы. – Высаживайте! Спасибо вам огромное!
- Счастливо! - помахали майсам попутчики.
Как вы уже, наверное, поняли, Чарли и Чухлинка не привыкли отступать и идти назад, и  поэтому они пошли вперед, к границе не имея толком никакого плана в голове.
- И кто только только придумал эти границы, - возмущался Чарли, как будто необходимость иметь документы для него была новостью. – Ехали-ехали и тут на тебе, граница! Будьте любезны, предъявите ваши документы! Можно подумать, мы с ними родились!
- А как их вообще можно было получить и где? – не к сроку озадачилась Чухлинка.  – Их нельзя получить прямо на въезде в Финляндию?
- Ох, это надо было ходить во всякие учреждения и отдавать много монет..
- Кошмар, вроде 21-й век, да, Чарли?
- 21-й! В древности человека заставляли работать на плантациях! В средневековье человека пытала инквизиция! А в 21-м веке его заставляют ходить по учреждениям и всё время платить!
- Даже и не знаю, что хуже, - приуныла Чухлинка.
С Российской стороны, впрочем, граница не показалась майсам непреодолимой. Это была просто белая полоса на Асфальте, над которой крупными буквами  было написано:
                НИ ПЕРЕХОДИТЬ, ГРАНИТСА!
- Вот тлетворное влияние заграницы! Люди живут даже не там, а рядом с ней, но уже забывают родной язык! Наверное целыми днями слушают финское радио! – поёрничал Чарли и смело переступил черту. Чухлинка, немного помявшись, тоже последовала примеру товарища. Граница же евросоюза уже издалека производила впечатление крепости. Огромная стена, масса вооруженных людей.. Всю эту безрадостную картину дополнял вертолет летавший вдоль линии соприкосновения двух государств и высматривавший возможных нарушителей с воздуха.
- Да.. Это тебе не на концерт Роллинг Стоунс пройти без билета. – думал Кузнечный продолжая шагать вперед в надежде, что выдастся случай преодолеть и такой укреплённый рубеж. И случай такой подвернулся. Не доходя до шлакбаума метров триста майсы увидели сувенирный магазин.
- Так-так.. Надо посмотреть, что там продаётся.. – задумчиво сказал Кузнечный. И действительно, помимо магнитиков и брелков в ларьке этом можно было купить кое-что, что спасало положение. Это костюмы! Костюмы Оленя и Снусмумрика!
- Ты думаешь о том же, о чём и я? – спросила Чухля.
- О том же. Надо в этих костюмах пересечь границу – сказал  Чарли так уверенно, будто был заправским контрабандистом.
- Не долго думая майсы расплатились за костюмы твердой, честнозаработанной монетой и, выйдя на улицу, стали рассуждать кому какой костюм достанется. Собственно говоря, из антуража Снусмумрика пришлось купить только трубку и губную гармонику, ведь все остальное – походный рюкзак, старая шляпа и старые штаны у майсов уже имелось.
-  Тот, кто оденет костюм оленя – будет обходить погранзаставу через лес. Идти в обход нужно далеко, и я бы взял на себя эту роль, но ведь олени не носят рюкзаки, а значит, Снусмумрику придётся нести два. А ты два рюкзака не утащишь, - рассудил Чарли.
- Верно, я два не утащу, да и, если честно, мне больше хочется побыть оленем.. пожевать мох, погулять среди деревьев, слиться с природой.. А разговоры с пограничниками.. Мне кажется ты в этом больше преуспеешь!
- Вот и славно, - сказал Чарли надевая костюм. – Встретимся по ту сторону границы.
- Хорошо, - сказала девочка и одела костюм оленя.
Вот какой разговор состоялся между Чарли Кузнечным и финским пограничником:
- Здравствуйте, вы Мумми-Троллей читали?
- Конечно, это же наше финское народное достояние!
- Значит, вы, должно быть помните Снусмумрика.
- Разумеется помню. У него была палатка, так же как у вас.
- Вот именно. А то, что он отправился в путешествие, помните?
- Да, он же и был самый настоящий путешественник!
- А то, что он вернулся – помните?
- М-м, нет.. не было такого кажется.  Как ушел – так и пропал с концами..
- ТАК ВОТ, - произнес Чарли так, будто собирался изложить какую-то новейшую научную истину. – Я и ЕСТЬ Снусмумрик! Я вернулся! Я так давно не был дома, что уже забыл родной язык..
- Ах ты, Снусмумрик? Ты вернулся? Да, действительно, ведь ты вылитый Снусмумрик! Я сразу это почувствовал. Уж прости моё невежество, почувствовал, но умом не понял, что это ты.. Ну проходи, чего стоишь! Скорее проходи! – сказал стражник и обнял что есть мочи Кузнечного.

2.  Кого в Хельсинки больше?
Вот так и попали майсы в настоящую Заграницу, в страну Чаек пролетающих Над Липой. Машина, которая подвезла ребят до Хельсинки была совсем странной. Это был старый советский запорожец, у которых, как известно, мотор находится сзади, а багажник спереди, по капотом. Но у этого запорожца как такового багажника  не было вообще, а там, где по задумке проектировщиков он должен был бы располагаться была клумба с цветами.
- Люблю смотреть на цветы даже когда еду, поэтому я и купил ваш советский запорожец, чтобы перед глазами всегда  были цветы, - объяснил водитель.
- О-о, это прекрасно придумано, - оценили майсы изобретение.
Дорога, по которой ехал экипаж была очень гладкой и мягкой и автомобиль скользил по ней как по топлёному маслу.
- В этом нет ничего удивительного, - объяснял водитель, которого звали Ярко. – В Европе очень строгие правила и если у продуктов заканчивается срок годности их просто выбрасывают. А торты, пирожное и сливочное масло у нас придумали выбрасывать на дорогу. Вот почему в финляндии такие хорошие дороги. По ним не едешь, а скользишь!  И это вовсе не так опасно как кажется. Просто, если нужно повернуть, нужно тормозить немного заранее. Ну а если и врежешься во что-нибудь – это тоже не проблема. Царапины – это ерунда. Мы  меняем машины каждые 5 лет, а старые продаем вам, русским!

- О-о, это очень здорово придумано! – продолжали восторгаться майсы находчивостью чухонцев.
- Мы ведь тоже в молодости ездили автостопом! – сказал Ярко.
- Ого!
- Да, и слушали Саймон и Гарфункель. Вы ведь знаете такую группу?
- О, конечно?
- А что вы вообще знаете о Финляндии? Вы, наверное, как и все думаете, что мы всю свою историю только и делали что уступали свою территорию?
- М-м.. не уверены, что мы вообще что-то об этом думали..
- Вот и хорошо. Так вот знайте, что прежде чем мы, финны, были вынуждены склониться перед чужеземной властью – у нас тоже были свои короли. И Ярко стал рассказывать про короля Ростиофа и других, а Чухлинка, которую не очень-то интересовали всякие привилегированные особы, стала считать деревья, потому что её поразило, сколько в Финляндии деревьев. Деревья всё мелькали, а она всё считала, пока не сбилась со счета из-за мысли, которая пришла ей в голову:
- Так ведь это же берёзы!
- И что с того? – удивился Ярко.
- А то, что нам в школе всю жизнь рассказывали,  что береза – это чисто русское дерево и что нигде в мире березы больше не растут..
- Ха-ха-ха.. серьезно? И нам говорили то же самое! Что береза это истинно финское дерево и растёт она исключительно в Финляндии! 
Ехал Ярко не по скоростному шоссе, а в основном просёлочными дорогами, чтобы путешественники могли по достоинству оценить красоту Финляндии. Часто, сквозь деревья можно было увидеть солнечные блики на поверхности многочисленных озер. Увидев, как майсы зачарованно на них смотрят Ярко объяснил:
- Через озёра свет проходит вглубь земли и небо соединяется с её глубинами, освещает всю земную утробу..
- А зачем освещать то, что под землей?
- Этого нам не дано знать.. В разных традициях говорят по разному.. одни считают, что под землей живут Скрытые Жители..
- Да, мы слышали об этом, - припомнили ребята название книги в библиотеке Рабадзы.
- Но и у христиан тоже есть история о том, как Христос спустился в преисподнюю, чтобы её осветить.. В общем, не нашего ума это дело. Просто я рассказал вам, ка у нас говорят об этом в народе.
Вот машина и въехала в Хельсинки. Вдалеке, между домами мелькнул зелёный купол Кафедрального собора.. А вот и остановка.. Кладбище.
- Не пугайтесь, -  объяснил Ярко. Я вообще еду дальше, но раз уж я ради вас заехал в город – пройдусь по магазинам. А бесплатные парковки у нас в городах только возле кладбищ и крематориев! Счастливо!
- Счастливо! – сказали ребята.
Вот Майсы уже видят бегающие по городу зелёные трамваи, а внутри трамваев – в каждом из них сидит пианист и играет музыку! Вот они уже на рыночной площади. Здесь рыболовецкие суда подплывают кормой прямо к краю набережной и торгуют рыбой с корабля как с прилавка. Не могло не броситься в глаза ребятам и обилие пристёгнутых к перилам и фонарным столбам велосипедных колёс.
- Почему финны пристёгивают колесо, а велосипед берут с собой? – удивилась Чухлинка.
- Мне кажется, что они не берут их с собой.. Просто в Хельсинки часто крадут велосипеды.., а воруют без колеса, чтобы не возиться с замком.. – рассудил Чарли.
Действительно, последние исследования подтверждают, что в Хельсинки действительно воруют велосипеды чаще чем в других городах, причем как правило,  только лишь для того, чтобы обменять их на наркотики. Зато сложно найти в мире другой такой город, где дикие звери разгуливают по городским улицам так же спокойно, как у себя в лесу, и даже гораздо спокойнее. Возможно, причина такого положения вещей кроется в том, что крыши многих домов здесь покрыты мхом, как в их привычной среде обитания. А с другой стороны, если в любом из городов Финляндии за зайцем погонится волк – полицейский его обязательно остановит и не даст зайца в обиду, ведь для таких ситуаций стражи порядка и созданы! Вот и ходят звери по Хельсинки, и непонятно, кого здесь больше – зверей или людей.
И еще неизвестно, кого в столице Суоми больше – обычных людей или панков! В центре города есть большой парк, а в этом парке множество старых белых деревянных домов. Точнее когда-то они были совсем белые, а потом их забросили заколотили и думали снести, но туда пришли панки, внесли в эти дома свои музыкальные инструменты, диваны и прочие бытовые приборы и стали делать вид, что жили там всегда, что они местные жители. И дома они разрисовали разноцветными надписями, и если кто-то их о чем-то спрашивал, то говорили они, что в общем-то они не за войну, а за мир, но  только засквотированный.
Когда-то в Хельсинки стояли эти дома в парке. Но властям всё это не нравилось. “За жилье надо платить! Нельзя, чтобы люди привыкали жить бесплатно!” – рассудили чиновники и развалюшки эти снесли, вот только майсы об этом, к своему счастью, тогда ничегошеньки не знали..
Со временем и самих панков не стало, потому, что одежду для них стали продавать в магазинах, и стали они от этого все одинаковые, и стало им скучно от этого и остались они панками только в душе. Поэтому и непонятно, кого же в Хельсинки больше, потому что к каждому в душу не заглянешь.  Но всё-таки, наверное их осталось много, потому что  Хельсинки  это единственный город в мире, где стены подземных переходов огорожены от людских потоков решеткой, чтобы подростки ничего не могли на них написать.
А Чарли и Чухлинка погуляв среди тех белых деревянных домов в парке, которые все-таки остались, и среди чёрных храмов стрелой уходящих в небо и нависающих над прохожими тяжелыми чёрными каменными стенами, поспешили в порт, откуда каждый вечер отправлялся паром до Таллина. Лучше переночевать на пароме, чтобы не тратить зря время. Лето-то очень короткое, так они решили.
Красавец паром - огромный, белого цвета с красовавшейся на нём надписью: “Львы и Рябины” стоял у причала и дожидался, когда в него погрузятся все товары и пассажиры.
- Какое странное название – Львы и Рябины, - сказал Чарли.
- А по-моему очень Красивое! – возразила Чухлинка.
- А я и не говорю, что оно некрасивое, я сказал что оно странное!
- Ах да, точно.. Вон касса!
В белом-белом здании билетных касс майсы узнали, что билет стоит столько монет, сколько у них пока еще не накопилось.
- Что ж, поедем на пароме, когда разбогатеем.. – приуныла Чухлинка. – И зачем это мы поехали к океану через Финляндию.. можно же было поехать сразу в Эстонию.
- Да, но мы же вместе читали тайную Географию.. И там было написано, что есть моря и проливы, которых нет на картах.. и я подумал, что есть такие моря, которые на картах есть, но на самом деле их нет.
- В общем, как говорят в народе, ты, Чарли, заблудился в трех соснах!
- Это я-то заблудился? И что это ты так отстранённо говоришь “как говорят в народе”, будто ты не народ?
- Я – народ! – уверенно и вызывающе ответила Чухлинка.
- Вот и давай думать, как нам отсюда выбраться, если ты народ. Голь на выдумки хитра. И нечего тут задаваться!
И майсы стали думать, и первый придумал Чарли.
- Давай скажем, что мы плывём в Крестовый поход воевать с маврами!
- Ну, давай попробуем, - без энтузиазма согласилась девочка. – Хотя вообще-то я против войны.
- Ну мы же без оружия. Как святой Франциск! Он ходил в одиночный крестовый поход без оружия!
- Ну раз без оружия, тогда ладно, давай скажем.
- Никаких мавров в Таллине нет! Все давно перевелись. И сарацинов тоже нет. Отправляйтесь ка вы домой, - так сказал им контролёр.
- Как нет? Ни одного одинёшенького  завалящего сарацина нет? – не терял надежды Кузнечный
- Нет, - покачал головой проверяющий, - и не было никогда..
И майсы стали думать еще раз и второй раз придумал опять Чарли. Он спросил грузчиков, можно ли им помочь?
- Конечно! У нас в Финляндии запрещено запрещать людям делать добрые дела. Если уж человек хочет сделать доброе дело, то никак нельзя ему мешать, - объяснили грузчики.
- Ура! – обрадовались майсы. – Какой прекрасный закон! И принялись затаскивать на борт бочки с пивом. Когда оставалась последняя бочка, они сказали: “Мы сами, идите домой!”. И рабочие помахали им руками и пошли куда-то, ведь в Финляндии нельзя мешать людям делать добрые дела! Так вот ребята и закатили эту бочку в трюм да там и остались. “Попробуйте теперь нас отсюда вытолкать” – подумалось Чарли и Чухлинке.

3. Рыба в ботинке.
Здорово было смотреть на море в вечернем свете и на чаек висящих в воздухе над паромом плывущим против ветра и воображать себе город, в котором никогда не был, но уже через несколько часов в нём окажешься. Однако, в разговорах с пассажирами выяснилось, что большинство из тех, кто находится на судне вовсе не плывут в Таллин, а собираются тем же рейсом вернуться назад даже не сойдя на пристань! И что плывут они через Финский залив с единственной целью – хорошенько выпить, ведь в силу того обстоятельства, что воды Балтики являются нейтральными – алкоголь здесь не облагается налогом, а стало быть стоит дешевле. Кроме того, для того, чтобы напиться на воде – влить в себя спиртосодержащей отравы нужно в два, а то и в три раза меньше, ведь морская качка усиливает эффект этой гадости. Но самое странное, что узнали майсы – это то, что все эти сложности финны устраивают себе исключительно из-за скуки и обеспеченности их европейской жизни.
Поняв всё это Чарли стал бродить от одной компании финнов к другой и стал рассказывать им обо всех скучных местах, которые видел за свою короткую жизнь, не сказав при этом ни слова правды, потому что ни одного хоть сколько-нибудь скучного места ему лицезреть на самом деле не доводилось.  И когда Хельсинские пьяницы узнали, что их город не такое уж плохое место, они отставили свои кружки и чайники, ведь в соответствии с финской традицией легкие напитки пьют из кружек, а крепкие, такие как водка, текила и коньяк – исключительно из чайников. Так вот чайники и кружки были оставлены на столах, а пьяницы высыпали на палубу и принялись на радостях играть в бадминтон. Воланчик, конечно, то и дело уносило ветром в море, но это, кажется, доставляло всем ещё большую радость, и вечерний паром наполнился смехом и веселыми возгласами.
Первым человеком, которого майсы встретили в Эстонии был русский рыбак, который, когда причалил паром, как раз сидел на пирсе и рыбачил. Каким-то чутьём он понял, что обращаться к прибывшим из Хельсинки нужно именно по-русски, а, быть может, по другому говорить он просто не умел.
- Держите рыбу, путешественники, - сказал он. – Пригодится.
- О, спасибо! – сказали майсы, но постарались не выдать своих сомнений, смогут ли они приготовить её без сковородки.
- Счастливого пути, - сказал рыбак, помахал рукой и ушел.
Так как уже темнело, майсы постарались узнать, как добраться до какого-нибудь дикого пляжа где можно было бы поставить палатку. Им сказали, что  такой пляж есть, и что называется он Пикакари и ходит туда 5-й автобус. Водителем автобуса тоже оказался русский,  и когда майсы протянули ему монеты он также не сомневаясь, что его поймут скакзал:
- Что вы мне суёте деньги! Вот я сейчас остановлюсь, вы выйдете и купите билеты в ларьке. А я вас подожду, не бойтесь. Там в два раза дешевле. Я же вижу, вы путешественники! У путешественников никогда нет денег!
- О, спасибо! – удивились майсы и на остановке кинулись к газетному киоску, в котором купили билеты.
Автобус шел через деревянные улицы района Похья, где мало что напоминало благополучную Европу. Создавалось ощущение, что дома эти расселили и забыли про них, такими они были полусгнившими и покосившимися. А потом автобус оказался в промышленной зоне за которой начиналось пустынное  безлюдное побережье. В такое время, здесь не было ни души, только позвякивали своими колокольчиками шерстистые коровы с длинными чёлками отпущенные из близлежащих фермерских хозяйств на прогулку и прохаживавшиеся по затону. Сухая нехоженная трава и кусты выходили к морю, где вдалеке блуждали огни гигантских судов.
Дул легкий свежий солёный ветерок с Финского залива. Майсы разожгли уютный костёр из вынесенных на берег палок и щепок и попытались поджарить на огне подаренную им рыбу, насадив её на веточку. Но ничего у них не получилось. Рыба стала разваливаться..
- Идея! – воскликнул кузнечный, осмотревшись вокруг и надеясь найти поверхность для жарки. – Рыбу можно пожарить в ботинке! – и побежал в кусты за замеченной там старой обувью. – Это же Доктор Мартинс! Старый, выброшенный кем-то доктор Мартинс! В нём и можно пожарить рыбу. Он же весь железный, и нос и подошва!
Задуманное было осуществлено и приготовленное таким образом водоплавающее получилась таким вкусным, что Кузнечный даже не стал чистить зубы перед сном, чтобы не лишать себя его послевкусия. А еще он не захотел вместе с Чухлей обновить палатку, ведь рядом стояла заброшенная хозяйственная постройка, и Чарли, испытывавший чувства к ветхим зданиям взял коврик и спальный мешок и убежал ночевать в милую его сердцу развалюшку.
Этой ночью, которую Чухлинка провела одна, засыпая под крики чаек и шепот волн, ей приснилось, что они с Чарли вновь оказались в Московском Зоопарке после закрытия, но на этот раз, была не только ночь, но и глаза её были закрыты. Она ходила по его аллеям с сомкнутыми веками, но, тем не менее,  видела всё, будто веки её были прозрачными.
Наутро майсы шли к центру Таллина через всё тот же деревянный район Похья. В одном из дворов они увидели столпотворение. “Чего это все тут столпились?” – спросили майсы. Им объяснили, что во дворе- колодце этого дома живет один чудак, который никогда не выходит из дома,когда идёт дождь. И так уж вышло, что именно над его двором всегда висит дождевая тучка, даже тогда, когда во всей остальной Эстонии солнечно.
- И как объясняют это ученые? – удивились майсы.
- Они никак это не объясняют. Говорят, что с точки зрения физики – это невозможно. Но нам-то понятно, что это с точки зрения обычной физики. Но ведь есть и Эстонская физика! Один наш эстонский учёный давно доказал, что в Эстонии – совершенно другие законы материи и всё в этом смысле устроено по-другому. Да и вообще – эстонцы совершенно не похожи на всех остальных, к примеру, вы наверняка знаете, что мы вообще не понимаем юмор других народов. Что уж удивляться тому, что у нас над одним местом постоянно может висеть облачко!
- А-а, понятно. А зачем же вы всё-таки стоите здесь и чего вы ждете?
- Мы ждем, когда в дверях появится этот чудак и спросит: “Что, опять дождь?” И ему ответят: “Да, но только над вашим двором!”. А он, скорее всего, скажет: “Ну что ж, наверное придётся остаться сегодня дома” или что-то в этом духе. Не беспокойтесь, всё самое необходимое ему доставляет каждый день пожарная команда. Он что-то вроде нашей местной достопримечательности, наподобие вашей смены караула.
Майсы не стали пытаться протиснуться в узкий двор и пошли дальше. Дорогой они видели каменных птиц, сидящих на асфальте. Никто из местных жителей не помнил, когда они прилетели, но все были уверены, что раз уж они прилетели и сидят, значит не стоит  их тревожить. Даже автомобилисты объезжают эти улицы стороной.
Но вот ребята подошли к воротам старого города. Над аркой висела тряпичная растяжка на которой разноцветными буквами было написано: “Добро пожаловать! Приятного отдыха, и не забывайте тратить ваши денежки!”
- Как здорово, Чарли, что у нас их почти нет, иначе мы попали бы на эту удочку, да? – обрадовалась Чухлинка.
- Точно так, - задумчиво изрек юноша, но уже через минуту положил увесистую европейскую монету в шляпу уличного музыканта.
- Что это с тобой Кузнечный! Тут кажется у любого нищего денег больше чем у нас с тобой!
- Да, ты права! Но ведь этот парень играет самую лучшую мелодию на свете! Это же Nothing Else Mtters! Она так подходит этому городу!
- Ну, наверное, - замялась девочка. – Может одну из лучших?
- Самую лучшую! – настаивал Чарли.
Средневековая часть Таллина оказалась для майсов идеальным местом в том смысле,  что гуляя по ней совершенно невозможно было не заблудиться.  Но майсы не гуляли по старому городу. Они по нему бегали! Так им понравилось то, что они решительно никогда не понимали, где сейчас находятся. Так уж город был устроен. Не было в нём никакой симметрии, а возможно, он даже специально был построен таким образом, что в те времена, когда войны в Европе были нередки, наивный завоеватель даже преодолев все препятствия и оказавшись внутри городских стен рисковал со своей армией потеряться и попасть в окружение запутавшись в узких улицах этого форпоста восточной Балтики. Майсы же, пытаясь выйти на центральную площадь, никогда  не могли на неё выйти, теряясь в извилистых переулках, застроенных праздничными сказочными домами с устремлёнными ввысь угловатыми фронтонами,  крышами покрытыми позеленевшей от времени черепицей и усыпанными дымовыми трубами. Но что ещё удивительнее,  пытаясь НЕ выйти на центральную площадь – майсы непременно выходили на неё.
В старом городе Таллина стоят 4 высокие башни  -  настолько высокие, что если посмотреть на их верхушки снизу, то закружится голова, как у муравьишки, если он попробует посмотреть на вершину сосны.  Чарли и Чухля забегали на них и махали людям на соседних шпилях и кричали: “Хэ-эй!” – так им нравился вид сверху и сама возможность забираться на колокольни. А пускали в этот день туда всех бесплатно, потому что  был традиционный праздник памяти католического покровителя всех путешествующих – святого Христофора. Майсы даже захотели помахать с разных башен друг другу и договорились после этого встретиться на центральной площади.
- Как же мы встретимся на площади, если мы ни разу не смогли на неё выйти? – озадачилась Чухлинка.
- Как же? Вот так и выйдем! Просто старайся во что бы то ни стало туда НЕ попасть, и тогда непременно очень скоро попадешь!
- О-о, точно, Чарли, ты голова! Просто птица Мысли!
Вот они и осуществили задуманное, и благополучно нашли друг друга на пятачке возле ратуши. Был уже вечер и все дома горели, сверкали своими окнами в которых, судя по движениям силуэтов  танцевали и скакали. А на улице, за тяжелыми дубовыми столами сидели люди, распевали песни и стукались чашками с пивом, проливая друг на друга пену. Но, присмотревшись к ним, майсы поняли, что это никакие не современные туристы в шортах и с фотоаппаратами, а средневековые ганзейские купцы и ремесленники распевавшие свои цеховые гимны!
- Идите к нам, выпейте с нами немного доброго пива, странники! – завидев иноземцев закричали купцы.
Ребята не стали сразу отнекиваться, и из любопытства подошли к шумной компании и, только после того как рассмотрели их получше, сказали:
- Нет, мы алкоголь не пьем.
- Алкоголь? Где вы видели алкоголь? Это никакой не алкоголь, мы даже слова такого не слышали! Это старое доброе пиво!
- Ну мы и пиво тоже не пьём.
- А как же вы утоляете жажду?? Что же вы пьёте, - округлив глаза сказали купцы.
- Ну.. Воду, или компот..
- Компот! Ха-ха-ха, так вы монахи? Монах с монашкой? – засмеялись ганзейцы.
- Нет, просто мы из другой земли, и у нас там не принято пить пиво. И вообще – нам родители не разрешают, - нашелся Чарли.
- Из какой же вы земли? – удивились купцы. – Вы так хорошо говорите по-немецки..
Майсы тоже удивились, потому что сами не заметили, как перешли на иностранную речь. Но, не подав виду что находятся в замешательстве, ответили твёрдо:
- Из русской земли.
- О-о-о, да вы русские. Ну-ка садитесь и поведайте нам ЧУДЕСА про свою землю..
Оказалось, что немцам совершенно неинтересно знать про настоящую жизнь, они даже отказывались верить в то, что Чарли рассказывал им, копаясь в своей голове и вспоминая то, что он знает о средневековой Руси. Немцам нужны были именно чудеса, потому что именно так они представляли себе Россию – страной бескрайних лесов, в которых водятся сказочные звери и таинственные чародеи. И Чарли рассказал им про царя Берендея, про Китовраса, про Китеж-град, про птицу Сирина. Только когда он рассказал всё, что знал, немцы отпустили майсов, перед этим вдоволь накормив их сосисками.
- Надо же, средневековые сосиски куда вкуснее нынешних! – заметил Чарли.
- Во всяком случае точно лучше тех, что мы ели в подмосковной электричке! – резюмировала Чухлинка. 

4.  Как избавиться от простуды.
               Застопишь “Колхиду” в городе Нарве,
               И не доезжая до Кохтла-ярве,
               Взгляни на карту, взгляни на карту,
              Ты едешь в Тарту.
                Аня Герасимова.
Вот и рассеялась магия прошлого. Покинув пределы старого города майсы оказались в современном Таллине. Они решили, чтобы не терять времени, переночевать на выезде из города, в палатке. Подземные переходы через улицы были закрыты на ночь. Чухлинка объяснила это типичной для Европы заботой о людях, ведь в переходах обычно играют уличные музыканты, а им тоже нужно отдыхать, даже если они этого не хотят.
Ребята сели на троллейбус до края города. За окном проплывали очертания массивных тёмных зданий, каждое из которых для человека только что вернувшегося из средневековья, могло показаться отдельным замком. Водитель объявлял остановки: “Угол парка”, ”Несколько отдельно стоящих деревьев”, ”Какие-то дома”, ”Просто остановка в ничем не примечательном месте”, ”Здесь раньше стоял обувной магазин”, ”Ну вот опять сегодня дождь”, ”Может не идти сегодня на работу?”.
- А еще говорят, что у эстоноцев плохое чувство юмора, - был в полном восторге от названий Чарли. - Да оно у них просто искромётное!
Вышли майсы на конечной, которая называлась “Как всегда задумался и проехал свою остановку. Теперь идти назад пешком”. Но ребятам нужно было именно это место, немного за краем города, на пустыре, где не ходят люди и откуда с утра можно будет сразу выйти на шоссе.  Однако, рассмотрев это место на предмет возможности “бросить кости”, майсы заметили, что  там  валялось много мусора и лес пах не лесом, а чем-то гнилым, но ничего поделать было уже нельзя, ребят клонило в сон, а впереди и сзади и  со всех сторон они были окружены городом и его посёлками – спутниками. Поэтому здесь, недалеко от заправки, майсы и расставили свой переносной домик. Однако, близость  обитаемых человеческих построек наполнила их сон тревогой и они ежечасно просыпались от ощущения, что кто-то ходит рядом. К тому же, с вечера моросил дождь, поэтому спать было холодно и сыро. Но особенно неприятно было вылезать из палатки с утра и складывать её – мокрую и непросушенную.
- Холодно, - бормотала Чухлинка не попадая зубом на зуб.
- Вообще-то не холодно, а прохладно.
- Какая разница, как это называется, если мне от этого не по себе?
- Давай просто идти быстрее.
- Давай.
Мокрых людей водители не очень-то любят сажать в  свои автомобили, поэтому майсы шли в этот раз дольше чем обычно, но всё равно, через какое-то время их подобрал молодой человек, ехавший в соседний городок к девушке, “которая его ждёт”. Это был тихий посёлок состоящий из белых деревянных домишек. Эстонцы и без того не слишком любят ходить по улицам, а  непрекращающийся дождь загнал под крышу даже бродяг, нищих и сумасшедших, которым  обычно незачем сидеть по домам. Майсы тоже, спасаясь от стихии, перемещались по городу перебегая от одного козырька крыши к другому. Рядом с одним домом они увидели на газоне мёртвую птицу, которая мокла под дождём.
- Я тоже хотела бы умереть птицей в траве, чтобы меня поливал дождь, - призналась Чухлинка и закашлялась.
- Ой, да ты, кажется, действительно можешь скоро умереть. Мы промокли и заболели! А еще говорит о каком – то глобальном потеплении!
- Да уж, какое там потепление, когда такое холодное лето.. Как же мне выздороветь в путешествии... Я обычно, когда заболеваю, пару дней не вылезаю из кровати и всё время вливаю в себя горячие жидкости..
- М-м, боюсь, что здесь придётся прибегнуть к помощи магии.. – задумчиво произнес Чарли.
- Ты же сам обменял свой преобразователь на что-то, потому что ты против магии?
- Да, но это ради себя я не готов к ней прибегать, а ради тебя..
- Ну ладно, согласна на небольшой сеанс чудес, - с видом королевы сказала девочка. – Что я должна делать?
- Пока ничего. Я читал, что чтобы совершать чудеса, нужно две вещи..
- Какие?
- Чистая душа и грязное тело. Нужно минимум 9 дней не мыться, тогда магия сработает.
- О-о-о, вот почему во втором тысячелетии уже не было ничего волшебного.. потому что появилась гигиена! – сокрушалась Чухлинка. – И что же, нужно ждать целых 9 дней?
- Выходит что так, но осталось всего семь..
- За семь дней я так разболеюсь, что могу и вправду умереть, - в конец расстроилась девочка. – Может мы лучше найдём какого-нибудь бродягу с чистой душой?
- Давай попробуем, но я боюсь, что здешние калики не такие как в России. Наверняка у них у всех есть дома и они регулярно моются, а бродяжничают просто по зову сердца.
- Ну всё равно попробуем, да?
- Конечно попробуем, - успокоил свою напарницу Кузнечный.
Но перед тем, как майсы сели в грузовик, в котором состоялся ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР, случилось одно ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ СОБЫТИЕ. У ребят сломался фотоаппарат. Дело было в том, что Чарли щелкал им каждую минуту снимая самые обычные вещи, которые так удивляли его своей непохожестью на такие же предметы и явления в России. Это были автостоянки, бензозаправки, и даже просто магазины удивлявшие необычно мягкими цветовыми решениями своих вывесок.
И вот фотоаппарат устал, перестал щелкать.
- Это наверное БОГ так распорядился, - высказалась Чухлинка, - чтобы ты не перевёл всю в мире плёнку на всякую ЧЕПУХУ.
- Как это на Чепуху!? – не на шутку разозлился Кузнечный.
-А так! Это всё интересно только потому, что мы этого никогда не видели, но ничего ДЕЙСТВИТЕЛЬНО красивого в этом нет. Это то же самое, как если человек с Чукотки приедет в вашу Москву и станет фотографировать ваши небоскрёбы и автомобильные пробки..
- Ну ладно, - поразмыслив сказал Кузнечный. – Ты, наверное, права. И вообще, наверное, это к лучшему, что он сломался.
- Конечно к лучшему! Так ты бы перевёл всю в мире плёнку!
- Я не в этом смысле! А в том, что самый лучший фотоаппарат, это память. Она всё преукрасит со временем, ничего при этом не исказив. И при этом сохранит только самое важное и самое хорошее. Словом, об этом, самом лучшем нашем путешествии, у нас останутся  только самые лучшие воспоминания. И всё благодаря такой удачной поломке.
- Ты начинаешь делать успехи в области размышлений, Чарли, - с видом экзаменатора саркастично сказала Чухлинка. – так что скоро я тебя зауважаю!
- Ну вот, как же это, что-то сказать и не попытаться обидеть. Как это в стиле женского пола, - возмутился Кузнечный, от которого не ускользнула нотка иронии в голосе компаньонши.
- Э-э, это была шутка! Мы же в стране первоклассного юмора, ты что забыл?!
- Ну ладно, хорошо. Очень, очень смешно. Поздравляю, ты стала истинным эстонцем, - растаял Кузнечный.

- Вы не знаете как избавиться от простуды за полторы секунды? – поинтересовался Чарли у водителя грузовика, который вез их в Ригу.
- А почему именно за полторы? – удивился он.
- Ну, потому что простуда, это такое плёвое дело, что в 21-м веке было бы странно тратить на неё больше времени, – в шутливом тоне ответил Чарли.
- Ну, за полторы не знаю, но я всегда делал так – когда заболевал, шел в гости к незнакомым людям, желательно к тем, которые меня не приглашали. Просто стучался к кому попало или шел к знакомым знакомых с целью познакомиться. Это настоящий шок для организма! Это требует настоящей смелости и поэтому мобилизует все силы вашего тела. Так что лекарство от всех болезней – это смелые поступки. Вы, ребята, даже не вздумайте переживать. Считайте, что вы уже выздоровели, ведь вы очень смелые! Вы такие юные, и едете по незнакомой стране и каждый день напрашиваетесь в гости к незнакомым людям!
- О-о, спасибо, вы нас обнадёжили.. – обрадовались юные странники.
Водитель этот  захотел показать майсам Рижский залив. Тогда-то они увидели его в первый раз. Они спустились к побережью с холма и оказались на очень широком пляже. Сосны здесь находились так далеко от кромки воды, как будто лес отступил перед мощью океана. Кроме того, все деревья здесь были так перекручены, будто когда-то давно над ними вдоволь покуражился древний, а потому еще не потерявший свою силу ветер.
А еще водитель обратил внимание майсов на старые замки, в которых располагаются самые обычные квартиры, в которых живут самые обычные люди.
- И жалуются, разумеется, что в их доме с 13-го века не делался ремонт и требуют снести эту “рухлядь” и переселить их в новые дома, - добавил он.
- Ой, какие смешные! – взвизгнула Чухлинка. – В замке – ремонт! Зачем же он нужен, в Замке!
 - Конечно! Но такова уж природа человека.. он вечно чем-то недоволен, всё время ворчит и чего-то требует! – посетовал водитель.
- Да уж, это прямо про Чарли! – рассмеялась Чухлинка. – Не позавидуешь тем, кто управляет государствами. С такими как он им приходится иметь дело каждый день!
- Кхм, - только и сказал Кузнечный и продолжил любоваться пейзажами за окном. 

5. Маскачка.

За покинутым, бедным жилищем,
Где чернеют остатки забора,
Старый ворон с оборванным нищим
О восторгах вели разговоры.
Старый ворон в тревоге всегдашней
Говорил, трепеща от волненья,
Что ему на развалинах башни
Небывалые снились виденья.
                Николай Гумилёв.


Майсы попрощались с попутчиком практически в самом центре Риги, и никогда бы они не подумали, что первыми же людьми, которых они встретят в этом иностранном теперь государстве будут русские нищие. Но именно они подошли к юным путешественникам, как только те выпрыгнули из кабины грузовика.
 - Здравствуйте, люди добрые, помогите пожалуйста непутёвым  пьяницам, - начали те сразу по-русски. – Может у вас у вас завалялось евро..
Эта просьба очень умилила ребят, ведь слышать, ведь было очень необычно услышать от русских бродяг просьбу дать им денег в иностранной валюте. Поэтому Чарли залез рукой в карман и достал оттуда пригоршню монет и отделил от них одну достоинством в 1 евро
- О, спасибо, - сказали калики. Только постойте.. А давайте мы вам дадим эту монету в 1 евро, а вы нам дадите эту.. – и показали на денежку с в два раза большим достоинством.
- Конечно! Какая разница, ведь всё равно мы вам дадим только один евро, так?
- Так-так! – закивали бродяги.
- Ну берите!
Калики положили свой евро в ладонь Чарли и взяли денюжку подороже.
- До свидания, спасибо вам! – сказали они и скоро скрылись из виду.
- Зачем ты дал им два евро, Кузнечный? Это же обманщики, - сказала Чухлинка.
- Я не давал им два евро! – запротестовал Чарли.
- Ты дал им два евро!
- Так ведь они дали мне сдачу один евро!
- Так ведь это был НАШ евро!
Тут-то Кузнечный и понял, как ловко его обвели вокруг пальца, но сразу утешил себя мыслью, что бродяг было двое, а дать каждому бродяге по монете, самое милое дело, особенно когда они такие сообразительные.
Первое, что удивительного увидели майсы в Риге – это контора, с надписью “Служба обмена штанов”. Оказалось, что там можно обменять свои штаны на любые понравившиеся доплатив всего одну монету. При этом на выбранный вами экземпляр наносится надпись “служба обмена штанов, Рига.”, так что человек бродя по улицам – бесплатно рекламирует это удивительное заведение.
- Чарли, как здорово! Мне кажется тебе давно пора поменять штаны! Твои уже давно не в моде! – посмеиваясь над товарищем сказала Чухлинка.
- Слушай, я не люблю надписи на одежде, даже очень смешные. Это не в моем стиле!  - стал распинаться Кузнечный, в очередной раз не поняв, что сказанное ранее было просто дружеской издевкой. – А во вторых, на этой планете моду формирую только я! Я давно заметил, что стоит мне начать что-то носить, как через два года все начинают одеваться так же! 
- Ну и ну, значит панк-рок стиль снова завоюет массы через пару лет?
- Наверняка!  - уверенно сказал юноша.
Главной достопримечательностью Риги считается высоченная башня собора святого Петра. И, конечно, майсам захотелось посмотреть с высоты и на столицу Латвии. Но вот беда! Никакого праздника в этот день здесь не отмечалось, поэтому нужно было покупать билеты, а они оказались ужасно дорогими. Но разве это могло остановить Чарли – любителя всюду проходить бесплатно. Он рассудил так, что строили башню не латвийцы, а, должно быть немцы, а латышы просто повтыкали повсюду свои турникеты и теперь сшибают со всех по пригоршне медяков! Ну нет, ВТОРОЙ РАЗ, за один день он не позволит себя обмануть. И как раз, на его счастье, к пропускному пункту подошла группа шумных китайских туристов.
- Давай притворимся китайцами, - предложил Кузнечный своей спутнице.
- М-м, давай.. Но как? Мы же не похожи на китайцев! У них узкие глаза, а у нас нет!
- Глаза, это совершенно не важно, главное вести себя как китайцы! Нужно толпиться и очень громко разговаривать. ПОНЯТНО?  - почти прокричал последнее слово Чарли.
- ПОНЯТНО! – повторила за ним Чухлинка.
- Ну тогда на БАШНЮ! – пропел Чарли так, будто потерялся в лесу.
- НУ ПОЙДЁМ! ТАМ НАВЕРНОЕ КРАСИ-ВО! – вторила ему девочка.
- НАВЕРНЯКА!  - ответил громким возгласом Чарли.
Так, перебрасываясь звонкими фразами майсы не заметили как в толпе таких же гогочущих китайских туристов миновали кордоны билетёров.
Вид сверху  был еще ничего, но спустившись вниз и намотав пару кругов по центру майсы поняли, что старый город для них слишком вылизанный, игрушечный, неживой и, поэтому, неинтересный. На счастье они разговорились с одними несчастного вида пожилым русским рижанином который бог весть по каким делам забрел в эти джунгли из кафе и сувенирных магазинов.  Он пожаловался на тяжелую жизнь русского населения здесь, где их называют негражданами, ведь когда распалась империя они в одночасье оказались на территории другого государства, не зная его языка, и потому, получили паспорта другого цвета и не досчитались 80-ти прав, которыми обладают представители титульной нации.
- Только не ходите на Маскачку одни, там опасно, - такими словами он напутствовал майсов, когда обе стороны уже потеряли интерес к беседе. 
- А вы можете показать туда самую прямую дорогу? - сказал Чарли, даже не спросив, что это такое, но сразу поняв, что именно НА МАСКАЧКУ майсам и надо.
- Ну как знаете.. – покачал головой старик и указал ребятам путь.
- Это всё ерунда. Никаких ОПАСНЫХ районов не существует, с тех пор как появился Интернет, - говорил дорогой Чарли. - Всё кто раньше едва окрепнув начинал нападать на прохожих – сейчас киснут в компьютерных стрелялках и как огня боятся окунуться в реальную жизнь. Потому если и будет кто-нибудь действительно опасный на Маскачке сегодня, так это мы! – так он рассудил и был совершенно прав.
Никакой шпаны в районе Московского форштадта давно нет, но есть другое -  поросшие сорняками пустыри с выходящими на них глухими стенами старых кирпичных домов, старые магазины с запылёнными окнами, в которых ремонт не делался с советских времен,  деревянные бараки облокотившиеся на старинные потрескавшиеся особняки , остатки надписей реклам на торцах зданий еще с царских времен, замусоренные парки, выглядывающие из подворотен пьяницы и цыгане, одноэтажные обшарпанные купеческие дома с мезонинами.. мощеные огромными  булыжниками пустынные  грязные улицы, покосившиеся арки, скрипучие ставни, ржавые амбарные замки.
   Всё это было построено русскими когда-то.. 
А начиналось все с того, что в 15-м веке власти немецкого тогда поселения запретили купцам из России располагаться в черте города. Вот и стали они строить свои предместья за крепостной стеной Ближе к рынку. Это был мир особняков с геранью на окне и кружевными занавесками, но дальше по улице он плавно перетекал в мир ночлежек, какбаков, лихо заломленного дырявого картуза, финского ножа за голенищем и кастета в кулаке хулигана. Купцам нужны были приказчики, и другие люди для строительных и прочих работ. Им требовались свои крещеные люди, а в крещеных людях не было недостатка, ведь совсем недалеко проживали целые округа русских крестьян, сосланных когда-то пугачевцев, сбежавших на окраины империи старообрядцев – одним словом всякого бунташного русского люда, не признававшего никакого порядка и властей..  Вот и разраслась богатая купеческая улица и продолжилась на восток бараками бедняков. В этой дальней части Московского форштадта не проходило и дня, чтобы не находили на улице тело с проломленной головой, разбитой кастетом челюстью или с ножевым ранением. Тогда-то и появилась у Маскачки дурная слава. А в 41-м году, когда пришли немцы именно здесь было создано еврейское гетто, которое сначало окружили 6 рядами колючей проволоки а потом и каменной стеной, и стали свозить сюда несчастных со всей Прибалтики. Отступая же немцы  убили всех населяющих этот район людей.
Вот так сложилась репутация этого места – сначала опасного и криминального, потом превращенного в место массового убийства. И неизвестно, почему состоятельные рижане не жалуют этот район – то ли потому что он когда-то был построен русскими, то ли оттого, что боятся духа смерти и политой кровью земли. Так или иначе, заселяют  его теперь почти сплошь пьяницы и бродяги..
Когда-то он был отделен от города крепостными укреплениями, потом колючей проволокой гетто, теперь же надежно защищает его от любопытных глаз железная дорога. 
Московсий форштадт оказался чудом уцелевшим островком  той страны, которой давно не существует…  и чтобы попасть туда майсам даже не понадобилось проваливаться в прошлое. Оно само сохранилось здесь, потому что здешние чиновники и богачи просто не испытывают к этому району интереса.. Но, по слухам, уже теперь, когда я пишу эти строки, всё-таки стала постепенно исчезать старая Москачка.
В чем минус всех старых городов – так это в их тесноте.  Как хорошо порой вырваться из их красоты, которая обступает со всех сторон и лишает простора. Вот эту сдавленность и почувствовала Чухлинка и попросила Чарли переночевать не в одном из заброшенных зданий, а на берегу моря, ведь они сейчас совсем рядом с морем, поэтому было бы неправильно упускать такой шанс. Тем более, что электричка до Юрмалы отходила как раз от вокзала, за которым и запрятан район улицы Московский Форштадт.
На подъезде к Юрмале электричка делает петлю вдоль широкой реки. Это зрелище  чудесно тем,  что полоска земли которая возвышается над противоположным  берегом здесь заслонена от взгляда пассажира оконным перекрытием, так что у смотрящего в окно создаётся полное ощущение что поезд едет прямо по берегу сверкающего моря. Но море здесь на сам деле совсем рядом и майсы увидели на его берегу ту же картину, что и на пути к Риге – северные сосны отступившие далеко от берега и накренившиеся под силой ветра. Древний, бушующий океан, бывший на месте этого моря и здесь воевал с лесом и вышел победителем. А люди на отвоеванном стихией пляже поставили скамейки и чудесные скрипучие качели. Чарли с детства любил скрип несмазанных качелей. Это первая музыка, которую он понял, а сейчас это была еще и музыка давно забытого детства, потому что в современной Москве городские службы своевременно обслуживают детские площадки и смазывают всё то, что должно скрипеть. Хорошо было кататься на качелях и смотреть на солнце, заходящее за горизонт. Но здесь, в курортном городе, как оказалось, люди ходят по берегу даже по ночам, и потому наши скитальцы решили поискать для ночлега более уединённое место, и нашли его. Это был дворик средней школы, защищенный с трех сторон стенами здания, а с четвертой – густыми кустами. Здесь же стоял гипсовый памятник одному из школьных учителей. Возле него майсы и заснули спокойно. К их радости, шум волн был слышен и здесь. А наутро они узнали, что памятник своему учителю установили выпускники этой школы на личные средства за то, что в далёкие советские времена он завёл такое правило – с притворно строгим лицом он спрашивал у пришедших на экзамен: “Надеюсь вы поняли всё что вам рассказывали все эти 10 лет?”. Прошедшими испытание автоматически считались все те, кто достаточно громко крикнул: “Да-а-а!”, подбросив при этом вверх учебники и тетради и выскочив сломя голову из класса.  За это-то отступление от основ педагогики  свободолюбивый преподаватель  и был с позором уволен.

  директора этой школы недавно уволили за то, что на выпускном экзамене он просто спросил детей – “вы усвоили всё чему вас здесь учили?” и получив утвердительный ответ расписался в аттестатах.

6. Отель Америка.
Вот уже и идут майсы по шоссе на выезде из Риги и, сменив пару автомобилей, оказываются в новой земле – литовской. Литва – развернулась перед ними залитыми солнцем пшеничными полями, шумящими густыми широколиственными лесами, грунтовыми просёлочными дорогами взбирающимися то на холм, то огибающими его. О чём было говорить, когда видишь в окне эту идилическую красоту? Тем не менее, майсы всё время говорили и говорили, не забывая, конечно,  смотреть в окно.
- Удивительно, почему люди живущие на такой красивой земле так хорошо играют в баскетбол? – задался вопросом Чарли. А на мысли о спорте натолкнуло майсов то, что подвозил их знаменитый литовский баскетболист, в прошлом игрок сборной, который и напомнил Кузнечному, что литовская команда одна из сильнейших в мире.  На свой же вопрос Чарли по привычке сначала ответил сам:
- Наверное потому, что в детстве все литовцы  от радости всё время прыгают и скачут по-полям, а когда подрастут – того, кто скачет выше всех берут в Каунасский Жальгирис. И только водитель собрался вставить своё слово в рассуждения Чарли о литовском баскетболе, как – хлоп! Автомобиль игрока сборной врезался в резко затормозившую машину впереди. Между водителями завязалась оживлённая перепалка, из которой майсы узнали, что в литовском языке, в отличие от русского, только одно бранное слово, и частотой его употребления литовцы компенсируют отсутствие в их лексиконе других грубых выражений. Какое-то время майсы наблюдали за происходящим, но вскоре почувствовали себя лишними и поспешили ретироваться. Но, видимо из-за смущения, ведь, возможно, они были косвенными виновниками произошедшего, они забыли в кабине автомобиля один из своих спальных мешков, на покупку которого позже пришлось выделить часть и без того скудного бюджета.
Осмотревшись майсы увидели впереди большой перекрёсток, на котором стояли указатели, показывающие что если повернуть направо – попадешь в Клайпеду, а если поехать налево – то через два километра будет Каунас, а еще через семьдесят – Вильнюс. А впереди находится Польша. И раз уж майсы попали в аварию именно в этом месте, то они решили, что сама судьба распорядилась так, чтобыонпа им непременно посетить бывшую столицу республики – Каунас, до которого можно дойти пешком.
Первые люди, которых увидели майсы в Каунасе были полицейские.
- Ваши документы, - строго сказали они. – Как долго вы планируете пробыть в Каунасе?
- Вообще – денёк другой, но если нам здесь понравится – может быть и всю жизнь, - сказали ребята  совершенно не вспомнив про то, что в их паспортах нет виз и потому ведя себя совершенно непринуждённо.
- Да, серьезно? – оторопели полицейские.
- Нет! Просто хотели увидеть испуг в ваших глазах!
- Ха-ха-ха, - засмеялись полицейские. – Вот люди с хорошим чувством юмора нам нужны. – сказали они и не стали заглядывать внутрь паспортов.  - Счастливо!
И только после этого ребята окончательно вспомнили, что у них должны стоять какие-то штампы в документах из чего заключили, что трюк с забыванием работает не только в случае провоза контрабанды, но и с нелегальным пребыванием где-либо.
- Я думаю, что если мы вообще забудем, что мы  из России -  к нам вообще перестанут цепляться представители закона.. – заключил Чарли.
Удивительно, но когда майсы присматривались к картам в газетных киосках, они заметили, что все они называются – “Один день в Каунасе”, “Один день в Вильнюсе” и так далее.. Видимо, первый вопрос полицейских был традиционным и литовцы в принципе не хотят, чтобы приезжие задерживались здесь больше чем на один день.
Еще  двигаясь в направлении центра города мимо утопающих в зелени блочных советских районов, майсам заприметили надписи, на которых было написано “Кирпикла”. И хотя, как выяснилось позже, этот никакое не странное существо, а всего лишь парикмахерская, Чухлинуке так понравилось это слово, что она придумала дразнилку.
- Знаешь ЧТО? – говорила она.
- Что?
- Кирпичто! А знаешь где?
- Где?
- Кирпигде! – смеялась она.
Знаки пешеходных переходов тоже порадовали ребят, ведь в то время как во всем мире на таких табличках рисуют человека с ребенком – в Литве же рисуют человека переходящего дорогу вместе с котом на поводке.
Однако, не всё в порядке было в Каунасе с дорожным хозяйством. Ближе к центру города асфальт всё чаще сменялся булыжными мостовыми, а на главных улицах и вовсе дороги состояли из одних только булыжников, местами вывороченных и валявшихся где-то неподалёку от зияющей прорехи. Чарли быстро нашел себе занятие в Каунасе – чинить мостовые. Он заботливо вставлял недостающие камни в зиявшие выщеблины и втаптывал их, чтобы те не выпирали. Так починил он все улицы в городе, но никто этого не заметил, как не замечали ранее изъянов, а всё потому, что жители Каунаса не смотрят себе под ноги, ведь на всех улицах на высоте чуть выше человеческого роста здесь расположены генераторы мыльных пузырей, которые выпускают их в воздух .
В Литве тюрьмы располагаются в зданиях заброшенных храмов, и потому, из-за решеток часто можно услышать радостные крики и смех кутежа, ведь совсем не одно и то же – быть запертом в помещении, предназначенном для страдания, или же в месте, задуманном для того, чтобы помочь людям освободиться.
А еще в Литве есть такой прекрасный обычай, на фасадах зданий в центральной части городов вешать растяжки с портретами местных бродяг, но вымытых, и в приличной одежде, чтобы все знали, что они такие же горожане, как и все остальные. Майсы поняли это, когда увидели местную бродяжку по имени Розитта одетую в разноцветные лохмотья одно поверх другого, которая попросила у них мелочь.  Позже увидели на торце одного из зданий плакат с её изображением.
Но самая странная вещь в Литве – это её национальная кухня. Здесь, во всех кафе местные жители и туристы с удовольствием поедают тыкву со льдом, и даже не морщатся.
Когда пришло время спать, майсы вернулись к дому, который заприметили гуляя по городу. Это было полусгоревшее, полузаброшенное кирпичное здание на частично обрушившейся вывеске которого можно было прочитать: Отель “Америка”.
- Это, наверное, самая дешевая гостиница в городе, раз она сгорела! – предположил Чарли.
- Да, наверное, раз она в столь плачевном состоянии, администрация предусмотрела скидки.. – согласилась Чухля.
Майсы зашли в фойе и завели разговор и воображаемым метродотелем.
- Здравствуйте, нам нужен номер на двоих сегодня..
- Да, у нас есть сегодня свободные комнаты, что вы предпочитаете, эконом или люкс?
- Нам, пожалуйста, самый лучший номер.. -  с видом хозяев жизни сказали майсы.
- Так.. Что я вам могу предложить.. Самый лучший номер у нас на чердаке. Он безумно дорог. Обычно в нём останавливаются иностранные послы и президенты..
- НО?
- Но, из-за того, что гостиница сгорела, у нас предусмотрены скидки..
- Продолжайте..
- Сейчас посчитаю.. Итак, учитывая то, что гостиница выгорела полностью, то апартаменты эти предоставляются абсолютно бесплатно.
- Майсы посмотрели друг на друга, будто для того, чтобы удостовериться, что предложение устраивает обоих, а потом, повернувшись администратору сказали с немного капризной интонацией:
- Мы согласны, этот вариант нам подходит.
- Прошу, вот ваши ключи. Номер уже готов. 
- Благодарствуем.. – ответили они снисходительно вежливо, как заправские богачи.
Наверх вела металлическая винтовая лестница с тяжёлыми резными перилами. Все стены были покрыты копотью.  Крыша тоже оказалась тоже местами обугленной, но, всё-таки, во всём чердачном помещении было одно место, которого совсем не коснулся огонь. Кровля была здесь цела, и защищала ребят от возможного дождя, а стены,  нетронутые пожаром, были  щедро украшены намалёванными подростками рисунками и  логотипами рок-групп.   Из окна открывался вид на тихую безлюдную улицу, словом, лучшего ночлега нельзя себе было и вообразить. Майсы расстелили свои коврики и заснули сладким сном ни о чём не тревожась.
Чарли, будучи сильно впечатлён разговором двух водителей который он услышал в этот день, увидел этой ночью такой сон: будто проснулся он с утра и через чердачное окно выбрался на покатую кровлю. И вдруг, на улице появляется огромный дракон, голова которого находится как раз на уровне чердака. Дракон этот дышит огнём и уже готов испепелить Кузнечного, но тут юноша вспоминает заветное слово, то самое единственное матерное слово, которое существует в литовском, и, как в последствии выяснилось, в польском языках. Он начинает громко и дерзко бранить им огнедышащее чудовище, отчего гигантский ящер постепенно уменьшатся и, в итоге, превращается в маленький шарик, после чего лопается как мыльный пузырь. 

7. Польские яблоки.
На выезде из Каунаса майсов подобрал грузовичок с веселым добрым водителем за рулём – типичным дальнобойщиком, каких можно встретить в любой точке планеты - с небольшой залысинкой, пивным брюшком и золотым зубом. Он был поляком и, пересекая границу со своей родной страной, объяснил ребятам, что здесь нужно перевести время на час назад.
- Ого, как здорово! то есть, мы вот просто так, совершенно бесплатно, получим в подарок целый час жизни?!
- Выходит, что так!
- Урра! Это так прекрасно! Это первый подарок который дарит Польша тем, кто прибывает с востока. Нужно весь этот час веселиться и плясать!
- Вот как раз я и привёз вас в подходящее место, - сказал шофер и зарулил к придорожному кафе которое называлось “Всё и одновременно ничто”. – Не правда ли настраивает на философский лад? Мы, поляки, любим поразмышлять за трапезой о чем-то связанном с философией..
- Да? Но, надеюсь, здесь подают не тыкву со льдом, как в Литве?
- Нет, конечно! Тут подают пирожные. Вы какие будете, вкусные и невкусные?
- Странный вопрос, шэф, разве мы похожи на тех ребят, которые выберут невкусные?
- Это не странный вопрос, это традиционная польская уловка, чтобы наверняка попотчевать человека. Вот, получается, что вы уже определились с тем, что будете есть, а, стало быть, уже не станете увиливать от угощения.
- А мы бы и так не стали отказываться, но придумано ловко! – оценили майсы этот трюк.
К столу подали много разных вкусных вещей.
- Так как вы общаетесь с людьми? Ведь, как я понял, вы были в Финляндии, а  теперь едете в Германию и ни там ни там не говорят по-русски..
-Ну, мы немного говорим по-английски..
- О, это хорошо.
- Вы думаете?
- Знаете, я вообще-то не специалист, но мне кажется, что вообще всё хорошо. По крайней мере в Польше.
- М-м, а что говорят об этом специалисты?
- Специалисты? Специалисты говорят то, что скомандуют те, кто им платит, неужели вы не знали? Поэтому никогда не верьте специалистам. Мы в Польше, в основном,  верим в Бога, он для нас главный специалист. Ну и немного своему сердцу..
В том, что в Польше всё действительно совсем не плохо майсы убедились, когда пиршество была окончено, и команда снова отправилась в путь. “Страна деревень”, так можно было бы охарактеризовать землю, в которой находились теперь юные путешественники. В те годы когда совершался описываемый вояж, в Польше еще не было автобанов, их только начинали строить, приурочив это к грядущему Чемпионату Европы..  По этой причине красота здешних мест не укрылась от глаз ребят. Грузовик проезжал через десятки деревень и крохотных посёлочков, через которые пролегала дорога.  Дома в них были низенькие и краска на них была красиво  облупленная.
Домишки в деревнях здесь жмутся друг к другу, что создаёт ощущение тесноты, но происходит это не потому, что в Польше мало земли, а потому, что за пределами деревень располагаются почти сплошь яблоневые сады и всё здесь усеяно красными яблоками. По этой-то причине города здесь такие маленькие и прижимистые и из-за этого поляки всю свою историю покидали свою страну. Виной всему яблоки из-за обилия которых здесь не хватает места для домов и людей.
Чуть ли не на каждом фонарном столбе по ходу движения располагалось аистиное гнездо. А еще гнёзда этих удивительных птиц можно было увидеть на печных трубах, торчащих из крыш, которые в Польше не узкие и длинные как в России, а широкие и прямоугольные. Дорогу грузовику то и дело неспешно переходили лоси, а вдоль дорожного полотна почти на всём протяжении следования были высажены красивые тенистые аллеи, так что путешествующий по стране  в те времена почти всегда еехал сквозь зеленые арки лип, клёнов или дубов. Устремленные ввысь костёлы в каждой деревне дополняются маленькими самодельными часовенками повсюду, где на небольшом столбике стоит короб, увенчанный крестом, а за стеклом в нём находится какой-либо спасительный образ.  Возле заправок в Польше по традиции стоят старые ржавые самолёты, а в полях, тех, где выращивают что-то кроме яблок, неспешно копошатся неуклюжие жёлтые трактора.
- А это правда, - спросили майсы, - что в Европе никто не срывает и не ест чужие фрукты?
- Не знаю, как в других странах, но в Польше не срывают..
- Жаль.. – расстроились ребята.
- А, вы хотите попробовать яблок? Берите сколько угодно! У нас не берут чужие яблоки не потому, что это не принято, а потому, что у всех есть свои.  – сказал водитель и остановил грузовик. Майсы набили себе карманы капюшлоны и пустое место в рюкзаках опавшими красными яблоками, которые лежали без дела на траве.
- Мы столько взяли, что освободили место для дома, можете себе его здесь построить, - пошутили они.
 - А вы едите яблоки с огрызками? – поинтересовался дальнобойщик.
- Бывает и такое! – призадумавшись ответили они.
- А поляки едят яблоки только вместе с огрызками!  - сказал шофер с гордостью и тут же продемонстрировал  это свое умение под аплодисменты майсов.
- А карта у вас есть? Как вы едете без карты! Как перелётные птицы? Они-то да, умеют без карты находить северный полюс.. Вот возьмите карту, вдруг заблудитесь..
- Не заблудимся. Дорога до океана-то прямая.. Знай себе езжай прямо по океанскому шоссе..
- Ну на всякий случай.. – сказал сердобольный поляк и силой засунул почти новенький атлас автодорог Европы в рюкзак Чарли.
Грузовик ехал всё дальше и дальше через всё новые огромные яблоневые сады, маленькие городки и еще более маленькие деревни, центром которых бывал даже не костёл, а автобусная остановка и Чухлинка, притомившись от такого однообразия, стала иногда засыпать, а потом вздрагивать, поняв что допустила такое непочтительное отношение к хозяину транспортного средства. Шофер заметив это сказал:
- Шпи.
- Как? – навострили уши майсы.
- Шпи. В Польше так говорят. Он – спит. А если хотят повелеть или посоветовать – говорят – шпи. Шпи, не стесняйся.
И успокоенная словами водителя Чухлинка стала шпать, в нарушение автостопного этикета и правил польского языка.   
Майсов высадили в маленьком уютном городке, растянувшемся вдоль делающей в этом месте поворот дороги, а сменив еще пару машиин, они оказались в гродке Ольштын, где и решили заночевать. В этом городе они встретили человека на велосипеде, с седой и настолько  длинной бородой, что у ребят возник резонный вопрос, не попадает ли она в велосипедную цепь и не застревает ли в ней. Они не стесняясь спросили об этом старца, и он объяснил им, что по центру города едет аккуратно, а когда выезжает на окраину – конечно, заправляет бороду в штаны. Но обрезать её не хочет, потому что больно уж она нравиться детям и старушкам..
Не смотря на то, что в Польше так мало места для домов, оказалось, что если хорошо поискать – всё-таки можно найти заброшенный, что и удалось майсам в Ольштыне. В парадной этого ветхого строения они обнаружили каменный бюст Ленина, который спрятали туда, видимо в те времена, когда по всей восточной Европе люди расставались со своими коммунистическим прошлым. “Дом с Лениным”, так решили назвать эту ночевку майсы. Конечно, первым их желанием было переночевать прямо у подножья памятника, который здесь, хоть и в прекрасной стране, но всё же на чужбине, мыслями связывал их с Родиной. Но, тем не менее,  по здравому размышлению, они решили, что куда приятнее будет если их разбудит солнечный свет в окне, чем если они будут спать в сыром и тёмном подъезде. И они забрались на третий этаж, где на паркетном полу просторного и чистого помещения, бывшие обитатели которого уезжая даже позабыли снять шторы, расстелили свои коврики и спальные мешки.
И приснилось этой ночью Чарли как Чухля одна путешествует автостопом по Латинской Америке, а он наблюдает за ней как бы стороны.  Как ходит она среди каких-то заброшенных зданий, как беседует со всеми легко, открыто, непринужденно и с каждым находит общий язык, будь то венесуэльский бедняк или бизнесмен из Сан-Паоло,  и все любят её. А потом он каким-то образом набивается к ней в компаньоны и они едут уже вместе по каким-то проселочным горным дорогам, кажется в Перу или Чили, и где-то идут пешком вдоль горной реки, сначала через лес, где их обгоняют едущие на велосипедах чернокожие мальчишки, и так они между собой гогочут, что Чарли, кажется, понимает о чем они говорят, и что говорят они совершенно о том же, о чем говорили бы на их месте их русские сверстники, а потом лес расступается и остаются только горы и река и Чарли и Чухлинка решают в ней искупаться. Во  время купания небо чернеет, появляются какие-то особенные молнии, которые есть только там, не от неба к земле, а параллельно земной поверхности, и не светлые, а тёмные, но такие же громкие. И начинается ливень.

А потом он спрашивает: “Ты же была в США, хорошо там?” А Чухлинка ответила, что в США везде хорошо, кроме нового, 51-го штата, который недавно возник, отделившись от Техаса. Столица его называется Красираля, а сам штат называется – Науроли. И что Красираля – это город ненасытных амбалов, бестолковой ругани и уродливых женщин.

И снова майсы сменяя машину за машиной перемещаются по польской сельнице, видя всё те же картины, что и днём ранее. В этот день побродили они и среди блочных районов, не в пример более уютных, чем российские собратья. Есть в Польше и свои традиции оформления блочных домов. Номера их здесь можно прочитать не на маленьких табличках, а на торцах зданий, во всю их высоту, так чтобы даже слепой мог разглядеть. По всей видимости, сделано это для того, чтобы поляки не терялись среди одинаковых панелек.  Побывали они и в гостях у жителя одного из блоков. Один водитель пригласил майсов в гости, к своему отцу, коллекционеру марок. Он продемонстрировал им целую комнату заставленную стеллажами с альбомами, но, кажется, с гораздо большей гордостью он демонстрировал ребятам портрет бывшего Папы Римского Иоанна Павла Второго, который, как известно, был родом из Польши. Чарли записал адрес коллекционера, и клятвенно обещал прислать ему в подарок все марки из своей коллекции, которая давно перестала его интересовать, но, конечно, не сдержал своего обещания.
В одном из маленьких посёлков Польши и застала майсов следующая ночь. Память их не сохранила названия этого населённого пункта. Чарли долго сидел на автобусной остановке болтая с местной шпаной, что ужасно раздражало Чухлинку, которая недолюбливала “плохих парней", вернее не видела смысла общаться с ними слишком долго. Когда она всё-таки задёргала Чарли, который нехотя попрощался со своими собеседниками, майсы ища места для палатки вышли за границы городка, где увидели мост над рекой. Под мостом Чарли всегда мечтал переночевать, потому, что так делают в книгах настоящие бродяги. “Хорошо быть как  в книге, даже если у тебя есть палатка и забираться под самый мост нет никакой нужды” – рассуждал он вслух. “Палатку нужно поставить именно под мостом!” – безапеляционнго заявил он своей спутнице, но победила, всё-таки разумная точка зрения Чухлинки. “Под мостом можно проспать до полудня, ведь там нас не разбудят лучи утреннего солнца. Впрочем, если ты хочешь, можешь идти спать под мост" – сказала она. Но этот раз Чарли не захотел спать в одиночестве. Так майсы заснули под звуки журчания реки..
И приснился Чарли Кузнечному в эту ночь такой сон. Будто к нему пришел его дядя и сказал: “Я иду к реке. Помнишь такую реку – Протва?” “Помню. Это же река моего детства..” “Религии – это все ерунда. Только возле реки я расту” – такими были его слова.

Как хорошо проснуться с утра на берегу реки, в месте, которое казалось сырым и тёмным и, выбравшись из палатки, поймать первые солнечные лучи, проредить растопыренными пальцами прозрачный утренний воздух, вдохнуть запах чистой лесной реки.
Вот, недалеко от въезда в Германию водитель всю дорогу слушавший панк-рок на аудиокассетах останавливает машину в ничем не примечательном месте возле леса. “Идёмте, я вам кое-что покажу” – говорит он. Они пробираются сквозь поваленные ураганом деревья, и оказываются на заброшенном еврейском кладбище. Все могильные камни повалены, заросли травой, по некоторым ползет плющ, через некоторые проросли кусты и деревья.  Они все лежат на мягкой земле и земля обнимает их  травой и тянет к себе, захватывает в плен.
- Куда уехали евреи? – спросил Чарли.
- Туда, где даже лучше чем здесь. – ответил провожатый.

8. Кровать на облаке.
Немецкая земля неожиданно встретила майсов густыми высокими сосновыми лесами, которые ребята воображали себе только на севере России и автомобилем, пассажиры которого выглядели как немцы, какими и представляли себе немцев Чарли и Чухлинка – высокими, с точёными, как из камня лицами, волевыми подбородками, толстыми шеями и бритыми черепами. Больше таких немцев Майсы не встретят в Германии, ведь в этой стране людей с такой внешностью ровно столько же, сколько и в России. Великаны эти ехали на вечеринку в город, который “никогда не спит”, так они сказали.
Впервые майсам не нужно было думать о том, где они будут сегодня спать, хотя главным хитом этого лета, который можно было услышать в каждой второй попутной машине, была песня Эми Макдональд  “”Где ты будешь спать этой ночью”. Эта песня будет преследовать ребят в течении всего их пути.  Но на сегодня ответ на этот вопрос звучал так: у Чухлинки в детстве была подруга, которая уехала жить в Берлин и оставила свой адрес. Звали её Фанфаллина. Итак – пол часа мучительных попыток купить билет через автомат в берлинском метро, 15 минут езды и майсы уже в нужном районе, на нужной улице. Вот он аэропорт 30-х годов, а вот и окруженные тенистыми деревьями дома построенные в 30-е годы 20-го века. По задумке проектировщиков в них должны были жить те самые идеальные немцы с пропагандистских картинок времен нацистской Германии. Но жизнь развивается по своим законам неподвластным человеческому произволению, и поэтому, живут здесь теперь самые разные иностранцы – носатые, бровастые, черноусые, с устремленными в разные стороны, как взрыв феерверка, кудряшками. И среди всего этого однообразного разнообразия на 5-м этаже уютного дома запрятанного в тиши непроезжих улиц жила рыжая, как и Чухлинка, но кудрявая, как и большинство местных жителей, Фанфаллина – бедная художница, которая спит на облаке с приставной лесенкой.
Фанфаллина действительно спит на облаке, хоть и живет в обычной берлинской квартире. А получилось это так – однажды, в туманную погоду, когда облака опускаются до земли, Фанфаллина решила проветрить комнату и открыла настежь окно, через которое к ней залетело облако. Когда же туман рассеялся и погода стала ясная – начался антициклон, как говорят синоптики. Облако поднялось под потолок и выгнать его оттуда уже не было никакой возможности. Тогда Фанфаллина приставила к нему лестницу и стала на нём спать. Только вот, жаловалась она, когда наступает туманная погода – иногда засыпаешь на облаке, а просыпаешься на полу!
Еще Фанфаллина жаловалась на безденежье. Что художнику в наше время не хватает средств на краски и кисточки.
- Постой, - остановили поток воздыханий майсы. – Ты же можешь нарисовать деньги! Ты же художник!
- О-о.. мда, почему я раньше об этом не думала, ведь я художник..
- Ну! Художник же ведь! Это если Я вдруг начну рисовать деньги, это будет неправильно, и в каком-то смысле даже противозаконно, но Ты! В современном мире каждый талант должен вознаграждаться! – продекламировал  Чарли.
- Да, но знаете что. Я не хочу этого делать! – неожиданно воспротивилась Фа.
- Почему же?
- Дело в том, что эти европейские деньги  некрасивые! А я не могу рисовать некрасиво! Что если я привыкну?
- Мм, - задумались майсы. – Действительно, опасно привыкать рисовать некрасиво.. Но постой. Кто запрещает тебе рисовать как ты хочешь? Нарисуй красиво!
- Так ведь тогда же все догадаются..
- Никто не догадается! Ты скажешь, что это самые новые банкноты. Юбилейные! Коллекционные! Выпущенные по случаю дня художника! Да тебе за них дадут в два раза больше товаров! К тому же, в магазине красок работают тонко чувствующие натуры, они наверняка оценят твои шедевры по достоинству!
- Ну, убедили, решено! В свободное от художеств время буду рисовать красивые банкноты!
Рисование денег Фанфаллина решила отложить на завтра, так как это дело требует вдохновения, а прямо сейчас она предложила майсам совершить велосипедную прогулку по Берлину. У неё было два велосипеда. Первый – обычный, а второй с сидением для пассажира на раме, на которое Чарли посадил Чухлинку.  В городе он не сразу привык к тому, что в Германии велосипедисты, которых здесь очень много и все они ездят на очень красивых велосипедах с тонкими колесами, изогнутыми рамами и багажником на руле, тоже, как и автомобилисты, подчиняются правилам дорожного движения. Он всё время норовил ехать по встречной полосе, распугивая всех тех, кто движется согласно установлениям. Фанфаллина  усиленно махала майсам с другой стороны улицы, и кричала “Сюда!”, а встречные велосипедисты, съехав с дорожки провожали ребят громкими ругательствами.
Вряд ли найдется в мире много городов устроенных так же, как Берлин. По крайней мере, перед майсами, привыкшими к Российским реалиям, он предстал городом вывернутым наизнанку. Ведь обычно в центре города стоят старые дома, а на окраинах новые высотки спальных районов. Но в Берлине всё иначе. Чем дальше ты уезжаешь от центра – тем чаще встречаются старые уютные кирпичные дома увитые плющом. Поэтому Чарли всё время спрашивал:
- Где мы сейчаc?
- В центре! – отвечала Фанфаллина посмеиваясь над его несмышлёностью.
- А сейчас?
- На окраине!
- А ты живешь в центре или на окраине?
- На окраине! – отвечала Фа. – Послушай, Чарли, здесь это совершенно не важно, впрочем, вечером сам увидишь!
Такая же путаница в Берлине и с тем, кто где живет. Нацисты, а они здесь остались, предпочитают жить в советских районах построенных в имперском стиле. Иммигранты же и хиппи – в районах состоящих из скромных невысоких домов построенных Гитлером для рабочих.
- А где все дети? – спросил Чарли. – Ну, обычно днём, в солнечную погоду, на улицах и во дворах играют дети.
 - М-м, не замечала, - озадачилась Фанфаллина.
- А я вот заметил это еще в Хельсинки, и теперь окончательно понял, что чем богаче страна, тем под более тяжелым замком держат в ней детей! В городе Новое Море по улицам бегает множество детей..  И еще здесь я совсем не видел ворон!
- Да.. знаешь, я никогда не задумывалась об этом. Но зато вечером, ты кое-что увидишь!
Так провела компания этот день, бесцельно катаясь по городу и иногда заезжая в магазины, чтобы купить за один евро самый дешевый, самый вкусный и самый чёрный хлеб, чернее которого не сыскать  во всём свете.
Что же  происходит в Берлине вечером? Как только сгущается тьма, на улицах появляется столько праздношатающейся молодежи, что только теперь майсы поняли значение словосочетания – “столица мира”. Именно таким городом был Берлин. В этом столпотворении молодых людей самых разных национальностей и субкультур он был подобен Вавилону времен строительства знаменитой Вавилонской башни. На любой из улиц, будь то центр или периферия, толпами ходили панки с раскрашенными волосами, хиппи с длинными волосами и в фенечках, металлисты, арабы, турки, африканцы, поляки, русские. Общались друг с другом все так, будто в Германии в этот день был главный праздник, но никакого праздника в этот день не было! Просто в Берлине все гуляют по вечерам каждый день, если погода хорошая! Чуть позже все разбредутся по барам и клубам.
- Но почему они не гуляли днём, ведь сегодня выходной!
- Ну, наверное потому, что вчера они поздно легли спать.. – ответила Фа, - а во-вторых днём сложнее купить марихуану! Чувствуешь, какой запах идёт из парка? Там, после наступления темноты, её продают совершенно свободно, ведь никакой полицейский ночью не разберет кто в парке продавец, а кто покупатель. Поэтому, по ночам они туда просто не ходят. Там же её и курят!
- Ну вот, расстроились майсы. А мы-то подумали, что хоть где-то в мире праздник каждый день, настоящий! Без всяких поднимающих настроение пилюль!
- Пилюли, это то же самое что билет на самолёт! Ты куда-то прилетаешь, но потом, без их помощи, не сможешь найти в это место дороги.. – поругал наркотики Кузнечный.
   Но вот компания уже почти подошла к дому Фанфаллины, и тут дорогу ей преградил грабитель и представился.
- Я грабитель, - очевидно ожидая каких-то действий со стороны ребят. Но те лишь ответили:
- Очень приятно.
- Будьте любезны, отдайте мне все ваши деньги.
- Почему бы вам не заработать их самому? – вежливо но вызывающе ответила Чухля.
- Так, давайте без лирики, для этих целей у меня есть жена. Просто отдайте мне все ваши деньги и мы не будем больше портить друг другу вечер.
- Вы нам его нисколько не порите. Напротив, нам очень интересно с вами общаться, - дипломатично сказал Чарли.
- Так вы отдадите мне ваши деньги или нет?
- Что-то не хочется…
- Тогда мне придётся погрозить вам пистолетом..
- Ребята, отдайте ему деньги, - вмешалась Фанфаллина. – Он выдаст вам справку и завтра вы сможете получить обратно всю сумму в любом отделении банка.. Короче, делайте всё так, как он велит, а я вам позже всё объясню!
- Хм, сначала пусть выдаст нам справку! – справедливо заметили майсы.
Налётчик нехотя полез во внутренний карман пиджака, откуда достал квиток, где было написано всё, кроме суммы наличности и времени преступления.
- Сколько у вас денег? – c усталым видом, будто он не любит бумажную работу, сказал разбойник.
- С собой?
- Ну, если вы приглашаете меня к себе, то и дома тоже!
- Нет, не приглашаем!  - поспешили отделаться от нежелательного гостя майсы. – Мы сами в гостях! С собой у нас.. полтора евро!
Грабитель закусил губу. “Придётся грабить сегодня банк..” – с грустью сказал он.
- Надеюсь не тот, в котором мы завтра будем получать свои полтора евро?
- Успокойтесь, - сказала Фанфаллина. – У государственного банка есть отделения на каждой улице! Отдайте ему уже свою мелочь.
Но майсы не торопились расставаться с честно заработанными монетами и потому сначала взяли справку и прочитали, что в ней написано. А написано в ней было следующее: “Я Ганс Шмельцер, нехороший человек, сегодня .. ограбил этих людей на сумму в полтора евро”. И только дочитав до конца, майсы нехотя протянули разбойнику прозвучавшую сумму. Грабитель, с видимым сочувствием к бедности ребят кивнул и скрылся во тьме.
- А теперь объясняй! – с некоторым неудовольствием сказали майсы Фанфаллине, как виновнице неожиданного оскудения их карманов.
- Ну, смотрите. Обошлось без жертв, верно?
- Не верно! – закричали майсы. – Нас ограбили на полтора евро!
- Но ведь никого не убили?
- Не убили, вынуждены были согласиться ребята.
- Вот. Это такая политика в Германии. В Германии во всем порядок, как в Белоруссии, слышали?
- Ох уж этот порядок! Тут порядочно грабят, вот что!
- Именно! Чтобы сократить количество жертв при ограблениях и придумано все это. Когда здесь ловят какого-нибудь вора или налётчика его, конечно, сажают в тюрьму. А в день освобождения ему выдают пачку квитанций, которые он оставляет свои жертвам. То есть, преступление он совершает, но менее тяжкое, без рукоприкладства. И все остаются в плюсе. Вас вот не убили за две монеты, и, к тому же, вы сразу получите свои деньги назад. Преступник не рискует нарваться на боксера и тоже остаётся цел и невредим. А в полиции появляются новые рабочие места, ведь кому-то всех этих нахалов нужно ловить, ведь их становится всё больше.
- А если бы он обворовал нас и не отдал бы справку?
- Тогда бы, когда его поймали – наказали бы в два раза строже и не кормили бы в тюрьме печеньем!
- Ха-ха! – засмеялись майсы.  Вот это здорово придумано!
- Кстати, напротив моего дома как раз находится тюрьма, поэтому на нашей улице всегда по ночам тихо! В Германии вообще все тюрьмы расположены в красивых местах..


В честь того, что Чарли и Чухлинка  были гостями в доме Фанфаллины она, по русскому обычаю, уступила им свою кровать на облаке, а сама легла спать на матрасе, в углу комнаты. Но тишины, вопреки её обещаниям, в эту ночь не было. Как только все заснули, со стороны исправительного учреждения раздались звуки сирен и стрельбы. Через пару часов всё повторилось.
- Это восстание в тюрьме, - объясняла сквозь сон Фа. – Это бывает.
- И часто?
- Ну.. раз в пару лет.. Это леворадикалы. Их здесь много..
- То есть, тебе приходилось бывать этому свидетелем..
- Приходилось, - зевая ответила девушка, после чего засопела, из чего было понятно, что она вновь погрузилась в глубокий сон и дальнейшие расспросы бесполезны.  Но поспать долго майсам не удалось. Где-то в 5 утра на полу что-то зашуршало и Фанфаллина вскочила с постели.
- Доброе утро! – крикнула она.
- Доброе утро.. – вяло ответили ей ребята.
- Что-то вы не рады новому дню..
- День, это, конечно, хорошо.. Но я люблю просыпаться своей смертью.. – пробормоотал Кузнечный.
- Это как? – не поняла Фа.
- Ну, говорят же – умер своей смертью, тот есть ненасильственно. Ну и со сном то же самое. Сон – это же вторая жизнь, и когда просыпаешься по будильнику, это как будто тебя убили. А когда просыпаешься сам – это как будто умираешь мирно, от старости..
- А-а-а, поняла..
- А что это у тебя там шуршало? – спросила Чухлинка.
- Это мыши! Я с вечера оставляю на полу немного зёрнышек и сыра и по утрам эти милые создания будят меня своим копошением. Я люблю работать по утрам!
- О-о-о, это ты сама придумала? В смысле не вставать рано, а использовать мышей как будильник?
- Нет! Это придумал Гитлер!
- Гитлер?
- Да, он очень любил животных, разве вы не знали? Ну ладно, я буду рисовать деньги, а вы что-нибудь придумайте в плане перекусить и сходите прогуляться..
За завтраком Чарли вспомнил свое ночное сновидение.. В нем он тоже ехал на велосипеде, но не по Берлину, а по своему родному лесу, в Крылатском. Была яркая-яркая осень, и все деревья были красным, и вся земля была укрыта плотным покрывалом красных кленовых листьев. И вот дорожка покрытая листвой уходит круто вниз, а потом делает поворот, как в аттракционе. Чарли катится под горку.  Забыв о безопасности,  он отпускает руль и  смотрит то под колеса на мягкий полог алой листвы, то на небо и закрывающие его, склонённые к дороге кроны кленовых деревьев.

9. Прогулка в Месопотамию.
Майсы поступили по совету Фанфаллины и отправились гулять одни. В 9.00 они посетили банк и получили свои полтора евро, а в районе половины десятого они оказались в районе вокзала, где услышали странное объявление: “Начинается посадка на поезд №АА47 по маршруту Гамбург - Багдад”. Вокруг стали раздаваться удивлённые, обеспокоенные голоса. Уж не тот ли это поезд, знаменитый АА47, который в 1919-м году выехал из Гамбурга в Багдад и не доехав даже до Берлина потерялся?
Все побежали смотреть на поезд, и, действительно, вид испуганных пассажиров, которых можно было разглядеть в окне говорил именно о том, что в путь они отправились именно в 1919-м году.  Все они были одеты и причесаны по моде того времени. У мужчин были рубашки с отложными воротниками, куртки “норфолк”, котелки, а у дам – шляпы с лентами и перьями и, обрезанные по плечи, завитые широкими волнами волосы.
Внимание! – вновь раздался голос диктора. – Посадка на поезд №АА47 Гамбург-Багдад заканчивается. Провожающих просим покинуть вагоны..
- Почему заканчивается? – возмутилась публика. – Смотрите как они напуганы! Они где-то пропадали 90 лет! Их надо хотя бы накормить!
- Спокойствие! – сказал вышедший к людям начальник вокзала. – Мы всё понимаем, но как вы знаете – в Германии вот всём порядок. На этом и держится наша страна. Поэтому поезд, который едет в Багдад, хоть и с опозданием, но должен приехать в Багдад! А там уже будем разбираться, что к чему!
Все разочарованно вздохнули. Майсам же очень захотелось попасть в Багдад.
- Это же Берлинско – Багдадская железная дорога! – кричал Чарли. – И по ней опять, как и сто лет назад идёт поезд до самого Багдада! Такого может не случиться еще сто лет! Нам нужно использовать этот шанс!
И, в поисках своего шанса, майсы пробежали до конца пассажирского состава, ища вагон, где проводник зазевался и оставил свой пост. Но нет, в Гемании такого нельзя себе даже вообразить. Это страна с высокой организацией.. Но на счастье ребят к пассажирскому поезду были прицеплены еще и товарные вагоны. Майсы пробовали открыть один, другой, но все они оказались заперты и только последний вагон был открытым. В него и забрались ребята по лесенке, стараясь остаться незамеченными.

Поезд рассекал горы Судетской области Чехии, покрытые домами с черепичными крышами, бежал по солнечным долинам Австрии, углублялся в густые широколиственные леса Венгрии, скользил между холмами Болгарии, застроенными глинобитными хижинами с соломенными крышами. Всё это было как во сне, и время, которое прошло до того, как поезд достиг города на берегу Босфора сжалось в несколько минут, хотя, по ощущениям  ребят, путешествие это заняло около недели, в продолжении которых, правда, они совершенно не чувствовали потребности в пище.
Город в котором поезд совершил свою первую длительную остановку назывался Стамбул. Ребята, однако, не сразу узнали об этом, потому что на небольшом заасфальтированном полустанке, возле которого притормозил состав на табличке по-турецки и по-немецки было написано “Еще один город, где птицы садятся на провода”. Стоянка полтора часа, объявил машинист. И майсы не были бы майсами если бы не покинули в эти полтора часа территорию станции.
С перрона, на перилах которого во множестве сидели черные вороны и так раскрывали рты и каркали, будто не просто произошло что-то удивительное, а минуту назад перевернулся мир, открывался вид на покрытый туманом город. Он состоял сплошь из 2-х, 3-х этажных деревянных домов порядком отсыревших от частых осадков и покрытых разноцветными блёклыми, почти повсюду сильно облупившимися красками. А над всем этим в огромном количестве возвышались высокие каменные башни минаретов, золотые купола православных храмов и фасады огромных дворцов покрытых разноцветной мозаикой. 
Чарли не сомневался – это самый лучший город на земле. “Пойдём скорее туда” – сказал он Чухлинке. И они бегали, чтобы успеть увидеть больше, наталкиваясь во дворах и в узких холмистых улицах на бородатых имамов смиренно смотрящих себе под ноги и на праздных худощавых стариков держащих под мышкой газету и едящих купленное в магазине вареное яйцо, ведь в Стамбуле в магазинах продают уже варёные яйца, чтобы их можно было есть на улице.  Уличных котов здесь даже больше чем в Минске,  самых разных расцветок и характеров и пугливых и ласковых и хищных и совершенно безразлично лежащих на ступеньках деревянных крылечек рядом с их хозяйкам – беззубыми старухами в платках, компаниями сидящими и глядящими куда-то в пустоту, не замечая пробегающую странную парочку с котами на плечах. Довершали эту удивительную картину стайки девушек в длинных черных платьях и закрытыми чадрой лицами, так, что видны были только их глаза, которые смотрят на тебя только секунду, после чего их таинственные обладательницы исчезают за углом, оставляя за собой шлейф развевающихся длинных подолов. Подобно птицам они, как казалось беспорядочно, роились  на улицах и пустырях шурша платьями, создавая ощущение постоянного движения.
А потом ребята набрели на развалины древнего храма, вернее на то, что они приняли за развалины. Купол этого здания, как им казалось, обвалился, и остались стоять только величественные стены между которыми валялись груды кирпичей и даже куски колонн. Храм состоял из нескольких огромных помещений, соединённых между собой арками, причем все они были одинакового размера.
- Какой странный храм! - сказал Чарли. – Я про такие не слышал! Обычно бывает одно – главное помещение..
- Это храм всех религий, - ответил ему голос сзади.
Чарли обернулся и увидел бородатого человека, по виду которого можно было понять, что он много дней в пути.
- Кто вы? – спросил Чарли.
- Я паломник. А храм этот не разрушен, как вам, наверное, кажется. Он еще не построен.
- Значит, храм всех религий.. А почему здесь?
- Как почему, это же Стамбул! Константинополь.. Место, где как нигде переплелись все верования..
Но времени на дельнейшие расспросы у ребят уже не оставалось. Хоть у них и не было часов, но они чувствовали, что надо было торопиться на станцию..
Дальше поезд шел берегом мраморного моря, где волны разбивались о мрачные утёсы и об огромные камни, лежащие на половину в воде .. И вот уже следующая станция. Троя 2. Стоянка 10 минут под стенами города.
- Почему только 10 минут, - спрашивают майсы у первого вышедшего из пассажирского вагона.
- Потому, что сейчас здесь опасно..
- А почему мы остановились на станции Троя 2, а не на станции Троя 1, в центре города?
- Троя 1 – это не в центре, - спокойно объяснял пассажир. Троя 1 – это более древняя Троя. Она лежит глубже, под землёй. До неё уже докопались, но вокзал там ещё не построен.
- Значит Троя 2 – тоже в прошлом? Но в каком году?
- Примерно в 1200-м году до нашей эры..
Тут град стрел обрушился на поезд и чудом уцелевшие пассажиры попрятались в вагоны и уже с осторожностью приближаясь к окнам  увидели, как Ахиллес три раза оббежал стены города гоняясь за Гектором.
- Да уж, не понимаю, - взроптал Чарли, почему историки так любят войну? Ведь она уничтожает историю! Война сжигает время! Вот скоро греки пригонят сюда своего коня и уплывут, троянцы затащат его внутрь, оттуда ночью вылезут эллины и откроют ворота города. Затем уплывшие сыны Эллады снова приплывут и сожгут Трою… Как прекрасно!  - саркастически усмехнулся он. – Если бы историки с таким упоением не описывали бы войны, может люди и не подумали бы заниматься такими безобразиями. Вот сейчас всё сожгут и от города ничего не останется. И мы не можем на неё сейчас посмотреть из-за дурацкой войны!

- Ага.. А вообще простые люди соглашаются идти на войну только потому что им, перед тем как раздробить голову, выдают красивую форму. Очень всем беднякам хочется походить в красивой форме, вот они и соглашаются во всем этом участвовать.. – добавила свою мысль Чухлинка. 
А поезд снова отправился в путь. Он шел через заснеженные горы, пересекая Малую Азию, и редко где можно было увидеть одиноко стоящее человеческое жилище от которого поднималась в воздух тонкая струйка дыма. Миновав горную местность, состав оказался среди засолённых пустынь Месопотамии, где стояла жара 50 градусов, а из живых существ встречались только песчаные мухи, которые, правда не досаждали майсам пока те были в пути. Но и это место, не смотря на скупость пейзажа, показалось пуиешественникам очень романтичным, и только они замечтались о том, чтобы поезд сделал остановку здесь на какое-то время, как это действительно произошло.. Правда, как оказалось, состав остановился не ради того, чтобы пассажиры моги прогуляться по пустыне и набить себе Багдадских шишек, как называют ужасные последствия укусов песчаных мух. Нет, поезд остановился специально для того, чтобы именно здесь, в этом самом гиблом месте на всем пути следования выкинуть всех безбилетников. К майсам, выбравшись из кабины машиниста и шагая по крыше вагонов, приблизился седой строгий мужчина, ведь именно на таких как он держится порядок в Германии. Он по очереди, подцепив ребят за воротник багром, спустил их на безжизненный раскалённый песок Сирии.
- Но почему в пустыне? – спросили Майсы затравленными голосами.
- Потому что здесь ни что не помешает вам поразмыслить над своим поведением. Поезд заберет вас завтра, в 7 часов утра на обратном пути! – сказал старец и удалился.
- Ну вот.. Багдад мы не увидим.. – расстроенно сказал Чарли глядя вслед уходящему поезду.
- Ну и чего расстраиваться? – сказала Чухлинка. – Выше нос! Мы, между прочим, ни где нибудь, а в самой Азии! Я слышала, что у этой части света большое будущее!
- Согласен, давай не будем расстраиваться.. Давай попытаемся найти человеческое жилище, иначе к утру эти песчаные мухи нас тут съедят..
В какую сторону идти, ведь кругом совершенно однообразный пейзаж.. Но и здесь Чарли нашел, за что зацепиться взглядом, чтобы идти в ту сторону, где красивее. Поэтому пошли ребята в туда, где росло больше колючек и через час с небольшим наткнулись на жалкое селение состоящее из нескольких захудалых лачуг. Жители этого забытого богом местечка черпали мутную дурнопахнущую воду из единственного источника и пасли коз на лежащих неподалёку холмах. У всех жителей этого селения на обожженных солнцем лицах были огромные наросты – багдадские шишки..
- Как называется это селение? – спросили майсы по-английски, но никто здесь не понимал этого языка. И только когда они заговорили между собой по-русски один человек сделал сигнал рукой, приглашавший проследовать за ним. Он привёл их в один из шалашей, в углу которого на старой запылённой циновке в огромной грязной и серой от пыли чалме сидел старик,  взор которого был обращен не на вошедших, а в какие-то тонкие миры. Проводник пригласил майсов сесть рядом, но и тогда старец не отреагировал.
- Говорите с ним, - жестами показал тот пустынный житель, который привел майсов в это жилище.
- Хэллоу, - нерешительно произнес Чарли.
- Нет, нет, - показал им бедуин. – Другой язык.
- Здравствуйте.. – еще более робко произнесла Чухлинка.
Глаза хозяина шатра неожиданно округлились и весь он встрепенулся, как будто оправился ото сна, и, наконец, пристальным изучающим взором стал разглядывать ребят.
- Здра-вствуй-те.. – с огромным трудом выговорил он.
Майсы были крайне удивлены и тронуты тем, что здесь, в этой безжизненной гиблой местности, вдали от цивилизации они услышали отголоски родной речи.. и лишь только почтение к сединам собеседника и боязнь нарушить какие-либо местные обычаи удержали их от того, чтобы броситься к престарелому бедуину и заключить его в объятия.. Поэтому они задали вопрос, чтобы как-то начать разговор:
- Как называется это селение?
- Тель – Халаф, - ответил им пустынножитель.
- Кто вы, откуда вы знаете русский?
- Мы чеченцы. Мой дедушка и еще 50 тысяч человек из нашего народа переселились сюда во время войны с русскими в 1860-м году.. Мой дедушка был в русском плену, поэтому хорошо изучил ваш язык, а то, что знал – передал мне. – объяснил он сильно каверкая слова и прибегая к языку жестов.
- А где же остальные из тех 50-ти тысяч?
- Это все что остались, - потупив взор ответил пустынник.
После этого уже он начал расспрашивать майсов о жизни в России и узнав, что война уже 150 лет как в целом закончилась ужасно обрадовался и просиял. Затем он сделал знак женщинам подавать еду, а сам повел ребят к холмам, для того, чтобы показать им кое-что и попросить их, как людей из большого мира, а потому более смышлёных, объяснить одно странное явление. 
Он привёл их к большой яме, в которой частично освобождённое от песка находилось каменное изваяние животного с человеческой головой..
- Что это, - спросил чеченец. – Мы думаем, что это духи злобы пожаловали к нам.. Но что с ними делать? Закопать? А что если духи рассердятся и сотрясут землю и мы все посыпемся с неё в глубины небытия?
- Какие же это духи злобы? – уверенно сказал Чарли. – Это просто прошлое. Это люди прошлого сделали!
- Но если это прошлое, почему тогда оно под землёй?
Чарли не знал, что ответить. Но его выручил голос раздавшийся сзади, говоривший на всем понятном языке, что на этот раз почему-то никого не удивило.
- А вы попробуйте кинуть металлическую ложку в песок и придите на следующий день и посмотрите, что с ней будет..
Все обернулись и увидели дервиша в жалких обмотках, с посохом и потертым холщевым мешком за спиной.
- Но вы ошибаетесь в одном, - продолжал он, не дождавшись ответа тех, к кому обращался.
- В чём же?
- В том, что эти изваяния сделаны человеческими руками.
- А чьими же? – удивились все.
- Они сделаны человеком. Но не руками, - как учитель первоклассникам объяснял дервиш. -Раньше, когда люди были чисты в своих помыслах, они могли творить силой мысли.. 
- Ага, - задумались майсы.
- А теперь представьте себе, если современный человек получит такую власть над миром? Он же уничтожит всё вокруг..
- А кто вы? - спросили скитальца ребята.
- Я? Я лесничий, - задорно ответил тот.
- Да? А где же тут лес..
- Не здесь, а в Багдаде. Я Багдадский лесничий.
- И в Багдаде нет леса! – вмешался бедуин, оскорбленный вероломством этого ни пойми откуда взявшегося обманщика.
- Вот именно, что нет. А раньше был. А с тех пор как его не стало я и скитаюсь. В Багдаде был сумрачный пихтовый лес.. – сказал дервиш, отвернулся и решительно зашагал прочь.

10. По океанскому шоссе.
Обратный поезд пришел, как и было оговорено, в 7 утра, а провожало на него майсов всё селение, ведь по древнему восточному обычаю, хозяин должен сопроводить своего гостя в течении одного часа в ту сторону, куда он держит путь, а до железной дороги был как раз час пути быстрым шагом. Чеченцы помогли ребятам закинуть рюкзаки в товарный вагон и надавали им в дорогу лепешек и кислого сыра. Обратный путь до Берлина прошел как-то удивительно незаметно и вот, сами не помня, как шли от вокзала до дома Фанфаллины, майсы стоят уже перед своей подругой и не понимают, сном было то, что с ними произошло или явью. Фа тоже не разрешила их сомнений. Она всё время рисовала и не заметила, когда они ушли и когда вернулись.
- И сколько ты нарисовала денег?
- Несколько сотен по одному евро!
- О.. Значит мы, действительно, были в Месопотамии.. За время нашего утреннего сна ты бы не смогла нарисовать столько..
- В Месопотамии? Не знаю такого кафе. Наверное, это в другой части города?
- Да, это даже не в Берлине, это за городом.. – решила не вдаваться в подробности Чухлинка.  – А почему нельзя было нарисовать две – три бумажки по сто? Ведь купюр по евро вообще не существует..
- Ну, вы же сами сказали, что эти – коллекционные. А коллекционные купюры бывают любыми.. А во-вторых, я же буду покупать на них краски и кисточки! В художественные магазины ходят одни бедняки, и там может просто не найтись сдачи.. Поэтому, купюры должны быть мелкими и мятыми! А ну, давайте, помогайте мне их мять!
Таким образом, майсы стали не только террористами, но и фальшивомонетчиками и, проведя еще одну ночь в Берлине,  покинули столицу мира.   
Как же выбраться из такого огромного города как Берлин? Майсы знали, что в Западной Европе нельзя ходить вдоль автомагистралей, что это запрещено законом, и что ловить попутные машины можно только на заправках и лучше это делать с помощью таблички с названием городов или деревень в которые путешественнику нужно попасть.  Для этих целей они запаслись листами бумаги и фломастером и расспросили Фанфаллину о том, где начинается дорога в сторону океана и действительно ли существует пролив разделяющий Европу на две части, как написано в книге по  Тайной Географии из библиотеки Рабадзы.
- Дорога на Запад, в Ганновер, потом во Францию и дальше, к берегу Океана начинается где-то в районе Потсдама, но где там есть заправки – я понятия не имею. И ни про какой пролив разделяющий Европу я тоже не слышала. Но вообще – идея интересная, ведь до сих пор никто так и не объяснил толком, почему Восточная Европа так отличается от Западной. Наверняка, когда-то и вправду был пролив, а потом его, наверное, закопали, чтобы удобнее было ходить на какую-нибудь дурацкую войну и что-нибудь завоёвывать..
Прощание с Фанфаллиной не было долгим, так как разговор  этот вдохновил её на какой-то рисунок, поэтому, второпях поцеловав юных странников, она поспешила запереться в своей комнате, чтобы воплощать задуманное. Майсы же, с трудом разобравшись в хитросплетениях Берлинского метро, переплетённого с пригородными поездами, наконец оказались в электричке отправлявшейся в Потсдам.
Когда она только-только набирала ход Чарли увидел в окне пиромидальные тополя, которые так распространены на юге России, но встречаются и в средней полосе страны. Но никак он не ожидал увидеть их здесь, в Германии потому, что считал их самыми дурацкими из всех деревьев, своего рода сорняком высшей породы, лишенным пользы и изящества и только лишь загораживающим горизонт. Но здесь, на чужбине, вид этого дерева, прочно ассоциированного в сознании юноши с родными краями, заставил Чарли взгрустнуть, занастольгировать по Родине и даже расплакаться. “Как это удивительно, - думал он. – То, что в России кажется тебе верхом уродства, здесь заставляет твою душу воспарить к высшим мирам.. Эти глупые тополя представляются мне сейчас растущими в райских садах, и, только потому, что они напоминают мне о местах где я вырос. И ему вспомнилась солдатская песня, которую он когда-то слышал. Текст её был таким:
За весной пролетела весна, годы службы моей пролетели,
Возвращаюсь с вокзала домой в сапогах и солдатской шинели,
Не узнал свой посёлок родной, тополя что сажал повзрослели,
И не знаю, что стало со мной, две слезинки скатились с шинели..
Тут уж Чарли перестал сдерживать себя и зарыдал, вспоминая Россию, которую, казалось, совсем недавно покинул, но которая уже звала его к себе.  И как раз в этот момент к майсам подошел строгий немецкий кондуктор, чуждый любой сентиментальности, знающий только свое дело – проверять проездные документы. Он не стал медлить, не стал проверять билеты у других пассажиров, хотя и видел, что одного из них накрыло облако грусти и, не побоявшись развеять её магию, потребовал свое. Чарли мысленно виня немецкую строгость и желая продлить хоть еще на мгновение свою красивую, живительную печаль отвернулся в противоположную сторону и, сделав вид, что общение с контролёром ему неинтересно, стал смотреть в окно, в тайне надеясь, что тот его поймёт и простит. Но этого не произошло.
- Предъявите ваш билет, или, в противном случае, до конца дня вы будете светиться как пассажиры напротив! – угрожающим тоном сказал ревизор. Майсы посмотрели на сидящих с другой стороны прохода. Они, действительно светились..
- У нас в Германии – главное наказание – это общественное осуждение! Поэтому мы придумали такую кару для безбилетников. Если вы не оплатили проезд, то до конца дня каждый будет знать, что вы обуза для нашей страны, именно ВЫ тянете её в серое неприглядное прошлое!  Именно Вы лишаете её перспективы развития! Зайцев у нас посыпают специальным порошком, который вы никак не сможете отмыть целые сутки!
- А что, серое неприглядное прошлое – это не так уж и плохо, - пробормотал себе под нос Чарли. – Но, к сожалению, в этот раз я купил билет. Вот он.. – и он показал его грымзе-кондукторше и, наконец, избавив себя от необходимости слушать  её длинные назидательные  речи – вновь придался так необходимой для его изголодавшегося по истинно глубоким чувствам сердцу меланхолии.
- А я хочу светиться.. – заскулила Чухля по-русски. – Нет у меня никакого билета, – дерзко выпалила она в лицо проверяющему, - и никогда не было! Я вообще в этот мир попала без билета!  И даже знать не хочу что это такое! – сказала она, чтобы уж наверняка не избежать участи соседей по вагону.
- Ну, пеняйте на себя, - сказала контролёрша и, достав из сумки мешочек, резким движением руки распотрошила его, осыпав Чухлинку с ног до головы чудо-порошком.
- Ура! Я свечусь! – запрыгала она и стала бегать по всему поезду и смотреть на реакцию пассажиров, которые конечно, не испытывали ничего, кроме умиления, при виде рыжей и веснушчатой девчушки радующейся как ребенок своему перевоплощению. И, конечно, никакого осуждения  почувствовать на себе ей не пришлось.
Потсдам оказался совсем не таким маленьким, каким представляли его себе майсы, а уж о том, чтобы самостоятельно догадаться, где находится заправка и начинается Океанское шоссе речи быть вообще не могло. Поэтому ребята обратились по-английски к прохожему, с просьбой показать дорогу. Человек этот говорил на языке Шекспира очень скверно, поэтому, майсы, сделав вид, что поняли его объяснения, пошли в сторону противоположную той, что он указал. Но, отойдя немного, они услышали, как человек этот, принятый ими за немца, на чистейшем костромском диалекте сказал: “Куда эти бараны пошли.. ”. Майсы тут же обернулись и  с криками “да вы русский!” бросились обнимать “немца”, оказавшегося эмигрантом из России и расспрашивать его про жизнь переселенцев на чужбине. После этого инструкция о том, как дойти до заправки была получена заново, но ребята всё равно ничего не поняли, но, по-крайней мере, уяснили себе примерное направление, а путь держать им нужно было в сторону древнего немецкого монастыря Ленин, название которого по удивительному стечению обстоятельств совпадает с именем вождя русской революции. Но, совершив продолжительный пешеходный вояж по сельским окрестностям Потсдама и выйдя, наконец, к Океанскому шоссе, к своему огорчению никакой заправки майсы не обнаружили. Отчаявшись, они решили наудачу пойти вдоль дороги в надежде, что доброохотные водители сразу подберут их и вызволят тем самым из этой западни. Вот табличка с надписью Ганновер обращена к приближающемуся автомобилю, рука с оттопыренным пальцем поднята вверх, вот проезжает первый автомобиль.. но нет, он не останавливается. Что ж, может быть во второй машине сидит сердобольный немец? Конечно. Следующий автомобиль их подобрал, но на ближайшем перекрёстке развернулся и увез майсов обратно в Потсдам, потому что это была полицейская машина! Первый же проехавший человек сообщил куда следует о прогуливавшихся вдоль дороги нарушителях!
Майсы уже начали недолюбливать Германию с её строгими законами и сознательными гражданами. Но, как оказалось, не так уж всё бесчеловечно в этой стране. Стребовав со странников положенный штраф -15 евро с человека, добрую половину всех сбережений Чарли и Чухлинки, добросердечный полицейский не отправил их снова искать путь к заветной бензоколонке самостоятельно, а, вникнув в ситуацию и поняв, в каком направлении майсам надо двигаться, сам отвез ребят туда на казёной машине.
О, как майсы были рады, и как Чухля подпрыгивала, чтобы поцеловать полицейского в его густые усы с пробивающейся сединой. Ведь, им казалось, что на этом мучения их окончились и дальше все пойдет как по нотам.
Что же ждало их. Увиденное на месте было отголосками времен 15-ти летней давности, когда, как говорят, в Германии на бензостанциях не были редкостью очереди из автостопщиков, желающих куда-нибудь уехать. Вот и теперь майсы увидели других странников, но те довольно вяло подходили к водителям сами и становиться первыми в очередь даже не думали.   Было их трое, и Чарли положение этих путешественников казалось безнадёжным. Впрочем, сами автостопщики, кажется, ни о чем не волновались, сидели на травке, вяло беседуя между собой и подсылая к очередному обладателю автотранспорта одного переговорщика.
Майсы же, не желая никому навязываться, скромно встали у выезда с заправки, давая всем понять, что они не прочь немного прокатиться. Но ни неоновое мерцание Чухлинки, ни стояние на руках не помогали. Простоять в этом месте ребятам пришлось шесть часов! О, как мучительно это было! Если бы можно было идти вдоль дороги – это было бы путешествие! Здесь же, не имея права выйти за пределы периметра ребята чувствовали себя настоящими узниками. Они чувствовали, что теряют время своей жизни.. Наверное не раз за эти 6 часов в головах мечтателей появлялась мысль бросить эту странную затею - добраться  до берега океана. Забыть о ней и поехать домой. Ведь не только они не могут никуда двинуться. Их товарищи по несчастью – также не продвинулись к своей цели и продолжали утрамбовывать газон.
Но не таковы майсы, чтобы предаваться унынию. Они исправно продолжают приподнимать табличку и протягивать руку с оттопыренным пальцем ради каждого выезжающего с заправочной станции автомобиля и, наконец, о счастье! Остановилась машина! За рулём её была молодая девушка, и вот ребята уже едут со скоростью 200 километров в час компенсируя свои потери во времени.. “О, я быстро еду?  Я не замечала.. У нас на дорогах нет скоростных ограничений.. Пролив? Ха-ха. Кто-то вас знатно подурачил. Я пересекаю всю Германию из конца в конец и обратно каждую неделю, но никакого пролива не видела.. “ – весело лепетала молодая особа. И вдруг, на совершенно прямой дороге, где никогда никто не останавливается, где нет никаких перекрёстков и ограничений, появляется указание – снизить скорость сначала до 110, потом до 90, потом до 50-ти и, наконец, до 30 километров в час. И в довершении всего появляется знак: Стоп, движение дальше только на барже. Знак стоял на набережной пролива, в который упиралось шоссе, а автомобилистов здесь ожидала огромная старая ржавая посудина.

11. Суп из сыроежек.
                Они угощают тебя чем-то чёрным и пускают на сцену дым,
                Но даже если ты войдёшь туда мёртвым, выйдешь оттуда живым!
                Аня Герасимова.
Девушка, ехавшая со скоростью 200 километров в час оставила майсов на заправочной станции под Ганновером, а сама повернула на юг. Вот задача, переночевать в западной Германии, где каждый клочок земли возделывается и в каждый такой клочок земли воткнута табличка “Не наступать! Частная собственность!”. Океанское шоссе проходило в этом месте через поля засеянные пшеницей, но ребята, не рискуя приминать своей палаткой посевы суровых немецких фермеров, помятуя о том, как здесь всё строго, поставили свой переносной дом на краю грунтовой дороги пересекавшей поля и которая, учитывая обилие асфальтированных дорог в этих краях, очевидно предназначалась не для автомобилей, а для хлебоуборочной техники.  Майсы надеялись, что среди ночи никому не придёт в голову собирать урожай, но, тем не менее, засыпая, они, конечно, поминутно вздрагивали от каждого шороха, опасаясь, не надвигается ли на них комбайн или трактор. Борясь с этим страхом они заснули только часа через полтора после того как улеглись, но, не прошло и пятнадцати минут после того как их, наконец, окутал сладостный сон, как они были разбужены странным звуком, будто кто-то рядом бил в землю деревянной палкой, и человеческими криками.
Чарли и Чухлинка, полагая что звуки, которые они услышали, издает комбайн готовый перемолоть их жилище вместе с ними, в панике повыскакивали из палатки едва не порвав молнию.. Но что они увидели? Они не увидели ничего из того, что окружало их перед тем, как они забрались в свое уютное лежбище.. Вокруг них не было поля, а стоял, обступив их, как враждебно настроенная армия, густой высокий сосновый лес.. А еще стояли люди, настолько странно одетые, что майсы сразу поняли, что они в очередной раз, благодаря своему уважительному отношению к пространству, провалились в прошлое.. Итак, как же выглядели эти аборигены давно ушедших времен. У всех у них были длинные нечёсанные сальные волосы и такие же густые бороды, ведь как известно, римляне называли жителей незавоёванных земель варварами именно за обычай не стричь бороды.  Верхнюю часть их тела покрывали звериные шкуры, а на ногах у них были одеты кожаные штаны, по которым Чарли безошибочно определил, что перед ни кто иной как древние Германцы, ведь, как известно, именно они изобрели этот, наверное самый популярный в наше время элемент одежды.  В руках они держали факелы, а самый главный, длиннобородый, самый старый из них держал в руках посох, которым, очевидно и стучал о землю  рядом с головами спящих ребят. На голове у него была длинная-предлинная конусообразная шляпа золотого цвета. Но во всем этом не было ничего необычного. Именно так рисуют  обычных обитателей побережья Рейна начала первого тысячелетия во всех учебниках истории. Тот же, у кого была длинная борода и золотая шляпа был опять таки, самым обычным волхвом, ведь все они носили золотые вытянутые шляпы. Но было в их облике нечто столь необычное, что даже маститый профессор германист растерялся бы при виде этих странных лесных обитателей и не знал бы, к какому периоду истории их отнести. А дело было в том, что на ногах у них были одеты ботинки, а поверх ботинок были натянуты полосатые носки!
- Именем Одина, - начал старец, - отвечайте кто вы такие?
- М-м, мы путешественники, промямлили майсы.
- Единорогу понятно, что путешественники! Откуда вы, я вас спрашиваю?
- Э-мм, мы издалека, из земли русской, - ужасно перепуганные видом этих дикарей сбивчиво отвечали ребята.
- Не знаю такой земли.. – хмуро сказал волхв. – Мы, мужчины нашего племени cаксов, собрались на охоту.. И если вы принесете достойную жертву нашему верховному богу Вотану, мы, так уж и быть, не порежем вас на наживку для ловли медведей, а возьмем вас с собой и всё покажем. Но обычай наш СТРОГ! Всякий чужестранец вступивший на нашу землю обязан возблагодарить Вотана за ГОСТЕПРИИМСТВО.
-Так ведь сейчас ночь, - робко попытался протестовать Чарли, и показал пальцем на луну. Реакция варваров была неожиданной. Все они резко отшатнулись от Кузнечного и закричали:
- Не делай так! Не делай так!
- Как? – не понял из-за чего так переполошились  дикари Чарли.
- Не показывай пальцем на Луну! У тебя у самого отсохнет рука, и на нас ты навлечешь беды..
- Ну ладно, не буду, - успокоил всех присутствующих юноша, но про себя подумал, что если придётся худо, то всегда можно будет воспользоваться этим суеверным страхом варваров перед ночным светилом. Тем временем, ребят, подгоняя уколами копий, и странными,  непонятными майсам выражениями, похожими на карканье вороны, повели в деревню, к Капищу, жертвеннику Одина.
- Кто такой Вотан или Один, - на ушко спросила Кузнечного Чухлинка.
- Это их главный бог, ужасно воинственный. Они приносят ему в жертву даже людей..
- Аа, тогда я знаю, какое ему нужно подношение, - спокойно сказала девочка, будто они не стояли лицом к лицу со смертью. - Боги, так как их кормят всякой дрянью, в основном мясом, да еще и копчёным, и, к тому же, вообще перекармливают, ведь им приносят в жертву целые стада животных, страдают из-за проблем с пищеварением. А еще они постоянно едят друг друга вместе с доспехами. Тут у кого угодно будет вздутие живота! Поэтому, этому Одину нужно приготовить что-то диетическое. Например суп! Суп из сыроежек!
- Хм, звучит убедительно. А почему именно из сыроежек?
- Потому, что это самые диетические грибы, они очень легко усваиваются организмом!
- Хорошо, - одобрил идею Чарли. А ты знаешь, как его готовить?
-  Конечно! Нужно просто побросать всё в котёл и ждать, когда станет вкусно! – уверенно заявила девочка, будто была заправским поваром.
Когда майсам дали время на подготовку, они быстро оббежали опушки выходящие к капищу и набрали полные капюшоны щавеля, крапивы и сыроежек. Таким образом, приготовление супа стало делом десяти минут.
- Хм, -  усмехнулся верховный жрец. Мы даже скотину таким не кормим.. Но дело ваше. Если Один останется недоволен, то, чтобы задобрить его, мы бросим в костёр вас..
- А как вы поймёте, что Один недоволен? - робко поинтересовался Чарли.
- Если он будет недоволен, то дым от жертвенного костра будет рассеиваться и клониться к земле, а если его всё устроит, то дым будет густой и будет столбом подниматься к небу.
- Понятно, - с притворной учтивостью сказал юноша. Теперь он был спокоен. Эти дикари совсем не знают законов природы, полагая, что ветер дует туда и так сильно, как он сам того хочет, а так как он, по всей видимости, дух подневольный, то хочет он  действовать всё больше так, как приказывает верховное божество. Так думают язычники. Но Чарли-то знает, что если атмосферное давление низкое, то, что бы там не думал Один о супе из сыроежек, дым от костра не будет стелиться по земле.  А если воду вылить в огонь, как известно, пойдет самый густой пар, гуще не придумаешь.
 - Валяйте, приносите наш суп в жертву! – сказали майсы, когда варево было сготовлено.
Жрец произнёс необходимые молитвы, передал свою золотую шляпу волхву рангом пониже, медленными, церемониальными движениями подошел к костру и резко опрокинул содержимое котла в огонь.
Дым был что надо! На просиявших лицах германцев майсы прочитали, что они вовсе не хотели убивать чужестранцев, а, напротив, хотели с ними по больше пообщаться, чтобы порасспросить их об их земле и  похвалиться своей. А хвалиться они решили по дороге.
Первым делом, так как саксы шли на охоту, они похвалились своим способом поимки лосей и показали его Чарли и Чухле. Они давно заметили, что лоси спят стоя, облокотившись на дерево, причём обычно у каждого лося есть одно, наиболее понравившееся ему стволовидное, оперевшись на которое он спит каждую ночь. Саксы подмечают такие деревья и днём подкапывают их, а вместо земли закладывают под корни сено. Когда же лось облокачивается на такое дерево чтобы поспать, он падает вместе с ним и уже не может подняться, становясь тем самым лёгкой добычей охотников.
Так за эту ночь германцы наловили 12 лосей. На пиру после охоты они рассказали майсам про золотую шляпу. Оказывается, по этой шляпе главный волхв узнает какой сегодня день недели. Поэтому его все уважают и боятся.
- Что же, неужели нельзя прожить без календаря? – удивились ребята.
- Никак нельзя без этого прожить, - объяснили варвары. – Ведь капусту нужно сажать только в среду, а хрен – исключительно в пятницу!
- Что же произойдёт, если капусту посадить в четверг, а хрен – в понедельник? – поинтересовался Чарли.
- Мир перевернётся, небо свалится и перемешается с землёй, - убежденно ответили дикари.
А еще, за ужином майсы узнали, что в жилище главного жреца одна из четырех ножек кровати всегда должна быть грязной. Смысл этого обычая в том, что грязь – это одна из первооснов бытия, наряду с водой, воздухом и огнём, и жизнь многих существ родилась из грязи, и если везде всё было бы чисто, мир бы давно погиб. Также грязь символизирует творческое начало в человеке.
- Это я понимаю, - сказал Чарли, - с этим я согласен.
А полосатые носки племя саксов носит поверх ботинок просто потому, что им так нравится, - объяснили дикари. Никакого символизма здесь нет, просто это красиво! Пользуясь случаем и желая еще больше расположить к себе аборигенов, Чарли достал из рюкзака майсовские запасы полосатых носков и объяснил, что сейчас они не надевают их потому, что находятся в бегах и боятся, что по этому признаку их легко опознают, схватят и посадят в темницу.
Желаемый эффект был достигнут, и, как практически своим  братьям, саксы показали майсам захоронения предков.
- Мы хороним умерших в пещерах под деревьями. Дерево символизирует млечный путь, а умерший – это луна. Как луна заходит под основание Млечного пути и исчезает там, чтобы родиться снова, так и мы надеемся, что и человек, войдя в эту пещеру мёртвым, выйдет оттуда живым. – так объяснил старец.
Он же, посчитав, что охота была удачной потому, что Одину пришлось по нраву подношение ребят, в знак особого расположения к ним, распорядился уложить их спать на своей широкой жреческой кровати, одна из ножек которой была в грязи и, пожелав им, к огромному удивлению ребят, спокойной ночи, лег рядом, на коврике, и, не успев еще сомкнуть глаз, ужасно захрапел, как и положено людям, которых все уважают и боятся.

12. Чебуречное восстание.
- Какое счастье, что мы проснулись живыми и здоровыми и комбайн нас не раздавил! – потягиваясь и зевая сказала Чухлинка.
- И что нас не принесли в жертву Вотнану! – добавил Кузнечный.
- Да, это тоже хорошо, - согласилась Чухля. – Значит тебе это тоже приснилось?
- Выходит что так..
- Значит это опять был вовсе не сон. Кошмар! Мы едва не погибли.
- Интересно, а если бы мы погибли, наши тела остались бы в прошлом, или перенеслись бы в настоящее? И если бы мы попали на тот свет, мы бы оказались там в компании древних германцев и римлян? – задумался Чарли.
- Мне кажется, что там, на том свете есть все. И древние римляне, и современные ливерпульцы и кого там только нет, - сказала девочка.
- Вообще ты права.  Мне кажется, что рай это место, где не ограничены возможности.. для познания, там можно путешествовать во времени. И еще мне кажется, что там нет страха. Мне кажется, что мы здесь не можем быть счастливы, потому что всё время чего-нибудь да боимся.. 
- Ага, - вторила Чухлинка. – Безработицы, наводнений, хулиганов, вирусов, старости, смерти, одиночества, несварения желудка..
- Плохих оценок в школе, - продолжал список Чарли, - нашествия варваров, землетрясений, подорожания доллара..
- Ага. Давай собирать палатку!
- Давай.
Сложив свой оливковый вигвам, ребята дошли до заправки, где вкусили плодов 21-го века - невероятно дорогих бутербродов, и посетили туалет, где ободок унитаза после нажатия кнопки слива стал вращаться и мерцать всеми цветами радуги.
- У этой страны нет будущего, - негодовал Чарли. – Шесть миллиардов людей на планете живут в нищете, а они растрачивают достижения науки на такую ерунду.
- Но зато, у этой страны есть вполне себе симпатичное прошлое, - смягчила тон своего товарища Чухлинка.
- Может быть, но давай никогда больше не доводить дело до того, чтобы питаться на заправках, хорошо? – предложил юноша, ведь стоимость бутербродов, конечно, расстроила его гораздо больше, чем вскрывшиеся проблемы глобального неравенства.
- Идёт, -  сказала девочка. – Будем запасаться едой..
На этот раз майсы решили не испытывать судьбу с плохим немецким автостопом и, для того, чтобы побыстрее вырваться из очередной западни, прибегли к не вполне законному способу. Они отвинтили плохо закрученную табличку знака “СТОП!”, означающего, что на выезде с бензостанции движение без остановки запрещено, и стали ловить машину, держа её в руках. Конечно, такую находчивость не могли не оценить автомобилисты и первый же водитель, а был это симпатичный молодой длинноволосый англичанин сидевший за рулём грузовика, остановился возле ребят. И, хотя они держали в руках листок с надписью Дортмунд, он спросил:
- Куда вы едете? В Дортмунд, а дальше? К океану? Ну, я не совсем к океану, но до Франции довезу, садитесь! Только прикрутите обратно табличку, я не тороплюсь, а то за нами еще устроят погоню полицейские! Город Кале вам подходит?
- Вполне, -  уверенно кивнули майсы, хотя и слышали этот топоним впервые.
- Тогда поехали. Только я хочу по дороге ненадолго заскочить на праздник в одно местечко..
- Праздник? Это замечательно! Можно нам с вами?
- Ну, когда я вас увидел, сразу понял - эти ребята умеют веселиться, поэтому вас и подобрал..
Оказалось, что немцы так устают от порядка, что иногда им просто необходимо немного подурачиться и поделать что-нибудь странное, например, заняться странными видами спорта. Майсам повезло попасть на капустный праздник и капустные игры в Германии. Их участники, съехавшиеся не только со всей страны, но и со всего мира, должны были на скорость выкопать капусту, морковь и лук на расположенных рядом со стадионом грядках, пробежать с ними пять километров не уронив, а потом, из всего этого приготовить тушёную капусту, причём, победителем объявлялся тот, кто оказался лучшим по сумме двух компонентов: учитывались вкусовые качества блюда и время потраченное на бег и его приготовление. Вкус оценивался вслепую всеми зрителями, которые, весело попивая пиво и подходя к каждому котлу, пробовали кушанье и выставляли оценки от одного до десяти. Майсы пиво, конечно, не пили, но капусту всю перепробовали и даже слегка от неё опьянели, что очень не понравилось Чарли и заставило его нахмуриться на мгновение. А произошло это скорее всего из-за того, что некоторые участники добавляли в свою капусту немного пива, для придания ей изюминки.
- А вы здорово говорите по-английски, ребята!  - отметил дальнобойщик.
- Да, но странно, что поляки и немцы этого не замечали, а вы, чистокровный англичанин, заметили!
- Наверное это потому, что я выпил немного пива! – рассмеялся он.
Майсы тоже рассмеялись, а потом насторожились.
- А как же вы поведете грузовик?
- Ну, во-первых, в Европе полицейские не останавливают машины просто так, чтобы что-то проверить. Остановить меня могут только если я что-то нарушу. А во-вторых, чтобы ослабить действие алкоголя, нужно просто хорошенько поесть. Пойдёмте, здесь есть отличная Чебуречная!
- Чебуречная? В Германии? – удивились майсы.
- Да, я сам удивляюсь. Наверное, просто половина немцев - это переехавшие сюда русские! - захохотал водитель.
Майсы с англичанином уселись в тёмном углу этого странного заведения и стали за милую душу “запасаться”, по предложению Чухлинки, едой, на тот случай, если им вновь доведется застрять на заправке.
- О-о, это полезное умение для путешественника, есть про запас! – иронично заметил англичанин, как вдруг посреди зала какой-то худощавый брюнет с усами “щеточкой” залез на табуретку, достал пистолет и, выстрелив из него в потолок, прокричал: “Национальная революция началась!”. Все в зале захохотали, захохотал и англичанин:
- Ха-ха-ха, это же Гитлер! Черт побери, умеют же немцы развлекаться и смеяться над самими собой! Гитлер начинает революцию в Чебуречной! Не Пивной Путч, а Чебуречный! Чебуречное восстание! Оцените, как умно придумано! Ха-ха-ха – не унимался шофер.
Но тут в дверях появились полицейские, и, как всем показалось, открыли шуточную стрельбу, как это и было, только по-настоящему, в 1923-м году. Все посетители, ради пущей правдоподобности, попадали со скамеек и прильнули к земле, но Чарли, будучи плохо знакомым с этим эпизодом в истории не знал как играть в этой “пьесе”, и немного замешкался, продолжив спокойно сидеть на стуле. Англичанин же,  желая, чтобы реконструкция удалась, резким движением дернул Чарли за рукав, так, что из его ладони посыпалась мелочь, которую он готовил для того, чтобы  расплатиться за чебуреки. Чарли нагнулся, чтобы собрать монеты, но, зачерпнув горсть, обнаружил, что они почему-то погнулись, а, кроме того, в ладони его лежали еще и самые настоящие сплющенные металлические пули.
- Пули-то настоящие! – закричал он англичанину.
Англичанин перестал смеяться.
- Настоящие?
- Да, и монеты почему-то погнулись, хотя и упали с высоты пол метра..
- Это ерунда, а вот пули.. Слушайте, бежим отсюда, пока тут не началось что-нибудь по страшнее.
 И они все резко поднявшись с пола выбежали через выход для персонала кафе.
- Зато как хорошо, - говорил водитель уже в дороге, - всё пиво выветрилось. А зачем ты достал мелочь, неужели ты думал, что я вас не угощу?
- Ну, так наше дело предложить.. – смущенно сказал юноша.
- А, ну ладно, но вот знаете, что я думаю..
- Что?
- Что если пули были настоящие, то и Гитлер тоже был взаправдашний.. и он, может быть, ещё проявит себя в ближайшие годы..

Грузовик ехал через уютные, залитые золотом пшеницы поля Голландии, среди которых, на почтительном расстоянии друг от друга, высились оранжевые черепичные крыши выкрашенных в белый цвет фермерских хуторов, ехал по холмам объездной дороги над огромным белым Брюсселем, лежащим в долине. Он нигде он больше не останавливался, пока не прибыл во французский городок Кале, где англичанин должен был нырнуть в тоннель под Ла-Маншем, соединяющим Британию с континентом.

Майсы вылезли из грузовика не в городе и не в порту, а на пустоши, по всей видимости, лежащей между городом с одной стороны и портом и въездом в тоннель с другой и, хотя до океана и было еще далеко, но уже здесь чувствовался запах края света. Солнечный свет здесь был рассеян, блестели капельки вечерней росы, пахло морем, а чайки издавали оглушительный и нескончаемый гвалт. На пустоши этой, рядом с дорогой, стоял супермаркет, в котором майсы решили пополнить свои запасы съестного.
Внутри они услышали французскую речь и их очень удивило то, как резко меняется граница языков. Им казалось, что язык должен меняться постепенно и, недалеко от границы с Германией, быть каким-то французско-германским, но нет, все люди говорили здесь на чистейшем французском, который майсы ожидали услышать уже ближе к Парижу, в который им, впрочем, совершенно не хотелось заезжать.
 После скромного ужина, а ужинали ребята невиданным ими доселе арабским блюдом кускус в пластиковой коробочке, они решили здесь же, на пустыре, неподалёку от магазина, расставить свой переносной шатёр, чтобы и утром сходить за покупками, ведь, как известно, загородные торговые площади всегда дешевле тех, что располагаются в черте поселений.
Но, не тут то было. Стоило ребятам начать расставлять палаточные дуги, как непонятно откуда появилась ЖАНДАРМЕРИЯ. Майсы слышали, что во Франции, вообще нельзя ставить палатки в неположенных местах, а положенные места называются кэмпингами, поэтому они решили, что полицейские пришли их арестовать. Но истинная цель визита жандармов очень удивила майсов. Не арестовывать бедных путешественников, которые решили переночевать на Богом забытом пустыре, пришли стражи порядка, а спасти их.
- Здравствуйте! Вы собираетесь остановиться здесь на ночь? Не стоит этого делать. Это очень, очень опасно. Когда сгустится тьма, здесь появятся НЕЛЕГАЛЬНЫЕ МИГРАНТЫ. Они ОЧЕНЬ опасны, у них есть ОГРОМНЫЕ ножи. И они могут зарезать вас ради одного евро, такие случаи уже бывали.  Они пытаются здесь перебраться в Англию, где большие пособия по безработице. Если вам не на чем уехать, мы можем отвезти вас в соседний город. Там гораздо безопаснее.
Не то, чтобы майсы боялись нелегальных мигрантов больше, чем древних германцев, но раз полицейские сами вызвались их подвезти, то почему бы не воспользоваться их помощью. Поэтому Чарли спросил только об одном:
- А этот город, в который вы хотите нас перебросить, ближе к Атлантическому океану?
- Да, на сорок километров к западу, а значит ближе.
- Ну тогда валяйте, везите нас, мы согласны, - сказали ребята.

Город, в который привезли майсов очаровательные полицейские назывался Булонь. Жандармы, правда, не сдержали своего обещания высадить ребят возле парка, где те смогут переночевать. Навернув пару кругов по незнакомым им улицам и, так и не найдя парк, полицейские поспешили расписаться в своём бессилии и вернуться к несению обязанностей в родном Кале.
Что ж, для майсов поиски ночлега были неотъемлемой частью романтики вольных путешествий и они смело приняли вызов судьбы. Улицы города были совершенно пусты, поэтому спросить, в какой стороне парк, было совершенно не у кого. Но, уже через 15 минут решение было найдено. В самом центре Булони, как оказалось, находится не площадь, не костёл и не крепость, а цветочная клумба, вокруг которой организован круговой перекрёсток. Засажена она была по окружности высокими густыми кустами, продравшись через которые, майсы ощутили себя в полной безопасности, так как снаружи никто не смог бы заметить их переносное жилище. Здесь они его и поставили и мирно легли спать, пожелав всем псам, которые  этой ночью тоже спят в клумбах, добрых снов.
Вот какой сон увидела этой ночью Чухлинка. Ей снилось, будто она с Чарли отправилась в кругосветное путешествие, но забыла дома свою трубу. И вот, плывут они по Тихому океану, и посреди него, на максимальном отдалении от всех островов, качается на волнах старый покинутый людьми полусгнивший фрегат. Конечно, Чарли и Чухлинка решают исследовать содержимое этого судна, и, в одном из его трюмов, среди прочего оставленного людьми хлама, находят ту самую трубу Чухлинки, которую она забыла в городе Новое море.

13. Все едут в Париж.
Майсам казалось, что Западная Европа это место, где комфорт окружает людей не только в быту, но и сама природа исключительно благожелательна по отношению к человеку, не обременяя его ни запредельной жарой, ни холодом, ни назойливыми насекомыми. Но жизнь полна сюрпризов и возле заправки, на выезде из города Булонь, наши странники были атакованы неведомой мошкарой, до того приставучей, что ничего подобного ни Чарли ни Чухлинка, в детстве много времени проводившие за городом, не могли припомнить. Насекомые жалили, кусали, залезали в глаза и уши и никакого спасения от них не было. Убегать от них тоже было бесполезно. Букашки пускались в погоню и непременно настигали ребят. К пущему несчастью, ни одна машина не останавливалась. Никто не ехал вдоль побережья Ла-Манша, как хотели майсы. Все ехали только в Париж! Вот Парижа им еще не хватало, думали странники. Потом как выбираться из него? И упорно показывали табличку с названием городов на побережье пролива между Францией и Англией. Но не таков современный мир. Как в России никто не едет из Вологды в Кострому, а всем, и костромичу, и вологодчанину нужно непременно в Москву и только в Москву, так и во Франции, все хотят быть поближе к огням столицы, к свету витрин её центральных улиц. А если и не хотят, то сама жизнь заставляет всех туда стремиться. Но, так или иначе, спасение от мошкары всё же пришло. Сами майсы слишком упорны, чтобы из-за таких мелочей, как атака гнуса, изменять свои планы, но при этом слишком доброжелательны, чтобы отказать человеку, который сам предлагает им руку помощи. Итак, рядом с ними остановился автомобиль, из которого высунулась дружелюбная облысевшая голова пухлого араба, который жестами приглашая ребят сесть в автомобиль сказал: “Париж, Париж! Я не еду на запад, но могу довести до Парижа! Поехали!”. Так судьба распорядилась, что майсы, всё-таки, вопреки своему желанию, должны  были попасть в Париж, застрять там на долгое время, возненавидеть его, а потом полюбить. 
Добросердечный араб всю дорогу рассказывал Чарли и Чухлинке истории из своей жизни и с интересом слушал о похождениях ребят. В итоге, проникшись их рвением, он решил оказать им помощь и вручил удивительную купюру, которую ни тот, ни другой никогда не держали в руках. Это была купюра достоинством в целых сто евро! Конечно, как того требуют правила хорошего тона, майсы поначалу отказывались от такого щедрого подарка, причём, делали это совершенно искренне, чего правила этикета как раз не требуют. Однако, вскоре они убедились, что араб совершенно непреклонен в своем желании поспособствовать их успешному путешествию. Кроме того, они вспомнили о своей миссии – давать людям возможность делать добрые дела, потому что нет ничего приятнее, чем помочь тем, кто в этом действительно нуждается. Поэтому, после непродолжительного разговора со своей совестью, Чарли дрожащими руками взял почти новую банкноту и положил её, конечно, в задний карман штанов, потому что специальных хранилищ для денег у майсов не водилось.
Никогда бы они не подумали, что ТАК увидят главный символ Парижа – Эйфелеву башню. Майсы предполагали, что завтра доедут до неё на метро и окажутся у подножья её давящей громады и высоты. Или случайно набредут на неё гуляя без карты. Или вовсе не набредут, потому что специально искать главный магнит, притягивающий в этот город миллион туристов каждый год,  не планируют из своего путешественнического снобизма и презрения к достопримечательностям.
Но увидели они творение Эйфеля иначе. На подъездах к столице извилистая дорога взобралась на холм и взору майсов предстал весь вечерний Париж, в котором уже зажигались огни. Весь город лежал перед Чарли и Чухлинкой, а по центру его высилась горящая свеча из металлической арматуры. И если когда-то майсы и сомневались в архитектурных достоинствах этого символа Франции, то сейчас это сооружение казалось ребятам самым прекрасным на свете, ведь для них оно была символом того, что они сделали! “Мы смогли! Мы в Париже! Мы добрались до Парижа сами, без самолётов поездов, автобусов! Только силой своей смелости и доброты людей! Мы в Париже!” – кричали они про себя. “От самого дома до самой Эйфелевой башни!” – мысленно визжали от восторга майсы, и лишь огонёк в глазах выдавал степень восторга в котором на самом деле они пребывали.
Дружелюбный араб сказал, что хотел бы предложить ребятам  ночлег, но не может, так как сам едет в гости, и высадил майсов там, где он уходил в сторону  от направления к центру, в самом настоящем НЕГРИТЯНСКОМ районе, об опасности которых так много говорят по российскому телевидению. Район этот  был застроен такими же белыми панельными высотками, как родное для Чарли Крылатское. Они высились как белые скалы на берегах северных океанов в сказочных представлениях греков о Гиперборее.
- Кто не понимает величия и изящества этих домов.. – начал было Чарли, - тот… не понимает их величия и изящества. – поймал он себя на желании осудить “несмышлёных” людей.
Лишь отдельные чудаковатые белые парни сидели в уличных макдональдсах в компаниях совсем-совсем черных ребят, которые в этот погожий денёк вовсе не показались майсам такими уж страшными. В поисках ночлега они заходили во дворы, но не находили ни гаражей, ни пустырей, ни открытых подъездов и крыш, поэтому они перешли через мост над железной дорогой и попали в промышленный район, где надеялись набрести на уютную пустошь. Но, неожиданно, погожая погодка стала превращаться погожая погодка превратилась в сильнейшую бурю с ливнем, лившим стеной, страшными раскатами грома и молниями, ветвистыми как раскидистые кроны дубов.
- Молния - это глаза неба, - сказала Чухлинка, когда майсы забежали под козырек первого попавшегося кафе. Это было заведение для дальнобойщиков и работников предприятий. В этот вечерний час оно было закрыто. Ребята думали переждать здесь непогоду, но ливень с грозой и не думали прекращаться. Это был настоящий шторм! К полуночи путешественники оставили всякие мысли о том, что стихия скоро утратит свою силу и, расстелив свои коврики прямо на крыльце забегаловки, завернулись в свои уютные  спальные мешки. Сначала они долго сидели и наблюдали за величественным зрелищем шторма с грозой и благодарили судьбу за то, что она подарила им такую романтическую ночь. “Ведь, - думали они, - возможно мы и не нашли бы подходящего, достаточно уединённого и безопасного места для ночлега, если бы не этот ливень, который огородил нас стеной воды от окружающего мира”. Получалось, что этот шторм, на самом деле, их спас. Эта мысль окончательно успокоила странников и позволила им спокойно заснуть, несмотря на то, что, по сути, расположились они просто на асфальте под открытым небом посреди негритянского района в огромном, неизвестном городе. И, действительно, до самого утра их почти никто не беспокоил, кроме белого парня, который, по долгу службы, работал в любое время суток и не взирая на погодные условия.  Это был электрик-монтёр, а, возможно, и человек какой-то иной загадочной профессии. Под утро он споткнулся об их тела развалившиеся на асфальте, желая проверить какой-то провод у входа. Проливной дождь к тому моменту еще не прекратился, небо было обложено чёрными тучами и, поэтому, несмотря на рассветный час, было ещё темно. Он сказал почему-то по-английски: “О, вы спите? It”s ok! Всё в порядке!” и, сделав то, ради чего пришел, скрылся за стеной дождя. То, что человек этот говорил на языке популярном по другую сторону Ла-Манша совершенно не удивило майсов, ведь они еще не знали, что в Париже на этом враждебном для всех французов наречии не говорит почти никто.

14. Кто участвует в Тур де Франс.
Утренний Париж предстал перед майсами во всей своей красе – тихими залитыми солнцем дворами где загорелые арабские подростки играли в настольный теннис, бульварами засаженными густолистыми, широко растопырившими свои ветви липами. Юным странникам сразу бросилось в глаза то, что с тех пор как они покинули негритянские предместья, они не встретили на своем пути ни одного здания на первом этаже которого не было бы кафе или ресторана. По мере же приближения к центру  города, количество заведений общественного питания всё возрастало и на нижнем ярусе скромного старого дома могло быть и две и три трапезных, где снаружи, за летними столиками, расслабленно посиживали довольные парижане и что-то вяло жевали. “Неужели они всё время едят?” – думали майсы. “Нет вряд ли. Наверное, они просто едят только в кафе и совсем не едят дома. Должно быть, кафе здесь такие дешевые, что в них стоит питаться хотя бы из соображений экономии электричества” – заключили ребята. Замечено было также, что жители Парижа никогда не вылизывают тарелок и даже оставляют на них остатки пищи. “Ну, это, наверное, не специально” – решили не думать сразу плохо о здешнем народонаселении ребята. “Это наверное оттого, что вылизывать тарелки им мешают их карикатурно длинные носы”.
- Люблю носы! – неожиданно заявила Чухлинка.
Но вскоре майсам пришлось поменять свое отношение к носам, а также к их владельцам. Чарли и Чухлинка познали природу длинных носов. А заключалась она вот в чём: когда ребята захотели помыть в одном из заведений “общепита” купленные в супермаркете яблоки, обладатель типичного парижского шнобеля, не зная английского, указал пальцем на табличку “for costumers only”. Только для клиентов. Такой же приём ждал майсов во всех шинках Парижа, в которые они обращались с этой скромной просьбой. Так Чарли и Чухлинка впервые узнали о парижском снобизме, высокомерии и чванстве! Чуть позже майсы подытожат свой опыт общения со здешними аборигенами в такую формулу – парижане в основной своей массе считают, что все те люди, которые родились не в столице Франции не стоят даже того, чтобы смотреть в их сторону. И еду в тарелках они оставляют специально, чтобы продемонстрировать тем самым свои богатство и сытость, мол, зашли они в корчму не потому, что голодны, а исключительно из праздного любопытства к новым позициям в меню. А вообще, едят они исключительно в кафе и ресторанах вовсе не из экономии электричества, а исключительно из-за отсутствия привычки к ручному труду.
Ездят парижане в основном на огромных черных дорогих машинах и таких же пузатых мотоциклах, причём стараются при любом удобном случае делать это без глушителя, чтобы все вокруг видели, что вот, едет парижанин. В столице Франции, правда, существует и другой вид транспорта – метро. Но построили его здесь, видимо, только для того, чтобы не отставать в этом отношении от извечного соперника - Лондона. К таким выводам майсы пришли потому, что метро это совершенно бестолковое. Чтобы попасть на платформу здесь нужно идти по бесконечным извилистым тёмным коридорам. И, наконец, попав в вагон усталый путник думает, что сейчас-то он куда-нибудь поедет, но едет он от одного угла дома до другого. Так часты в парижской подземке станции, что куда сподручнее и быстрее пользоваться здесь автобусами или ходить пешком.
Но, к счастью, в тот день на улицах Парижа происходил праздник, в веселии которого затерялась практически веся здешняя надменность. В тот день в столице финишировала знаменитая велогонка Тур де Франс. А праздник на этот раз был особенным, потому что в этом году, после длительного перерыва,  в соревнованиях участвовал знаменитый велогонщик  Лэнс Армстронг. Обо всём этом Чарли, страстный поклонник практически всех видов спорта, с восторгом рассказывал Чухлинке.
- Представляешь! Лэнс Армстронг участвует в Тур дэ Франс! Мы увидим его сегодня своими собственными глазами!
Чухлинка, изображая притворный интерес, так как ей, как вы уже знаете, всегда был безразличен спорт, стала спрашивать:
- А кто еще участвует?
- Еще участвует Джон Джонсон и Фриц Фрицман, - отчеканил Чарли имена известных велосипедистов.
- О-о, надо же.. А Луи Фердинанд Селин участвует?  - начала издеваться Чухля.
Чарли сразу понял, что его спутница, конечно, насмехается над его любовью к спортивным состязаниям, но, надеясь что из этого в самом деле получится что-нибудь смешное, решил ей подыграть.
- Нет, Луи Фердинанд Селин не участвует. Но вместо него сегодня выступит Луи Сердинанд Фелин под руководством  известного тренера Кальбера Амю. 
- О, надо же, я и не знала про такого! А японский император участвует?
- Конечно, он самый главный спонсор Тур дэ Франс!
- А Пушкин участвует?
- Пушкин раньше участвовал, но потом сломал ногу и ему пришлось стать поэтом, чтобы зарабатывать на жизнь.
- А жирафы участвуют?
- Нет, жирафам запретили участвовать. Они на финише вытягивали шею и из-за этого всё время выигрывали.
- Что ж, печально. А МАФИЯ участвует в Тур де Франс?
- Конечно! Мафия определяет победителя, а потом ставит на него большие деньги.. А если кто-то посмел победить без согласования с ней, у того в крови находят допинг и отстраняют от  выступлений на 5 лет. 
- А ЕВРЕИ участвуют?
- Нет, я боюсь, что после того, как они ходили 40 лет по пустыне, они утратили всякий интерес к перемещению в пространстве без определенной цели. Теперь они ходят куда-то только по делу. Поэтому евреев вообще мало в спорте.
Так майсы придумали игру: “Кто участвует в Тур дэ Франс” и с тех пор иногда играли в неё, даже находясь далеко за пределами Франции.
Но в тот день Чухлинка еще сказала – “А мы почему не участвуем в Тур дэ Франс, раз почти все участвуют?”. И стала участвовать на свой манер. Люди уже столпились у ограждений ожидая заветного момента, когда в течении нескольких секунд мимо них промчится весь пелотон. И девочка незаметно для зрителей стала менять на их головах шляпы, если находила двух стоящих рядом людей с покрытыми головами. Проделки её вызывали безудержный смех окружающих. Но еще больше смеялись сами обладатели головных уборов, когда, случайно взглянув на соседа, видели на нём,  например, свою соломенную тирольку, а на своей голове обнаружив чью-то бейсболку. Возможно Чухлинке просто повезло и попадались ей вовсе не парижане, а специально приехавшие на финиш супермногодневки иностранцы. Или же это были иногороднее, а, быть может, и просто туристы -зеваки, но никаких отрицательных эмоций со стороны жертв её шалостей она тогда не почувствовала на себе. Когда же группа велогонщиков показалась на повороте, Чухлинка, хотя она и не интересовалась спортом, но все же поддалась всеобщему, но по-парижски сдержанному ликованию, ведь парижане, конечно, пресыщены различного рода зрелищами и им не пристало слишком бурно выражать свои эмоции по поводу даже столь эпохальных событий. Чухлинке же захотелось непременно КРИЧАТЬ и она пронзительно закричала: “Армстронг! Армстронг!”, на что стоявшие впереди парижане, а в том, что на этот раз это были именно парижане, у майсов не было сомнений, обернулись и презрительно зафырчали, мол, вы не в хлеву, а в приличном обществе.
- Стоит ли ходить на спортивные мероприятия, если на них даже кричать нельзя, - досадовала девочка.
Тем временем плотный пелотон спортсменов поравнялся с майсами. Но, оказалось, что едут они все расслабленно, медленно и церемониально и даже не пытаются изображать видимость борьбы.
- Видимо это не финиш велогонки, а парад велосипедистов. А победителя они определили еще вчера, - высказал догадку Чарли.
- Или мафия всё уже решила и им теперь не интересно соревноваться, - добавила Чухлинка. – Но раз это парад, то наверное можно их обнимать! – сказала она и не дожидаясь ответа своего товарища перелезла через ограждение и побежала догонять спортсменов. Сделать это было совсем не сложно, так как ехали они, как уже было сказано, очень вальяжно. Догнав их, она стала кричать, обращаясь к велосипедистам: “”Who is Armstrong? Кто из вас Армстронг?” И велогонщики, смеясь, стали в шутку показывать пальцем каждый на своего соседа. Поняв, что её разыгрывают и решив, что Армстронг, раз он такой знаменитый, наверняка едет первым, Чухля подбежала к лидеру группы и попыталась заключить его в свои объятия. Но тот, неожиданно оттолкнул девочку и та, отброшенная к ограждению и сильно оцарапавшая ладони, из-за того, что проехалась ими по асфальту, попала в руки к наверное самым противным жителям Парижа.   

15. Зиверсы.
Те двое, что сцапали юную путешественницу были вовсе не полицейские и не охранники велосипедистов. Это были самые настоящие враги майсов – ЗИВЕРСЫ – молодые люди с тёмными волосами и стрижками как у музыкантов из The Beatles, в длинных чёрных кожаных плащах, черных рубашках и с золотыми цепями не шее.
Здесь необходимо сделать историческое отступление. Группа Зиверсов возникла еще во времена Французской революции 1879 года вместе с жирондистами, якобинцами, ультрой и бешеными. Только Зиверсы были еще более бешеные, чем сами бешеные. Они были настолько дикими, коварными и жестокими, что о них даже решили не писать в исторических книгах, чтобы никому не было повадно к ним присоединяться. Именно с той поры и по настоящее время они выпускают свою газету “Бессмысленное насилие”, в которой призывают всех колотить, мутузить и всеми всячески помыкать. Именно помыкание всеми и вся они считают залогом светлого будущего, каким они его себе представляют. Но было бы наивно думать, что Зиверсы исчезли вместе с революционными реалиями или утратили рычаги влияния на французскую политику, а значит и политику одной десятой человечества, говорящей на французском языке. Нет, под их давлением уже в современной Франции было создано новое министерство – Министерство Наглых Лжей и Выдумок, в котором большинство министров – Зиверсы. И это самое министерство выпускает еще десятки газет и журналов, в том числе журнал карикатур, в которых самым наглым и бесстыдным образом высмеивается всякая правда и таким же образом превозносится и тиражируется всякая ложь. Подытоживая всё вышеупомянутое, можно сказать, что их  стратегия  – держать всех в страхе и невежестве, таким образом, их преступная деятельность заключается в первую очередь в покушении на истину, а так как известно, что ничто так не порабощает человека, как его собственные заблуждения, то можно сказать, что Зиверсы – это самые настоящие злодеи, причём такие, какими рисуются враги человечества в их собственных сатирических журналах.
Когда Зиверсы по своим зловредным источникам узнали о проделках майсов в Москве и Берлине они даже сменили свой девиз, который раньше звучал: “Убивать! Убивать! Убивать!” на “Увидел майса – мни ему бока!”. Такими ОПАСНЫМИ и ПРАВДИВЫМИ сочли они идеи Чарли и Чухлинки. Читателю может показаться, что новый слоган менее кровожаден и провозгласители его, вероятно, даже поменялись к лучшему и этому можно порадоваться.. Возможно, но поменялись они лишь для всех остальных, потому что все свои  коварные усилия в данный исторический промежуток  зиверсы решили направить исключительно против двух юных, беззащитных странников.
- Сейчас мы хорошенько намнём тебе бока! Мы узнали твою противную рожу! – кричали молодчики в плащах. – Её вчера напечатали в берлинских газетах в заметке про фальшивомонетчиков. Ты майс, верно? Не отпирайся, мы чуем майса за километр!
- М-м, да.. майс.. – неуверенным тихим сдавленным от испуга голосом проговорила Чухлинка.
- Ага! Вот теперь-то ты за всё поплатишься.  Это ты осмелилась выступить против нашего миропорядка, из-за тебя останавливаются заводы, обесцениваются валюты! Из-за тебя однажды станут покупать в четыре раза меньше автомобилей, ведь в машину помещается не один человек, а четыре или пять! А всё из-за вашего авто…стопа, - с трудом выдавили из себя это омерзительное для них слово зиверсы, при этом лица их были такими, будто они только что прожевали лимон. – А может быть автомобили вовсе перестанут покупать, из-за того, что по вашему примеру вообще все начнут ездить от заправки до заправки!
- Все не начнут, -  попыталась защитить себя Чухлинка такими доводами, - все не начнут, тогда некому будет подвозить тех, кто едет!
- Хватит тебе болтать! Ваше время кончилось. Пойдем, мы будем мять тебе бока!
И зиверсы, взяв Чухлинку за загривок, потащили её в безлюдное место. Парижане при этом ничего дурного не заподозрили, решив, что это охранники уводят нарушительницу в полицейский участок. Чарли же, в то время, когда происходила сцена допроса с пристрастием, затаился, почуяв что дело серьезное и теперь, находясь на некотором расстоянии, не упускал всю группу из виду, одновременно ища глазами достаточно тяжёлый предмет, которым можно прихлопнуть обоих молодчиков разом. Но за всё то время, что чернорубашечники вели Чухлинку в глухой тупик, никакого свободно валяющегося тяжелого предмета Чарли так и не увидел. Тогда он решил, что это даже к лучшему, ведь прихлопывать – это, вообще, не очень-то человеколюбиво и, поэтому лучше просто открутить зиверсам головы и оставить их лежать на асфальте, ведь первый же подоспевший полицейский патруль поставит им их на место.
Так и было сделано. Когда Зиверсы были уже готовы к тому, чтобы начать безжалостно терроризировать несчастную Чухлю, Чарли, сняв с себя рюкзак, запрыгнул одному чернорубашечнику на спину и принялся откручивать ему голову. Однако, дело осложнялось тем, что юноша не знал В КАКУЮ СТОРОНУ откручиваются головы у этих негодяев. А откручивались они, на самом деле СПЕЦИАЛЬНО, не против часовой стрелки, а наоборот. Это была настоящая ХИТРОСТЬ и КОВАРСТВО, совершенно в духе зиверсов, так как именно благодаря подобным ухищрениям они и добились власти над той частью планеты, которая говорит по-французски.
Таким образом, Чарли не только не открутил, но напротив, еще сильнее затянул Зиверсу абажур, отчего тот стал еще активнее БРЫКАТЬСЯ. Второй же молодчик тем временем отпустил Чухлинку и принялся колотить Кузнечного по спине. Именно этот опрометчивый шаг в итоге и погубил замыслы крепышей. Чухлинка, воспользовавшись недальновидно предоставленной ей свободой, выбежала на улицу и стала звать на помощь, но.. все чопорные парижане равнодушно проходили мимо. Но, как всегда, в критических ситуациях решения приходят на ум сами собой. Она  вдруг вспомнила, каких слов больше всего на свете боятся французы и вообще – европейцы, и стала их кричать.
- Произвол! Диктатура! Тирания! Преследования инакомыслящих! Притеснения!
Слова эти на всех языках звучат примерно одинаково и парижане, разобрав в иноязычной речи знакомые им “dictature, tyrannie, repr;sailles”, стали со всех сторон напирать и взволнованными голосами спрашивать: “Где диктатура? Где произвол? Где притеснения?”.
- Там, там! – отчаянно жестикулируя, показала Чухлинка и целая дюжина французов побежала в тупик, где зиверсы уже повалили Чарли на асфальт и МУТУЗИЛИ его своими коваными ботинками. Французы оттащили драчунов от Чарли, но те не успокаивались  и продолжали махать кулаками и даже разбили  одному почтенному господину нос, пытаясь всё-таки добраться до ненавистного им майса и разделаться с ним, пока он ещё не ускользнул из их лап.  Тогда общим советом было решено всё же открутить зиверсам головы, хотя в толпе и звучали голоса, считавшие что это тоже ПРОИЗВОЛ, и нужно действовать исключительно в рамках закона. Но поступили всё же руководствуясь мнением большинства. Нашлись среди присутствующих и люди, знающие и осведомлённые, в какую всё-таки сторону откручивается у Зиверсов голова, и, усилием нескольких человек абажуры чернорубашечников были благополучно откручены. Обнажилась резьба, глаза и уши зиверсов завертелись в беспорядке..
Головы были аккуратно положены рядом с телами в расчете на первый же полицейский патруль, который поставит их на место, и тогда можно будет считать, что никаких притеснений, преследований, произвола, диктатуры и бонапартизма не было и в мыслях.

16. Город без романтики.
К вечеру у Чухлинки из-за всех пережитых волнений прорезалась простуда, накопившаяся в результате всех переохлаждений этого холодного в Европе лета. Что делать? Лекарства в Париже ужасно дорогие, а смелость, о которой говорил эстонский водитель, спасала лишь до поры до времени.
- Красота спасёт мир, - продекламировал Чарли, будто это политический лозунг. – Так говорят. А раз уж она может спасти целый мир, то простуженного она точно может выручить.
Где же взять ударные дозы красоты? Решено было, раз уж майсам всё равно негде ночевать, уложить Чухлинку спать в картинной галерее, а как известно, главная картинная галерея Парижа – это Лувр. Разумеется, у майсов не было и мысли о том, чтобы покупать билеты в музей, тем более, что они прекрасно знали: чтобы прикоснуться  к Высокой Культуре в Европе нужно отдать баснословное количество монет. План был придуман такой: внести Чухлинку через служебный вход под видом скульптуры, а Чарли переночевать где-нибудь в другом месте. Ступни девочки были приклеены к “постаменту” из пенопласта, а всё тело её Кузнечный осыпал мелом и хорошенько втёр его в кожу, волосы и одежду. Затем, взяв свою спутницу под мышку, он понёс свою спутницу в Лувр, не мало удивляя при этом прохожих и туристов, так что весь путь ребята проделали под трескотню затворов фотоаппаратов. 
На месте оказалось, что в Лувре не один служебный вход, а целых два. Над одним из них висит табличка: “Для смертных”, над другим “Для бессмертных”. У Чарли не было сомнений, что ему надо войти именно в ворота для бессмертных, так как он сразу понял, что под бессмертными подразумеваются не люди, а произведения искусства, а он как раз нёс одно такое головой вперед. Когда юноша поравнялся с охранником он жестами объяснил ему, что в его руках не что иное как искусство и ему положено находиться не где-нибудь, а именно в музее, так как  во всех цивилизованных странах  произведения передовой эстетической мысли по праву принадлежат народу. Охранник недоверчиво оглядел Чухлинку, застывшую в воинственной позе, и нехотя набрал какой-то номер. Через минуту на проходную подошел человек, очевидно занимающийся отбором и хранением музейных ценностей. Такую должность он занимал определенно потому, что куда лучше разбирался в ПРЕКРАСНОМ, чем остальной обслуживающий персонал.
- Искусство! – произнес Чарли по-английски, указав при этом на Чухлинку, которую он, устав держать на руках, уже положил плашмя на пол.
Хранитель ценностей наклонился к “скульптуре” и стал внимательно, напряженно вглядываясь в каждую складку на её “облачении”, изучать принесенную “реликвию”.  Чарли уже было подумал, что дело на этот раз не выгорит, как вдруг лицо музейщика озарилось улыбкой.
- Фригийский карлик! Это же древнегреческая статуя Фригийского карлика! Это они научили греков ковать железо! Наконец-то она нашлась! Где вы её раздобыли? – сказал культуровед на прекрасном английском.
Чарли было растерялся, но вовремя вспомнил фразу: “Чем более невероятна ложь, тем охотнее в неё поверят”, и поэтому ответил,
- В пруду, в своей деревне, в своём собственном пруду. Я ловил в нём осетра и обнаружил вот это. Искусство должно принадлежать народу, я так считаю, поэтому я и принес..
Лицо искусствоведа еще больше засияло.
- Вы правильно, правильно сделали, что решили передать статую в государственный музей. Вы истинный, настоящий француз, гражданин, гуманист!
- Но я не француз! Вы же видите, что я даже не говорю на вашем языке! – возмутился Чарли
- Нет, вы Француз! Причём Подлинный! Теперь я в этом абсолютно убеждён! - восторженно уверял музейщик.
Чарли бросил взгляд на свою подругу. На её лице была изображена недовольная гримаса. Чухлинке не нравилось, что её признали фригийским карликом.
- Я – фригийский карлик, а он, видите ли, француз! – мысленно ворчала она.
Музейщик еще раз поблагодарил Кузнечного за активную гражданскую позицию и за то, что тот передал реликвию государству, не требуя никакого вознаграждения. Он сжал руку Чарли обеими своими руками, потряс ими, а затем позвонил по телефону, чтобы вызвать носильщиков, которые аккуратно перенесут изваяние в музейные загашники. Но во взгляде работника теперь уже можно было отчетливо прочитать: “Вот вы принесли статую. Спасибо вам! Но почему бы вам теперь не убраться восвояси, в свою глушь из которой вы приехали?”

“Какой дурацкий город – этот Париж” – Думал Чарли, шагая по одной из вечерних авеню, где за летними столиками гоготали посетители кафе, шуршали накрахмаленные подолы полупрозрачных платьев и отдавал спиртом шлейф от духов прошедших мимо барышень. “Мало того, что здесь не пускают в туалет помыть яблоки, так люди еще и заняли все чердаки, живут в них совершенно официально, платят за электричество и называют это мансардами. НИКАКОЙ РОМАНТИКИ! Купить чердак и жить в нём, разве это романтично? Вот просто залезть на крышу и переночевать – вот это романтика, а парижане её убили!”
Но делать нечего. Пришлось Кузнечному брести с двумя рюкзаками через фешенебельные районы в надежде не путешественническое счастье.  И возможно, если бы он пошел на восток Парижа, то нашел бы свою удачу в виде пустого чердака, которые в этой части города, оккупированной в основном арабами, вероятно, всё же изредка встречаются. Но так вышло, что красота бульваров повела его не на Восток, как обычно, ведь в большинстве городов Западного полушария именно  восточная часть городов бывает заселена бедняками, а потому привлекает таких как Чарли своей ветхостью. Нет, на этот раз шум листвы липовых деревьев на широких парижских бульварах повел его на запад, ведь, как вы помните, Чарли всегда шел туда, где красиво. И пришел Чарли к опушке огромного Булонского леса, находящегося в городской черте и, одним своим краем подбирающимся практически к центру города. И казалось бы, вот где бы Чарли провалиться в прошлое, хотя бы в Средние Века, где всегда, там где заканчивался город и начинались пустоши – безлюдные пространства,  начинались настоящие приключения. Но юноша остался в нашем времени и приключения к нему пришли в виде современных ужастлей и кошмариков. И если в Берлинских парках по ночам сложно вдохнуть глоток чистого воздуха из-за дыма от самокруток с марихуаной, то в ночном Булонском лесу в наши дни все тропинки облюбованы “жрицами любви” – пугающими женщинами в кожаных юбках, на каблуках и с покрытыми косметикой лицами. Они были похожи на монстров, в лапы которых сама шла юная беззащитная добыча. И хоть Чарли, как и все люди, и имел свои недостатки, все же был он человеком с чистой душой, по крайней мере, как представляется автору, с высоты его опыта. А ведь именно неиспорченные молодые души так привлекают укоренившихся в пороке сознательных или несознательных прислужников неправды.  Женщины прикасались к нему, когда он проходил мимо них по узкой тропинке, говорили какие-то гадости на английском. Вот где в Париже, кроме музея знают английский язык! Чарли с каждым прикосновением всё ускорялся, а затем и вовсе перешел на бег, бормоча шепотом: “Отстаньте, отстаньте проклятые Ужастли!” Он, конечно, видел таких женщин в России, но ему всегда казалось, что они бедные, несчастные, тяжелыми обстоятельствами жизни или даже кем-то насильно принужденные заниматься этим позорным делом. Здесь же он увидел  упивающихся своим распутством, сделавших свой свободный выбор и, кажется, вполне довольных этим людей.
Кузнечный забрался вглубь леса, как можно дальше от всех тропинок, и только там расставил палатку, продолжая тихо шептать: “Отстаньте, отстаньте!”. В первый день Париж ему не понравился.

17. На самом дне.
Майсы встретились в условленный час возле музея. Чухлинке не понравились картины в Лувре, но зато, как она призналась, очень понравился вид из окна, который в итоге её и вылечил.
В этот день майсы решили посетить еще одно знаменитое парижское спортивное мероприятие, которое называется Роллан Гаррос. На Роллан Гарросе, как оказалось, играют в свой особый вид тенниса не похожий ни на английскую, ни на американскую, ни на австралийскую разновидности. Дело в том, что вместо ракеток здесь используют торты и пирожные на жесткой картонной подложке.  Благодаря ей, мяч, попадая в торт, не пролетает его насквозь, но зато разбрызгивает крем по всему корту. При сильном ударе куски кондитерских изделий долетают даже до трибун ко всеобщему восторгу зрителей, которые раскрывают рты в надежде, что туда что-то попадёт. Разумеется, одного торта хватает максимум на один розыгрыш мяча, поэтому, конечно, используют продукцию с подошедшим к концу сроком годности. Майсы, протолкнувшись в первый ряд, само собой, нахватали ртом произведений французских кондитеров. Где бы они еще они могли отведать такой вкуснятины да еще и в таком количестве. К тому же, ребята были вынуждены признать, что парижане не такие уж и снобы, как им показалось поначалу, и что они умеют сбросить с себя налёт серьезности и высокомерия, и порезвиться как дети, вымазав лицо в креме. Этим все занимались, когда в перерывах работники очищали площадку от налипших к ним Фарезье, Мильфёйей, Крокембушей и Тарт Татенов. И, кажется, всем было безразлично, кто победил и кто проиграл, а скорее зрителям даже хотелось, чтобы никаких проигравших вовсе не было. И вправду, давно и не майсами замечено, что переживает и поддерживает публика на Роллан Гаррос больше тех, кто уступает по сумме заработанных очков.
Однако и здесь майсов донимали Зиверсы, поклявшиеся во что бы то ни стало отомстить им за своих развинченных товарищей. Весь день Чарли и Чухля бегали от своих преследователей сначала по всей трибуне, а потом и по всему Парижу, не желая больше попадаться в их руки. Эта беготня в итоге довела ребят до отчаяния, и они решили прибегнуть к совсем неожиданному для самих себя шагу – попросить защиты в Российском посольстве. Полицейские (как потом поняли майсы, это были переодетые зиверсы) кое-как объяснили им где оно находится. Оказалось, что, почему-то, российское консульство в Париже находится в здании вокзала, но это совершенно не насторожило ребят. Внутри же “дипломатического представительства” майсов постигло разочарование. К ним вышел пожилой человек со слегка растрёпанными волосами и на русском, но с заметным французским акцентом, объяснил им, что сегодня все терминалы, где можно взять талончик на посещения посла сломаны. А без талончиков посол отказывается принимать посетителей. Но почтенный мужчина объяснил ребятам, что они могут обратиться в другое помещение полпредства, которое находится в другом здании, но, по удивительному стечению обстоятельств, тоже в помещении вокзала, только в другой части города.  Он любезно объяснил, как можно проехать туда на метро. Майсы поблагодарили господина, но предпочли отправиться в путь пешком. Когда пожилой господин увидел, что ребята прошли мимо вестибюля станции подземки он догнал их и сказал:
- Милые мои друзья, я прошу меня простить за назойливость, но я настаиваю на том, что вам будет гораздо сподручнее добраться до места на транспорте. Пойдёмте, я провожу вас! Нас пропустят бесплатно, меня знают все полицейские!
Майсы были настолько удивлены странным поведением работника посольства, что не решились противиться и позволили провести себя через турникеты и посадить в вагон. Когда же состав скрылся в туннеле, пожилой господин, на ходу доставая из карманов накладные усы и бороду и приклеивая их, побежал обратно в здание железнодороржной гавани. Когда же “дипломат” оказался внутри, вокзал, к изумлению окружающих, вдруг бесшумно поднялся над землей и полетел, будто на крыше у него был огромный пропеллер. Приземлился он точно в том месте, куда таинственный служащий  направил майсов. Здесь он уложил свои растрёпанные волосы и в новом облике был готов снова встречать Чарли и Чухлинку и навешивать им на уши очередную порцию малоправдоподобного вранья. И совершенно не важно, что он плёл им на этот раз всё тем же вежливым тоном и столь же обходительно. Суть его велеречивых увещеваний осталась неизменной. Посольство “к сожалению” не работает. Чарли даже не заподозрил ничего неладного, а вот Чухлинка, которая гораздо лучше разбиралась в людях, когда майсы уже распрощались с загадочным персонажем, сказала:
- Ты знаешь, Чарли, мне кажется, что это был тот же самый человек!
- Да будет тебе! – не верил в эту версию Кузнечный. – Что же он, перелетел что ли через весь Париж? Посмотри какие на дорогах пробки! Он никак не мог оказаться здесь раньше нас!
Но вот парижские газеты вышли на следующий день с ошеломляющим заголовком: “Парижский вокзал изволил полетать”, только вот майсы не умели читать по-французски, поэтому брехучки на прилавках не разъяснили им всей сути произошедшего днём ранее. А было всё это, конечно, проделками вездесущих Зиверсов, которые подстроили все это, потому что никак не хотели, чтобы майсы от них улизнули. И хотя в тот день Зиверсам так и не удалось поймать юных путешественников, ребят к концу дня всё же посетило уныние. Причиной этому было и то, что их целыми днями преследуют и, вместо того чтобы наслаждаться прекрасными видами, Чарли и Чухлинка вынуждены спасаться бегством, и то, что они понятия не имели как выбираться из этого огромного города. В довесок опечалило их и исчезновение ста евро, подаренных дружелюбным арабом. У майсов не было сомнений, что это дело рук коварных Зиверсов. Теперь, когда они познали всю глубину их подлости, они были уверены, что вытащил деньги из кармана Чарли именно работник посольства, который так заботливо обнимал его, провожая в метро. А сделано это было для того, чтобы еще больше осложнить ребятам жизнь, и без того непростую. Так сильные мира сего, обладатели сверхбогатств, не гнушаются отбирать мелочь у бедняков, чтобы присовокупить её к своим тучным капиталам, а жертву свою, лишившуюся опоры в мире, сделать прислужником своей системы. Что же касается выезда из столицы Франции, то майсы никак не могли найти человека, который мог бы им объяснить дорогу до бензоколонки на шоссе до океана. Те редкие интеллигентные люди, вроде работника музея, знавшие английский, понятия не имели, где на трассах располагаются заправки. Простые же водители, которые знают всё о дорогах, не понимали ребят и в бессилии разводили руками. Карты же Парижа, которые можно было развернуть и изучить в книжных магазинах не покупая их, не давали никакой ясности, потому что оказалось, что собственно то, что называется Парижем – это есть только его центр. Большой же Париж состоит из множество формально независимых городов. На картах же имевшихся в продаже изображался исключительно туристический центр.
Итак, съестные и финансовые запасы ребят подходили к концу. О том же, чтобы поиграть где-нибудь музыку не могло быть и речи. Кругом шныряли зловредные недруги только и ждавшие момента, когда их оппоненты обнаружат себя пением.
Уже ночью Чарли заглянул в мусорный контейнер во дворике ресторана в надежде найти там какой-нибудь деликатес с вышедшим сроком годности. Но ничего такого не нашел он в помойном баке. Зато там было кое-что получше. Там была надежда, которая пришла к ребятам в виде светящейся гирлянды на самом дне пустого хранилища для пищевых отходов.
- Как символично! – сказал Кузнечный.  – Эта гирлянда лежит в самом низу этой гадилки и светится. Так и человека, когда он доходит да самого глубокого отчаяния, до самой нижней точки падения, до дна, может ожидать там чудо спасения..
- Почему бы провидению не спасти его чуть раньше? – задала вопрос как бы самой себе девочка.
- Наверное потому, что этот путь к самому подножию жизни тоже для чего-то нужен.. – неуверенно ответил ей компаньон.
- Ну значит нам надо ждать чуда, Кузнечный. Потому что мы как раз у самого подножия, как ты сказал. На дне жизни!

Чудо случилось очень скоро и очень неожиданно. Когда перед сном Чарли вытряхивал то, что осталось в его карманах, оказалось, что монет в них, за вычетом тех ста евро, было больше чем с утра. Единственное, чем питались Майсы в Париже, кроме тортов на Ролланд Гаррос – были круассаны по одному евро за штуку в уличных пекарнях и по 75 центов  в редко встречающихся в центре супермаркетах. А сдачу Чарли, не смотря на свою экономность, всегда брал не глядя, полностью доверяя очаровательным пышно-и розовощеким булочницам. И оказалось, что это как раз тот случай, когда доверие к людям вознаграждается. Когда-то, возможно, майсы не нуждались в деньгах и из-за невнимания к подсчету мелочи деньги перекочевывали в кошельки тех, кому они больше требовались. Теперь же, когда уже Чарли и Чухля оказались в бедственном положении, монеты стали перебегать в их карман из карманов тех, у кого в этом смысле всё было в порядке. После этого неожиданного открытия майсы никогда не пересчитывали сдачу и не раз такое легкое отношение к деньгам оказывалось для них спасительным в трудные минуты. Чарли и Чухлинка, как птицы небесные и верблюды земные, перестали думать о завтрашнем дне, а концерты стали давать всё больше там, где им самим этого хотелось, а не там, где заставало их безденежье.
   Спасение же от зиверсов дала память, которая, как океан во время бури, выбрасывает на берег различные предметы, которые таились в его глубине. Так и она подняла на поверхность и выбросила на берег их сознания факт – со времен поездки в Крым они так и не выложили из своих рюкзаков накладные бороды. Итак, наклеив их, майсы слились с толпами праздношатающихся по восточной части города арабов и зиверсы совершенно перестали их узнавать. Однако выбраться из мегаполиса Чарли и Чухле не удавалось еще целых три дня .Что ж, и это было частью большого плана, который, по всей видимости, имеют на наш счет те сверхъестественные силы, которые управляют вселенной и без позволения которых ни один волос не упадёт с головы человека. Разве можно было им покинуть Париж познав только одну его сторону? Разве он не один из прекраснейших городов мира? Не по этой ли причине рождение и проживание в нём возносит парижан до осознания себя как небожителей, к которым можно лишь приблизиться, но не встать с ними вровень. Майсы бродили по городу три дня как бы без цели, лишь иногда обращаясь к показавшимися им симпатичными людям с одним и тем же вопросом на английском языке: “Как добраться на общественном транспорте до заправки стоящей на шоссе ведущем к океану?” И постепенно всё плохое стало уходить на второй план, переставало подмечаться, а сознание наполнялось тёплыми, светлыми и щемяще-прекрасными образами  улиц засаженных широколистыми и раскидистыми липами, проспектами, спускающимися с холма и залитыми вечерним светом, тихими набережными Сены и просто прекрасными, прекрасными домами и пейзажами, которые лучше один раз увидеть своими глазами, чем сто раз прочесть о них в книгах. К концу пятого дня пребывания в Париже майсы уже не боялись признаться себе в том, что он стал их любимым городом, и что им уже вовсе не хочется его как можно скорее покинуть. Однако, знаком к тому, что это всё-таки нужно сделать, ведь конечная их цель еще не достигнута, стала встреча с человеком обладавшим нужными знаниями. Это был английский дальнобойщик. Вот по этой причине он знал и английский язык и сеть дорог окружавших город. А так как он часто бывал в столице Франции – знал он и здешнюю сеть общественного транспорта. Это была невероятная удача, настоящее провидение.  От этого человека ребята получили исчерпывающую информацию. Лента дорог снова замаячила перед ними на горизонте и поманила к себе. Теперь они точно знали, что завтра они окажутся на обочине шоссе перед последним рывком к своей мечте. Им предстояла последняя ночевка в Булонском лесу. Далее перед майсами лежала прямая дорога к берегу Атлантического океана.      

18. Значит вы хотите увидеть океан?
Задними дворами гипермаркетов майсы вышли к автозаправке на океанском шоссе. В отличие от предместьев Берлина, здесь им не пришлось долго ждать доброхотного водителя. Ребят подобрал молодой жизнелюбивый араб, который всю дорогу рассказывал им о том, как многого он хочет. Он всё время говорил – “хочу это”, “хочу то!” или даже “хочу, хочу, хочу!”. В этом его желании не было ничего от жадности. Читалась в этих его словах только неуёмная любовь к жизни, правда, в основном, к той её стороне, которая напрямую связана с удовольствиями. Следующим человеком, который встретился майсам был пожилой, полный любитель блюза, ехавший, как и полагается любителям подобной музыки, не на простой машине, а на белом фургоне, в котором всю дорогу играли его любимые песнопения. И, как и положено старым блюзоманам, он чрезвычайно много чертыхался..
- А вы знаете Джонни Кэша? – спросил Чарли.
Этот вопрос был по-детски наивен. Конечно, этот человек знает всех блюзменов от времени рождения Иисуса Христа, и уж тем более Джонни Кэша, имя которого известно даже тем людям, которые вообще не слышали о таком музыкальном направлении. Но вопрос этот юноша задал не из праздного любопытства. Дело в том, что в минивэне лежала двеннадцатиструнная гитара, и Кузнечный вызвался сыграть песню Кэша – Folsom Prison Blues.
- Ну давай, - ответил водитель и остановил в честь этого события свой фургон. Он предложил попутчику выйти на воздух и устроиться поудобнее, сев на капот машины, и только тогда играть.  Конечно, Чарли сыграл эту песню не лучше Джонни, но все-таки вызвал дружественную улыбку и похлопывание по плечу со стороны добродушного толстяка.
На подъезде к городу Ле-Ман любитель блюза указал ребятам на электростанции вытянувшиеся вдоль дороги.
- Это гордость Франции, объяснил он. Во всём мире электричество вырабатывают с помощью воды, угля, солнца и прочего хлама, а у нас оно вырабатывается само по себе..
- Вы, должно быть, говорите об атомных электростанциях? – уточнил Чарли.
- Какие к дьяволу атомные электростанции! Это позапрошлый век, мой друг! Само по себе! Я тебе говорю, само по себе! Его вырабатывают пьяницы, которые бегают в колесе! Мы им даём немного спирта, за который они должны заплатить бегом. Спирт ей-богу, ничего не стоит! А бегут они лучше проклятых древних греков, когда тяпнут стаканчик-другой! Лучше любого чёртового я-майца, я тебе говорю! Все абсолютно добровольно, никакой диктатуры. Хочешь спирта - полезай в колесо и беги. Да они и живут с такой диетой в два раза дольше остальных. В два раза быстрее передвигаются – в два раза дольше живут!
- Вот это да.. – только и могли произнести удивлённые майсы..
- У нас, во Франции, все, чёрт возьми, приносят пользу. Вот даже и я на старости лет кому-то смог пригодиться, видите..
На этом пути добродушного водителя фургона и майсов разошлись. Он направлялся в город Ле-Ман, а Чарли и Чухлинке предстояла главная встреча этого путешествия. 
Человека на скромной старой машине, который подобрал майсов на заправке рядом с поворотом на Ле-ман, звали Жан. Он просто ездил в магазин в город и возвращался обратно к себе в деревню Понтарсон. До нужного ему поворота оставался всего один километр, но он всё равно решил подобрать странников и подвезти их немного. Но это “немного” затянулось очень на долго. Оказалось, что Жан очень интересуется Россией и особенно русской литературой и в майсах, а особенно в Чухлинке, он нашел прекрасных собеседников, разговор с которыми ему никак не хотелось прерывать. Когда же ребята решили поинтересоваться, куда всё-таки едет Жан, он только многозначительно промолчал, а через какое-то время спросил,
- Значит вы хотите увидеть океан?
В этот момент юные путешественники поняли, что Жану уже давно с ними не по дороге. Они затаили в себе эту мысль, что едут они к своей заветной цели без остановок и промедлений и, боясь спугнуть свое счастье, не облекали эту свою догадку в слова. Да, Жан вёз их не по дороге к своему дому, а прямиком к берегу океана, а значит всё хорошо, всё будет очень хорошо. Значит все препятствия остались позади. Майсы, доберутся до своей цели уже сегодня.
Остановки, однако же, все-таки были уже в Финистерии, которую так назвали  потому, что до Колумбовых путешествий считалось, что именно здесь заканчивается земля, обитаемое людьми пространство. А дальше – полная пугающая неизвестность.. В этом далёком краю, не обласканном солнцем, обдуваемом северными ветрами, среди густых желтых колышущихся трав были запрятаны древнейшие сокровища Франции, заброшенные храмы, построенные сбежавшими сюда от англо-саксонского вторжения бриттами еще в первом тысячелетии нашей эры. Они стояли совсем чёрные от времени, покрытые витиеватыми барельефами на совсем диких необитаемых холмах. К ним не вели никакие дороги, только протоптанные редкими захожанами едва заметные тропинки.
Еще Жан продемонстрировал майсам традиции Франции. Оказывается, те французы, которые знают и ценят свою культуру, предпочитают, если есть такая возможность, справлять нужду не в помещении, а на свежем воздухе. Обычай этот корнями своими уходит в средние века, - объяснил Жан, - когда города были такие скученные, что для туалетов там не находилось места. Так и вошло с тех пор у французов в привычку мочиться на улице. И сам Жан, ничего не стесняясь, ходил в туалет в кусты.
- А если вы оказались в лесу? – спросил Чарли.
- Ну и что, что в лесу? – не понял Жан.
- Ну, я имею ввиду там, где нет кустов, а есть только деревья. Как у вас принято облегчаться – под дерево или стоя облокотившись спиной о дерево?
- Конечно облокотившись спиной о дерево! – ответил Жан, а у вас?
- У нас тоже, разумеется! А все остальные, насколько мне известно, писают под дерево..
- О.. Это примитивные народы.. – с видом профессора антропологии заявил Жан.
Он довез майсов до города Брест, что раскинулся по берегам одноименной брестской бухты. И здесь бы ему и высадить ребят и поехать домой, но нет.
- Я знаю в окрестностях одну деревушку с лучшим выходом к океану, - сказал Жан, и не дождавшись согласия своих несколько смущенных его добротой пассажиров повез их к выбранной им точке.
Посёлочек этот, или городок, или деревня – во Франции между этими словами нет разницы, ведь и деревни там застроены капитальными каменными домами, назывался Ле-Конке. Это было небольшое рыбацкое поселение в котором большинство домов были выкрашены в белый цвет, как делают на западе во всех прибрежных населённых пунктах, должно быть для того, чтобы сверкающие на солнце или едва различимые в шторм постройки эти всё же, ни при каких обстоятельствах, не остались бы незамеченными с моря. На улицы этого местечка не ступала нога иностранного туриста, и видно это было сразу, невооруженным глазом. Лишь знающие французы из близлежащих областей приезжают в Ле-Конке отдохнуть с семьями. Обо всем этом красноречиво свидетельствовало отсутствие огромных отелей, пляжей, оборудованных шезлонгами, казино, “цивилизованных” забетонированных набережных с фонарями горящими круглые сутки и вагончиками быстрого питания. Словом, не было здесь всего того, что обычно так привлекает праздных гуляк и матрасников.  Вместо набережной была здесь лишь протоптанная людьми тропинка по краю скалистого утеса, о который разбиваются холодные океанские волны. А вела она к заброшенному древнему монастырю, стоящему на мысе, который выдавался далеко в океан. Еще в Ле-Конке есть дикий каменистый пляж, на котором никто не загорает и не купается, потому что погода в этих местах что зимой, что в разгар лета примерно одинаково холодная, ветреная и сырая.
Но всего этого не видели и не знали еще майсы. Их мысли в момент, когда они въехали на территорию городка были только о том, что увидят они через несколько минут или секунд. Каким в первый раз предстанет перед ними Океан. Чарли запомнил этот самый важный в его жизни момент. Впервые увидел океан он не на пляже, а в прорехе между рядом стоящими домами. Он сверкал в золотистых лучах заходящего солнца и был спокоен и тих.
- Господи, я видел его! – воскликнул он по-английски и закрыл лицо руками, как неосознанно делают, видимо для того, чтобы не выдать всей полноты своих эмоций. Но, в данном случае, сделано это было исключительно в силу привычки, а никак не из нежелания разделить свою радость с ближними. А через минуту машина уже припарковалась возле пляжа и майсы, бросив лежавшие у них на коленях рюкзаки на асфальт, побежали к той черте, которая, по мнению людей прошлого, была краем того пространства, которое выделено Богом человеку для проживания. Именно в этот момент солнце закатывалось за горизонт, и ребята увидели кульминацию этого действа – последние лучи, скользящие по воде, красные всполохи и зарево на горизонте.
Не было никаких сомнений в том, кем был послан к ним Жан, ведь доберись они до побережья на 10 минут позже, они увидели бы лишь тьму и ощутили бы лишь солёный ветер на губах. Если же майсы заночевали бы где-то в дороге, то увидели бы океан в самый разгар дня, с его прямым и грубым светом, ради которого ни один зрелый художник не потратит и того усилия, которого требует один мазок кисточкой. Нет, Жан привёз их к берегу в нужную секунду, когда только и было возможно прикоснуться к вечности и величию божественного творения. А проехал Жан ради этого лишних для себя 250 километров и столько же ему предстояло преодолеть на пути домой.
- Ничего, -  сказал он. – Я часто попадаю в подобные передряги. В таких случаях, когда хочется спать, я останавливаюсь на обочине и сплю, пока ночной холод не разбудит меня.
Но этот разговор состоялся чуть позже. А в тот самый момент, когда вдосталь насладившиеся зрелищем заката на краю света майсы вернулись к парковке, они увидели ругающегося почему-то по-немецки пожилого француза с небольшим животиком и залысинкой, который не мог припарковать свою машину из-за рюкзаков, которые валялись на предназначенных для автомобилей местах. 

19. Ключи от леса.
Shaize cempers! – кричал седоволосый пухлячок. – Чертовы туристы! Разбросали тут свой хлам! Чтоб у вас кактус на лбу вырос!
Человека этого, как выяснилось в последствии, звали Гульвен и ему тоже предстояло сыграть важную роль в жизни майсов. Однако, в тот момент смотрел он на ребят крайне враждебно. Жан быстро объяснил Гульвену на французском, что Чарли и Чухлинка никакие не туристы, а самые что ни на есть настоящие отважные путешественники, после чего взгляд его с сурового и недоброжелательного сменился на приветливый.
- О, так вы автостопщики! Что же вы сразу не объяснились! – распахнув объятия сказал Гульвен. – В молодости я тоже ездил автостопом, поэтому вы для меня отныне родственные души! Если вы хотите, вы можете..
Тут майсам подумалось, что Гульвен приглашает их переночевать у себя дома, но окончание предложения оказалось слегка обескураживающим.
- .. вы можете поставить свою палатку, если конечно она у вас есть, в моем саду!
Майсы немного опешили, но ни единым мускулом на лице не выдали своего смятения.  По правде говоря, они вовсе не хотели ночевать ни в саду, ни даже дома у Гульвена, но чувство такта не позволило им отказаться от такого предложения, потому что, как им показалось, француз не из одного только чувства вежливости решил оказать им гостеприимство. К тому же, они помнили, что ставить переносные дома где попало во Франции запрещено. А еще очевидным плюсом ночевки у Гульвена будет то, что им не придётся всё время таскать свои вещи за собой. Поэтому, за доли секунды взвесив все за и против, ребята сказали:
- О, это было бы здорово!
Майсы трогательно попрощались с Жаном. Он пригласил их на обратном пути заехать к нему в гости. Ребята же в ответ позвали его в город Новое Море и в Москву, однако Жан сказал, что приедет в Россию только тогда, когда выучит русский язык.
Гульвен оказался потомком древнего графского рода и, хотя все дворянские титулы во Франции были отменены после революции 1789-го года, семья его, тем не менее, сохранила за собой обширные владения в провинции Бретань. Однако сам он был в своей семье что называется infant terrible, спокойной жизнью на деньги от земельной ренты и умножением капиталов не интересовался, а всю свою молодость путешествовал по миру и тоже часто ездил автостопом, правда не по зову сердца, а только в тех местах, где другого способа перемещения не существует. Бывал он и в Африке и в глухих, окраинных местах в России и везде его интересовало одно – птицы, страстным поклонником которых он являлся. И какие бы красоты природы он ни находил, если в этом пейзаже отсутствовали пернатые, он всегда оставался недовольным, откладывал свой бинокль, упирался кулаками в бока и с ужасно серьезным видом говорил: “Я не вижу птиц”. Но об этой его особенности майсы узнали годами позже, когда Гульвен, откликнувшись на их приглашение, приехал с ответным визитом.
А в тот день они узнали, почему предложение графа было столь скромным. Пока они ехали до его жилища, он рассказывал о своём дворянском титуле и о том, что каждый в его семье имеет по собственному замку а также, что его семейству принадлежит ровно половина городского храма, в полу которого и покоятся его славные предки. Родители его, однако, когда отпрыск их был еще юн, махнули на него рукой, угадав в нем будущего перкати-поле, и по случаю совершеннолетия Гульвена, наследовали ему очень скромный однокомнатный замок. Но зато, в придачу к столь непритязательному обиталищу, ему достался целый лес, который запирался на замок, и которым граф, так стали называть его майсы, владел единолично. Впрочем, единственная комната миниатюрной крепости не была совсем уж маленькой. Если бы её освободить от всего того что в ней находилось, то получилось бы очень просторное помещение, в котором могли бы без особенного стеснения разместиться и десять человек. Но покой этот был до отказа забит всем тем, что так или иначе связано с птицами. Это и книги, и альбомы с фотографиями, и альбомы с марками, на которых изображены птицы, и чучела птиц, и картины с птицами, и различные предметы украшенные птичьим орнаментом, например вазы или шкафы. Даже кровать Гульвена содержала в себе птичьи изображения. Здесь же находилась кухонная плита, на которой была оставлена вариться горчица, от запаха которой у майсов перехватило дыхание.
- Но ведь обычно горчицу покупают, а не варят сами, - заметил Чарли, конечно, желая польстить находчивости и сметливости обездоленного аристократа.
 - Это богатые люди покупают, а люди со средним достатком – варят! – с достоинством ответил граф.
- М-да, - продолжал Чарли. – А как называется ваша машина? Мне очень нравится. Такая маленькая и старая, как раз как я люблю.
- Это Рено. А что до её размера и возраста, то я всегда беру самый дешевый автомобиль, который только есть, - сказал Гульвен с довольной ухмылкой, по которой было видно, как он горд тем, что обхитрил весь мировой капитал, сумел остаться вне системы созданной этими выскочками, с точки зрения потомственного вельможи, буржуа! Ведь обманутые люди за огромные деньги покупают новые машины, в то время как продаются старые и дешевые, которые отлично ездят! Все эти мысли читались на лице смекалистого нобиля. Чарли понял все его мысли и заговорщически улыбнулся в ответ. Все вместе поболтали еще часок о путешествиях, а затем хозяин показал ребятам, где они могут поставить свою кочующую лачугу, предупредив, что не нужно пугаться собак, которых он выпустит ночью на прогулку.

Как часто сон преломляет реальность и вполне безобидные вещи в полудремоте могут казаться совершенно жуткими. Так лай собак в сознании засыпающих майсов превратился во что-то зловещее. Им стало казаться, что лютый и коварный нобиль, специально заманил их сюда, а теперь выпустил собак, чтобы майсы никуда не делись, пока варится горчица! Что место это является чем-то наподобие логовища Дракулы и хозяин его сейчас наверняка потирает руки и думает, как ловко увлек он ребят в свои сети и как вкусны будут поджаренные майсы приправленные горчицей собственного приготовления! 
Однако, не смотря на тревожные мысли, Чарли и Чухлинка вскоре уснули глубоким сном. Наутро они нашли двери в крепость запертыми, однако, рядом с ними лежал завтрак - несколько бутербродов, яблоки и йогурт, так заботливо собранные человеком, которого еще вчера ребята подозревали в недобрых намерениях. Под фруктами же лежала бумажка с посланием, а написано в нём было вот что:
“Приятного аппетита! Я уехал по делам и смогу показать вам окрестности только послезавтра. Желаю вам приятно провести время. Оставляю вам ключи от леса, дорога через который является кратчайшим путём к океану. На то время, что вы будете моими гостями – лес принадлежит ВАМ!”
Майсы долго не могли поверить своим глазам, перечитывали записку снова и снова. Наконец Чарли очухался от эмоционального потрясения и произнес:
- Ключи от леса! Ключи от леса! Чухля, у тебя когда-нибудь были собственные ключи от леса? Да еще и от такого, который спускается к океану!
- Да уж! Ничего лучше просто невозможно  было себе даже вообразить.. – кажется всё еще не вполне веря вдруг свалившемуся на них счастью сказала девочка.
Как выглядит лес, в котором никто не бывает, кроме его хозяина? Где никто не рубит деревья, не оставляет мусор, не пугает птиц? Как выглядит лес, которым владеет столь бесхозяйственный человек, как Гульвен? Прекрасно. Он выглядит как Эдемский сад до того, как в нём появились Адам и Ева. В нём нет выложенных плиткой дорожек, только душевные тонкие тропинки похожие скорее на козьи, чем на человеческие. Там по глади озера скользят невиданные для русского человека птицы. Растут широкоплечие великаны деревья и строят плотины суетливые бобры. За эту прогулку майсы увидели столько диких зверей, сколько не видели за всю свою жизнь. Но самое главное, это, конечно, тишина. Казалось, что временами, когда затихал ветер, дикие звери тоже синхронно прекращали свою напряженную работу ради того, чтобы не нарушить этой величественной церемонии природы, когда она останавливает движение воздуха и все другие свои жесты, возможно для того, чтобы поразмышлять о чём-то или же провести какое-то торжественное, невидимое человеческом глазу таинство. В эти минуты раздумий мира о самом себе никакие земные создания не осмеливаются подавать свои голоса. Птицы скользят по воде медленно, бобёр откладывает палку, которую грыз и думает над устройством будущей плотины, а зайчик замирает и навостряет уши, чтобы в следующий за торжеством тишины миг мгновенно определить, откуда исходит опасность. Майсы тоже старались не нарушать своими разговорами общее молчание.

Среди географов ни один век ведутся споры – являются ли воды омывающие Ле-Конке атлантическим океаном  или же  они представляют из себя частицу пролива Ла-Манш. У Гульвена на этот счет была своя теория.
- В сущности всё, это bullshit, - говорил он. – Фигня. Разделения на моря и океаны условны, и уж тем более символичны они, если речь идет о месте, где заканчивается океан и начинается пролив. Это то же самое, что обсуждать, является ли угол дома или его стена частью собственно дома или же элементом улицы. И даже если допустить, что формально правы те, кто считают эти места побережьем Ла-Манша, то и  это не зачеркнуло бы то обстоятельство, что перед майсами открылась вся мощь настоящего Океана, во всей его необузданной силе.  Полный штиль, в момент когда ребята только вышли из леса, вскоре сменился сильным западным ветром, и именно это и было нужно майсам. Ведь по их представлениям, которые, вероятно, недалеки от истины, разница между морем и океаном помимо сугубо условных вещей состоит в первую очередь в их силе, а именно в силе ветра и волн, которые как будто вступают в извечный поединок с сушей,  во время затишья собирая силы, а затем обрушивая на неё всю свою мощь. Океан, конечно, неоспоримо сильнее и должен бушевать и волны его должны далеко-далеко закатываться вглубь земли. А еще им казалось, что океан, это самое древнее, что есть в мире. Он древнее морей и озёр. Древнее всего что есть, потому что всё вышло из него и, потому, он всё помнит и обо всём может рассказать, если его попросить. Поэтому майсы просто сели рядом с Ним, облокатились спиной о скалы и стали слушать, и слушали весь оставшийся день, не прерываясь на обед или разговоры друг с другом. Но, внимая Ему весь день, они поняли, что ошибались, и что Океан знает не всё. В нем сохранилась информация только о самом начале времен, когда земная твердь отделилась от водных пучин, определялись очертания континентов,  всё выходило из воды и человек, как написано в книге Рабадзы вышел, чтобы пожарить рыбу. Что же до всех последующих времен, то у Океана сложились очень избирательные представления о жизни людей, ведь видел он только праздничную сторону их жизни. К его берегам люди приходят чтобы порезвиться, покувыркаться в волнах, запустить воздушного змея. Океан знает только лучшие мысли человечества и потому ему так легко. Лишь иногда на том или ином берегу этого мирового вместилища всех солёных вод высаживаются люди, чтобы залить песок пляжей кровью и заглушить шум волн криками детей и матерей, но, видимо, мировое море предпочитает забывать некоторые неприятные вещи, а, возможно, оно просто  не стало рассказывать о них Чарли и Чухлинке. Во всяком случае, так они решили.

20.   У святого Танги.
Насквозь изнемогая от тоски
Мы оборвём у солнца лепестки,
Затем лишь, чтобы помнить – это Было.
                Михаил Боде.
И на второй день майсы большую часть времени сидели на берегу океана. А еще гуляли по городку. Оказалось, что длинный залив, который разрезает посёлок на две части и в котором пришвартованы сотни рыбацких лодок, лишь половину времени является заливом. Когда наступает отлив – вода из него полностью уходит и лодки и яхты погружаются в ил и глину, накренившись под своим весом в одну или другую сторону. И если ты, например, приплыл с хутора чтобы совершить покупки, то надо торопиться, ведь у приливов и отливов нет раз и на всегда сложившегося расписания, поэтому, вернувшись, можно обнаружить лодку стоящей уже не на воде.
Когда ребята подошли к заливу, как раз начинался прилив. Вода журчала у входа в бухту и заполняя своими передовыми отрядами все желобки, ямки и выщерблинки. После чего, уже подобно несметным полчищам варваров накрывала всё своей пеленой и неумолимо стремилась всё дальше и дальше во владения суши. Происходящее казалось майсам торжеством жизненных сил, и им захотелось поучаствовать в этой мистерии. Они не пожалели часа своего времени и встали босыми ногами на кусочек твёрдой поверхности среди болотистого ила и стали ждать, когда вода как долгожданный сон примет их в свои объятия. Неумолимо приближаясь, она сначала коснулась кончиков их пальцев, затем добралась до пяток и вот уже дошла до щиколоток, поглотив всю ступню, а потом дотронулась и до колен. Всё это происходило медленно и невероятно нежно. Так родители по утрам будят своих юных отпрысков тихими поглаживаниями и поцелуями, так и в вода струилась по их коже как руки любящей матери, и в этом своем ощущении ребята были не далеки от истинного положения дел, ведь, как известно, всё живое обязано своему существованию именно этой первостихии.
- Хорошо было бы использовать воду как нежный будильник. Ложиться спать в ил, и вставать, когда тебя разбудит прилив.. – еще подумали майсы, но потом опять вспомнили то, что знали раньше  - у приливов нет постоянного распорядка, поэтому воспользоваться ими как часами вряд ли получится.
Еще Чарли и Чухля бродили в этот день по краю утеса вдоль берега, где аромат разнотравья смешивается с солёным запахом волн, разбивающихся о чёрные скалы. Идя долго-долго по этой извилистой тропинке, описывающей все горные выступы и ниши, можно дойти до руин монастыря Святого Матфея заложенного в 6-м веке отшельником по имени Танги. Предание гласит, что будущий основатель аббатства жил с мачехой, которая издевалась над ним и его сестрой и, когда он вернулся после продолжительного отсутствия в родные места, приёмная мать оклеветала сестру будущего святого, которую звали Од. Разгневанный пасынок, поверив лукавым словам мачехи, в гневе обезглавил сестру, но убиенная, взяв свою голову в руки, вернулась домой и попросила перед смертью святого причастия. Потрясенный увиденным, Танги покаялся и поклялся посвятить свою жизнь Господу, после чего и основал обитель на этой северной скудной земле. И где как ни здесь – среди черных холодных скал и пронизывающего ледяного даже летом ветра мог он искупить свою вину? И где как ни здесь, на самом краю света, в земле Финистерии вообще могла случиться эта удивительная история? И, хотя до аббатства Сен-Мэтью и маяка от Ле-Конке всего 4 километра пешего пути, майсы в тот день не дошли до него, просто потому, что ничего о нём не знали..
И на третий день Чарли и Чухлинка в основном сидели на берегу, наблюдая за волнами и за детьми, которые пускают воздушных змеев и бегают по кромке набегающей водной пены. Ничего другого им не было нужно, но Гульвен настоял на том, чтобы покатать их на своей самой дешевой машине.   Для начала он показал им замок своего брата и замок своей мамы, и для майсов стало очевидно, НАСКОЛЬКО сильно он провинился перед своими родителями, ведь, по сравнению с их дворцами, пристанище опального наследника виделось не более, чем коморкой для вельможеской челяди. Потом он показал ребятам ту половину церкви, которая находится в собственности его семьи и отвез к Монастырю с Маяком, до которого майсы по незнанию не дошли днём ранее.
 Удивительное дело, как вещи достигают своей истинной красоты, стоит их только забросить! Если бы это величественное и мрачное здание главного храма, стоящее на самом краю утёса, обдуваемое солёными холодными ветрами, будто сошедшее с полотен Каспара Давида Фридриха, не было бы покинутым, то есть имело бы крышу, застеклённые окна, пол, то в эти окна не дул бы ветер, внутри стояла бы душная, закупоренная, глухая тишина, изредка нарушаемая звоном монет, пересчитываемых храмовым служкой и не был бы слышен шум океана. Посреди алтаря не выросло бы тонкое и изящное, как стан юной девы, деревце, солнечные блики не играли бы на покрывшихся лишайником камнях. Если бы не всё это – здание это походило бы скорее на затхлую тёмную теплицу, в которой сподручнее под лампочками выращивать помидоры, нежели проводить  церковные службы. Возможно, только когда люди покидают свой кров, начинается его истинное бытие, задуманное свыше. Так думали майсы в молчании бродившие среди покрытых мхом стен и обвалившихся арок. Они не стали спрашивать у Гульвена, почему монахи покинули это место. Этого требовал закон красоты – такой очевидный для них ответ сам собой следовал из их собственных рассуждений.

Возможно, майсы остались бы здесь, в Ле-конке надолго. У них закончились бы деньги, они стали бы давать концерты перед рыбаками, жили бы в пещере под скалой, питались бы рыбой, которую уронили из лап чайки, их волосы бы от постоянного ветра спутались в колтуны, а сами они превратились бы в типичных прибрежных хиппи, которые живут на пляжах в более южных широтах, так им здесь нравилось. Но они были в гостях, а у гостеприимства есть свои законы. Жить у странноприимца можно три дня, а на четвертый нужно либо покинуть приют, либо начать приносить пользу. Никакой пользы орнитологу ребята принести не могли, а хлебосольность хозяина была самой настоящей, ведь утром второго дня Гульвен принес ребятам не только завтрак, но еще и новую, купленную специально для Чухлинки куртку, которая должна была защитить её от пронизывающего сырого ветра.  Посему, далее пользоваться добротой графа путешественники, по законам совести и традиций, никак не могли. Покинуть же его и переселиться в другое место неподалёку, означало бы нанести сердобольному нобилю обиду. Поэтому, они сказали ему, что на следующий день отправятся в дальнейший путь.
Наутро Гульвен вызвался добросить майсов до города Бреста, где они смогут легко поймать машину в нужном им направлении. Ребятам довелось наблюдать утренние сборы анархичного графа, который своей жизнью нарушил многие установившиеся порядки. А собирался он так – сначала надевал шляпу, а уже потом складывал всё, что ему может понадобиться вне дома в рюкзак, и только в самую последнюю очередь надевал одежду – неизменные клетчатую рубашку и белые брюки. Должно быть, подумали ребята, одежду он возит стираться в замок брата или родителей, ведь для стиральной машины в его опочивальне места не нашлось.
Последний раз майсы проскользили взглядом по рыбацкой деревушке, на этот раз из окна автомобиля. Вот десятки прогулочных велосипедов припаркованы возле белой как первый снег церквушки, вот рыбацкие лодки покачиваются на легких утренних волнах, вот круглые и большие как воллейбольные мячи разноцветные бутоны местных цветов, высаженные здесь вокруг каждого дома и название которых ни Чарли ни Чухлинке не удалось запомнить, облизали стекло машины. И вот путешественники уже на круговом перекрестке возле заправки на выезде из Бреста. Как и обещал Гульвен, отправиться отсюда можно в любом направлении. Граф сказал, что не любит долгих прощаний, и потому дружелюбно и просто пожал ребятам руки, сел в автомобиль и уехал, сказав на прощанье, чтобы ждали его с ответным визитом.

21. Чего боятся все дети мира.
Было что-то невыносимо печальное в том, что майсы ехали по океанскому шоссе не в сторону океана, а вглубь континента. В окне мелькали сады и бензоколонки, заводы и ветряные электростанции, но всё это казалось одинаково сиротливым и покинутым в отсутствии всевидящего многомудрого Мирового Моря. А все дела, которыми занимались люди, выглядели бессмысленными мелкими и суетливыми в сравнении с грандиозными, величественными движениями стихии, которые можно наблюдать на побережье Атлантики. Сначала ребят подобрала милая молодая девушка. На вопрос: “говорите ли вы по-английски?” она ответила что-то непонятное, поэтому, первое время все молчали, и тем грустнее становились на душе оттого, что океан становится с каждым мгновением всё дальше. Когда же выяснилось, что главным международным языком она, всё-таки, владеет - грусть стала постепенно отступать. Потом майсы попали в фургон доверху набитый хиппи, которые выражали им всяческие знаки одобрения и по очереди и вместе играли на различных музыкальных инструментах, а Чухлинка подыгрывала, правда, не всегда по делу, на трубе. Так, к вечеру ребята оказались в маленьком городке Понторсон, рядом с которым жил Жан, увидеть которого еще раз очень захотелось Чарли и Чухлинке.
Городок этот производил впечатление не затронутого прогрессом и временем. На главной площади, из которой он, в общем-то, в основном и состоял, и на которую торцами выходили старые, коричнево-желтые здания с выщерблинами и облупившейся краской, играли светло- и рыжеволосые дети покрытые огромными, величиной с гороховые бобы, веснушками.  Они ездили на велосипедах с тонкими изогнутыми рамами и весело галдели. Это был первый населённый пункт в Европе, где дети свободно гуляли по улице без присмотра взрослых, ошейников и электроповодков. Майсы было подумали, что опять незаметно провалились в прошлое, но, по безвкусной, кислотных цветов одежде детворы, они точно определили, что находятся именно в своём времени. У прохожего ребята попросили телефон, чтобы позвонить по нему Жану и сообщить о своём приезде. Незнакомец любезно согласился, и, таким образом, Чарли и Чухлинка окончательно осознали, что разница между французами и парижанами примерно такая же, как между русскими и москвичами.
Через каких-то пол часа Жан уже подъехал на площадь, а до тех пор майсы занимались тем, что упорно приставали к детям и строили им рожи, чтобы удостовериться, точно ли эти дети настоящие. Ведь могло быть и так, что детвора иллюзорная и резвится она здесь только для создания видимости благополучия или, например, для привлечения туристов. Чарли даже, в ходе этих размышлений, пришла в голову бизнес-идея – создать генератор детского смеха, который закупали бы те страны, где во дворах давно не играют дети, а старикам безумно тоскливо слышать из окна исключительно шум машин. Такие генераторы, по задумке Кузнечного, должны работать на солнечных батареях и запускаться в солнечные дни, как раз тогда, когда дети обычно резвятся на воздухе.  Детские крики радовали бы взрослых, которые сидят в своих домах закрывшись от солнца занавесками и те, возможно даже выключали бы на какое-то время телевизоры, что экономило бы электроэнергию, так что идея эта сулит одну только прибыль не только для производителей, но и для потребителей.  “Обязательно нужно распространить такие генераторы повсюду, где мало детей, не только ради барыша, но и в целях пропаганды деторождения” - думал Чарли. 
А карапузы оказались самыми что ни на есть взаправдашними. На рожи продемонстрированные майсами, они ответили своими, французскими рожами, которые принято показывать в этой части света, и даже нашли длинную палку с которой, как с пикой пошли на странников войной и оттеснили их в угол между стенами городской ратуши, после чего Чарли и Чухлинка были вынуждены признать своё поражение и, в ознаменование этого, поднять руки вверх. Дети, однако, не захотели брать пленных и начали колоть и мутузить майсов подвернувшейся им под руку жердью. При этом они гоготали, смеялись своими беззубыми ртами , а лица их выражали дикий пантагрюэлистский восторг. Только Жан, вовремя появившийся на площади, спас майсов от неминуемой воображаемой гибели и вполне реальных синяков. Он принял вид ужасно важного и строгого человека и насупил свои густые французские брови.  Все дети мира, конечно если они настоящие, ужасно боятся важных дядь и тёть со строгим взглядом, и немедленно и в точности исполняют любое их распоряжение.
- Сейчас же расходитесь по домам и не забудьте доложить своим родителям, как ПЛОХО вы себя сегодня вели! И пусть они хорошенько всыпят вам за ваши проказы! – медленно и грозно сказал Жан, после чего дети в мгновение ока рассыпались в разные стороны и разбежались по переулкам.
- Раз во Франции есть такие дети, то всё в этой стране будет хорошо! - вытирая пот со лба сказал довольный передрягой, в которой ему довелось поучаствовать, Чарли.
Жан объяснил свое долгое отсутствие тем, что прежде чем как поехать на назначенное место встречи, заглянул в магазин, чтобы купить всё необходимое для достойной встречи гостей.
- Ну, так уж и быть, раз вас ПОЭТОМУ не было так долго, то, на этот раз, мы вас прощаем, - шутливо заметила Чухлинка, зная, что их новый друг уже успел полюбить их странное чувство юмора.
Когда Жан подвозил майсов до Ле-Конке, он ровным счётом ничего не говорил о том, что кроме русской культуры, он увлекается еще и котиками. Не сказал он об этом и по дороге к своему дому. Лишь у дверей он вскользь, как бы между прочим, обмолвился, что в его доме “много котов”. Но когда котов много – это еще не беда. На самом деле Жан сильно погрешил против истины сказав, что у него их только лишь “много”. Нет, это слово совсем не подходит к той картине, которую увидели Чарли и Чухлинка, когда дверь в его покой отворилась. Квартира эта была настоящим котовым пристанищем. А еще, к сожалению для майсов, оказалось, что большая часть сумок с едой предназначалась вовсе не гостям из России, а мурлыкам.
Усатые создания сидели на столе, в вазах, на шкафах, на телевизоре, штабелями спали на кроватях и на полу. Но поистине удивительная картина открылась путешественникам, когда Жан открыл дверь ведущую во двор его домика. Подстриженная лужайка, которая упиралась в небольшое приземистое старинное здание церкви вся была усеена котами! Усачи, только услышав скрип дверной ручки, дружно повернули головы в ту сторону, откуда донесся звук и вытаращили свои разноцветные глаза. Удостоверившись же, что один из вышедших их благодетель, стрелой бросились в его объятия. Жан знал каждого котейку по имени и, ласково поглаживая всех без исключения подошедших к нему царапунов, что-то полушепотом приговаривал на французском, ведь котофеи, как известно, английского языка не знают. Ночевать в доме, по словам хозяина, из-за пушистиков было совершенно невозможно постороннему неподготовленному человеку, поэтому он, как и граф, предложил майсам поставить палатку на газоне возле своего дома.
Эта идея, безумно понравилась майсам, ведь спать им предстояло, по сути, во дворе храма. Перед сном Жан накормил ребят блюдами национальной кухни северо-запада Франции – кефиром и блинами, чему майсы были несказанно удивлены, ведь всю жизнь все твердили им, что кефир и блины – это сугубо русская еда!

22.  Майсы становятся богатыми.
Как здорово, когда вас будит церковный колокол, а не звук будильника. А еще лучше, когда, выползая из палатки, видишь десятки котов на залитой солнцем лужайке на фоне древнего храма. Таким было пробуждение майсов ранним утром следующего дня. И, так как утро было раннее, Жан предложил майсам прокатиться по окрестным достопримечательностям, пока туда не набежали туристы, которые обычно довольно поздно встают.  Так заканчивалось пребывание Чарли и Чухлинки в пока самой радушной к ним части света – Северо-Западной Франции. После поездки и плотного завтрака Жан отвёз ребят на шоссе, где они и расстались. Он вернулся к своим котам, а майсы, крепко поразмыслив, решили ехать не в сторону дома, а дальше – в Испанию и Португалию. 
Милый-милый Жан, он навсегда поселился в юных сердцах двух ребят, которые так же как и он живут на краю света, только с другой его стороны и в другом смысле. Как во Франции обитаемая твердь земная граничит с бескрайними просторами океана,  так Россия представляется европейцу местом, где цивилизация граничит с дикостью, многолюдные города граничат с безлюдными пространствами тайги, тундры и степей, где редко встретится путнику охотник, оленевод или погонщик верблюдов.  Последнее представление, впрочем, недалеко от истины.
Дальнейшее путешествие было больше похоже на сон или титры к американскому фильму о дорожных путешествиях.  Отрезки, которые преодолевали ребята, были длинными, пейзажи проносились за окном как страницы фотоальбома, а реальность всё чаще преподносила сюрпризы. Сначала грузовики, на которых по большей части ехали майсы в этой части света, рассекали бесконечные, уходящие к горизонту виноградники и лавандовые поля юга Франции. После пересечения Пиренеев, пейзаж сменился на выжженные солнцем, заросшие кустарником и сухой травой холмы Испании.  От плохо говорящих по-английски испанских дальнобойщиков ребята узнали главное об этом народе, что есть у них такое волшебное слово – Маньяна, завтра. Когда испанцу нужно что-то сделать и дело это не требует отлагательств – они всегда произносит его как заклинание и, до завтрашнего дня, действительно, не предпринимает никаких усилий, чтобы решить проблему. Испания же такая страна, где всё легко и прекрасно и многие вещи делаются сами собой. И обычно, к утру оказывается, что дело это не стоило того, чтобы из-за него переживать и вообще больше не требует человеческого в нём участия, то есть решилось само по себе.
Конечно, майсам рассказали и про здешние карнавалы, и чтобы юные странники прочувствовали на себе все прелести этой традиции, один из дальнобойщиков завёз ребят в городок, где в тот день как раз проходил карнавал. Майсы, по такому случаю, решили вспомнить свое “криминальное” прошлое, то есть попросту немного пошалить, тем более, что атмосфера фиесты как ни что иное располагало к баловству в майсовском стиле. Чарли пришла в голову идея, что раз уж во время карнавала каждый человек перестает быть собой, то, по сути, любое совершенное им действие, если, конечно, это не тяжелое уголовное преступление, нельзя будет вменить ему в вину. А конкретно, задумал он организовать шуточное карнавальное ограбление.  Чарли и Чухлинка, вооружившись найденными масками и пластмассовыми разноцветными пистолетами, которые одолжили у местной детворы, ворвались в одно из уличных кафе и стали в грубой манере, как видели в американских фильмах, излагать свои требования. Правда, случилось небольшое недоразумение. Из всех кто находился внутри, только один понимал иностранную речь. Через него-то майсы и стали пытаться всеми “командовать”, чем вызывали безудержный смех официантов, всех тех, кто в этот момент трапезничал и даже хозяина заведения.
- Вот вы взрослые люди, - ругался Чарли, а даже не знаете, как вести себя когда врываются бандиты! Нас этому, между прочим, учили в школе!
- Как же нужно себя вести? – спросили через переводчика трапезничавшие.
- Нужно бояться, делать всё, что говорят грабители, не перебивать их, а самое главное, относиться ко всему происходящему по возможности серьезно, то есть не смеяться, ясно?
- В этом году карнавал проходит особенно интересно, загоготали посетители и, видимо, решив не оставаться в стороне от праздника перевоплощений, стали подыгрывать какбудтошным разбойникам. Все, как и распоряжался ранее Чарли, легли на землю, уткнулись в брусчатку лицом и заложили руки за головы.
- Так-то лучше, - вступила в переговоры Чухлинка и, со свойственной ей миловидной дерзостью, приказала выдать им что-нибудь поесть, причем, желательно “вегетарианское”.
Тут уж, не смотря на “инструкции” Кузнечного, все захохотали что есть сил и повставали с земли.
- Ха-ха-ха, обычно грабители требуют денег! А еды в Испании, кажется, всегда всем хватало! Вы что не знаете, как у нас проходят праздники урожаев? Мы кидаемся друг в друга едой, потому что её некуда девать!
- Да, - подхватил хозяин заведения, выглянувший из своей коморки, услышав дружное веселье. – Вчера как раз приходили двое налётчиков, но те были ужасно толстые и требовали денег!
- А разве нельзя лишнюю еду отправлять в Россию, раз уж её у вас так много? -  скромно поинтересовалась девочка.
Это её высказывание так же вызвало легкие смешки.   
- Объясни ей, Карлито! – сказал один из посетителей, обращаясь к самому толстому из сидящих за столиками.  И Карлито сказал:
- Это бизнес nene, малыш!  Если мы сегодня отправим наши апельсины в Россию бесплатно, то завтра вы не станете их у нас покупать!
- Проклятый капитализм! – буркнул себе под нос Чарли, но его голос потерялся среди возгласов одобрения, которыми наградили присутствующие предыдущего оратора.
 -  Но так уж и быть, - продолжал капиталист, - по вам видно, что вы и так ничего не купите ни сегодня, ни завтра, ни через неделю, даже если вас совсем перестать кормить, так что садитесь к нам и, по случаю праздника и в благодарность за то, что вы нас так повеселили – мы угостим вас от испанской души!
Чарли не стал отказываться от угощений предложенных “классово чуждым” элементом, и майсы присели за стол. Угощали их различными блюдами до тех пор, пока ребята не сказали:
- Хватит! Мы больше не можем.
- Как это не можете? - удивились испанцы. – путешественники должны уметь есть прозапас..
- Но мы уже поели про запас!
- Да? Ну тогда хилые из вас едоки! Ну пусть так. Где вы остановились? В какой гостинице? Мы будем счастливы увидеть вас завтра и снова накормить.
- Никакого завтра, - подумали про себя майсы, - а то мы отсюда никуда не уедем.
- Мы, вообще-то, не очень жалуем гостиницы. Там очень мало свежего воздуха, – сказал Чарли.
- Да, - поддержала Кузнечного Чухлинка. Мы предпочитаем ночевать во дворцах.. конечно заброшенных или, как крайний вариант, в замках, правда, пока получалось всё больше на лужайках перед ними.
- О-о, воспрянули духом Испанцы. У нас в стране полно замков. Они никому здесь не нужны. Эти замки находятся в горах. И еще там полно деревень. В Испании две тысячи девятьсот заброшенных деревень, и, наверное, в каждой четвертой стоит какой-нибудь богом забытый замок средневекового гранда..  Мы вас отвезём туда! Это здесь рядом, в горах!

По дороге, в машине, которая ехала по серпантину между поросшими колючкой и высохшей травой холмами, майсы спросили у испанцев, которые предусмотрительно взяли с собой переводчика:
- Почему люди покинули эту и другие деревни?
- Эту, говорят, из страха старой монахини с козлиными копытами, которая ходила по ночам по селению и стучалась всем в окна. Она приходила откуда-то с гор и вселяла во всех ужас.. Но, знаете, nene, это всего лишь отговорки. На самом деле, все жители этого местечка, как и в 16-м веке, пошли искать страну Эльдорадо.
- Так ведь уже наверняка известно, что такой страны нет. Латинскую Америки исследовали вдоль и поперек! – возразил Кузнечный
- Как нет? – засмеялся водитель. – Сейчас везде Эльдорадо! Только раньше у людей оно ассоциировалось исключительно с золотом, а теперь с возможностью жить в городе и ничего не делать!
- А разве нельзя в ДЕРЕВНЕ ничего не делать?
- В деревне ничего не делать скучно..
- А в городе весело?
- В городе весело.
- Значит люди совсем не хотят трудиться? А у нас в России есть поговорка – труд делает из обезьяны человека, а из человека – товарища.
- У нас тут никаких товарищей! Всех “товарищей” у нас перебили в гражданскую, в 39-м.  Ну, счастливо ребята, приехали. Вот деревня, а за ней заброшенный замок, но проехать к нему на машине не получится, здесь очень узкие улицы, надо идти пешком. 
- Счастливо, спасибо огромное! – попрощались с услужливыми испанцами странники.

Деревня, в которой оставили майсов, представляла из себя хаотичное нагромождение каменных домов с кривыми черепичными крышами. Да и сами дома успели от времени скривиться. Все они были увиты плющом, а узкие дорожки между ними заросли густой, местами труднопроходимой травой. Ребятам сразу живо представилась старая монахиня с коровьими копытами, которая, как им сейчас подумалось, и сейчас может часто навещать это местечко, а может быть даже с концами переселилась в него. Но, по трезвому размышлению, Чарли и Чухлинка решили, что копыта вместо ног еще не делают человека злодеем, и что женщина эта вполне может быть весьма милой собеседницей, если конечно она говорит по-английски.
Хотя майсам и показали направление к замку, они запутались среди каменных хибар и потому решили переночевать в одной из них, тем более, что эти домишки были вполне уютными, а содержимое их производило такое впечатление, будто жители покинули их всего несколько недель назад и собираются в них иногда возвращаться чтобы проводить выходные.
В одном из таких жилищ майсы нашли просторный чердак с круглым слуховым окном, который показался Чухлинке столь привлекательным местом для ночлега, что о замке она даже перестала мечтать. Они улеглись на коврики головой к окну. Было так тепло, что накрываться чем-либо или лезть в мешок здесь не было никакой нужды. И только они увидели свои первые сны, как были разбужены ударами толстой деревянной жерди.  Такое обращение вовсе не показалось майсам приветливым. В следующий момент нежданные гости схватили майсов за загривок и встряхнули их, как встряхивают простыни. Нет, это были не зиверсы, как было подумали в первые мгновения Чарли и Чухлинка. Когда их поставили на ноги и они пришли в себя, то вокруг была уже не тьма чердака и не высохшие травы современной Испании, а таинственные дубы, кроны которых шелестели от легкого прохладного ветерка. А стояли перед майсами  два носатых бородатых темноволосых человека в накидках из овечей шерсти.  Разговор их между собой, как и шум волн на Ладоге, постепенно, из непонятной абракадабры, становился для ребят яснее, и вот до них уже доходит смысл последней фразы одного из дикарей.
- Как думаешь, подойдут они нам?
- Вряд ли. Смотри, какие они худые, – ответил второй.
- А мне кажется, что подойдут. Помнишь, те которых мы поймали в прошлый раз, тоже были костлявые, и ничего, получилось..
- Постойте-постойте, судари мои,  - сказал Чарли, сам не понимая, как он может говорить на незнакомом ему языке, - что это вы собираетесь с нами сделать?
- Как это что? Мы собираемся вас зарезать, а потом гадать кинжалом на ваших судорогах. Мой друг в очередной раз влюбился и ему очень срочно нужно узнать, любит Она его или не любит!
- Ах! – вскрикнула Чухлинка, перестав от волнения владеть собой.
- Не бойтесь! Мы похороним вас вместе, если хотите – в обнимку! – сказали дикари и громко загоготали довольные своим остроумием. Чарли уже безошибочно определил, к какому племени и историческому периоду они относятся. Перед майсами стояли ни кто иные, как древние Иберы, ведь именно у них существовал такой обычай – гадать на судорогах только что зарезанных людей.  В голове Кузнечного лихорадочно стали роиться мысли, факты и комбинации, которые могли бы помочь ребятам выбраться из очередной передряги.
- Пойдёмте, мы покажем вам предыдущих! – предложили иберы.
- Пойдёмте, согласился Чарли, желая выиграть время необходимое ему для обдумывания плана действий.
Иберы показали ребятам яму, где, даже не присыпанные землёй, лежали два обглоданных волками человеческих скелета, обращённых лицом друг к другу.
- Вот видите, а вы боялись! Теперь снимайте с себя барахло, оно вам больше не пригодится.  Мы кинем вас в эту же яму! Будете обниматься вчетвером, ха-ха-ха-ха! – загоготали подобно вороньему карканью варвары. К удивлению Чухлинки, Чарли послушно снял майку.
- Видишь, что я тебе говорил!  - закричал второй ибер.  – Они слишком худощавые, совсем доходяги! Даже хуже предыдущих. Никакой мышечной массы! На чём ты собрался гадать, на костях?
- М-да, вынужден был согласиться первый. Он ощупал спину Чухлинки и сказал: - Девчонка, та вообще скелет.
- Вот, что я и пытался вдолбить в твою башку!
 - Но давай всё равно их убьем, - буднично предложил первый, - а то еще будут тут топтать наши пастбища.
- Согласен, давай убьем, - не менее спокойно и деловито сказал второй и уже занес над головой Чарли топорик, как вдруг, Кузнечный так же спокойно отстранил рукой висящее над ним в воздухе орудие и сказал без толики страха и неуверенности:
- У меня к вам предложение.
- Выкладывай быстро своё предложение – раздраженно и нетерпеливо брякнули варвары, как будто Чарли отвлёк их от просмотра сериала, а не от совершения убийства. 
- Мы могли бы одолжить у вас денег.
- Одолжить денег? – с робкой надеждой читавшейся в их голосе промолвили иберы.
- Да, -  спокойно подтвердил Чарли. Мы хотим одолжить у вас денег. МНОГО денег!
- МНОГО ДЕНЕГ! – завизжали от восторга троглодиты. Но спустя несколько мгновений насторожились, боясь спугнуть своё счастье,  и осторожно спросили, внимательно вглядываясь в каждое движение мышц на лице Кузнечного:
- И когда вы сможете вернуть нам деньги?
Тут юноша покачал головой и как бы извиняясь сказал:
- Боюсь, что мы хотим одолжить у вас столько денег, что вряд ли сможем возвратить  их скоро.. разве что ПОСЛЕ СМЕРТИ!
 - После смерти! После смерти! – закричали в исступлении вахнаки и пустились в такой пляс, который юные путешественники не видели отродясь. В их сочных артистичных движениях угадывались танцы самых разных народов мира – и кавказская лезгинка, и мексиканская кукарача,  и индейский танец дождя. Таким образом, майсы своими глазами увидели истоки многих современных культур, которые корнями уходят в те времена, где теперь оказались наши герои.
- После смерти! – голосили иберы и трясли руками как паралитики. Так плясали они полтора часа и не было никакой возможности их угомонить. Когда же они совсем выдохлись, то просто упали под дуб и сил им хватило только для того, чтобы отстегнуть от кожаных поясов свои мошны доверху набитые золотыми монетами и протянуть их майсам. После этого троглодиты дружно засопели, погрузившись в блаженный сон, а Чарли и Чухлинка поспешили скрыться куда подальше от кровожадных здоровяков.
- Как это всё понимать? – спросила Чухля Кузнечного, когда они были уже на безопасном расстоянии от вахлаков.
- А так, что это древние иберы, - объяснял Чарли, - и они очень верят в жизнь после смерти и очень хотят в этой жизни быть богатыми. А единственный известный им способ обрести богатство после смерти, это дать золото в долг другому человеку, с условием, что возвращено оно будет своему хозяину уже в мире мёртвых. Таким образом, должник в загробном мире погрузится в непроглядную нищету и будет обречён вечно работать на богатых людей. И, разумеется, никто из иберов не желает себе такой участи, и потому, не одалживает даже горчичного зёрнышка.. Теперь ты понимаешь, какая удача для них встреча с нами?
- Да.. неуверенно ответила девочка. – А ты не боишься, что после смерти мы станем рабами этих чучелок?
- Конечно нет. Мы же одолжили у них денег не ради самих денег, а ради того, чтобы сохранить свои жизни. 
- Тоже верно, - успокоилась Чухлинка.
Так майсы стали богатыми.

23. Майсы снова беднеют.
Не зная, куда идти, Чарли и Чухлинка просто шли и наслаждались шумом ночных дубов, неохватных и необозримых, такими большими они были. Когда-то давно дубы эти были вырублены ради пастбищ, и ландшафт средиземноморья поменялся навсегда. Поменялось и самоощущение человека в мире. Если раньше он чувствовал себя гномом рядом с этими древесными исполинами, то, избавившись от них, стал чувствовать себя хозяином земли и, уже очертя голову, бросился окончательно её порабощать ради своих постоянно растущих, неуёмных потребностей. У Чарли же при виде этих титанов возникла своя, ни на чём не основанная, кроме его собственного воображения, теория возникновения земли. Он решил, что деревья эти вечные, и летали в космосе еще до рождения нашей планеты. А образовалась она так – различный космический сор застревал в их корнях, так что не земной шар оброс дубами, а дубы обросли землей, со временем, благодаря неведомым физическим законам, принявшей форму шара.
Среди шума листвы майсы не сразу услышали приближающиеся голоса и звон бубенцов, а возможно даже, звон этот, слившись в одну симфонию с шелестом крон, просто стал в ней еще одним инструментом, показавшимся ребятам звуком, который тоже могут издавать старинные деревья.  А голоса людей были веселые, не в пример тем, что были у разбойников, которых Чарли и Чухлинка облапошили ранее. Жизнерадостные иберы с бубенцами на шапках неожиданно появились из-за дуба.  У них не было бород, лишь только легкий пушок на подбородке, из чего следовало, что были они молоды.  Во всём остальном, однако, кроме бубенцов, добродушных лиц и отсутствия кинжалов и топориков за пазухой, облик их мало отличался от внешнего вида первых двух вахлаков.
- Ого! Привет!  - радостно раскрывая объятия сказали незнакомцы. – Вы кто такие?
- Ребята сразу расположились к незваным гостям. Им захотелось им полностью довериться, должно быть потому, что они уже немного устали всех бояться.
- Привет, - вскричали они. – Мы Майсы!
- Ого, вы наверное c той стороны Пиренеев? А то здесь никаких майсов, сколько мы себя помним, отродясь не водилось! А вы ужасно милые!
- Да, из-за Пиренеев! Вы тоже милые! – не остались в долгу Чарли и Чухлинка и принялись обниматься с иберами.
Но какими бы очаровательными не были эти прохожие, их дикость не могла не оставить на них отпечатка. Если бы люди такого склада характера встретились бы вам в наши дни, они предложили бы вам тысячу идей, как вместе провести время. Но иберы, в целом, были народом грубым и развлечения у них были подстать их нравам. Поэтому они и предложили майсам сыграть в игру, очень страшную.  Чарли и Чухлинка уже приучили себя ничего не бояться и поэтому, выслушав правила, согласились сразу, даже не подав виду, что затея эта их слегка пугает.
Правила были такими: все участники делают надрезы на стопах и, по команде ведущего, выпрыгивают из своей кожи и залезают в кожу другого человека, а после этого все угадывают – кто в какой коже оказался. Побеждает тот, кто дольше всех остаётся неузнанным.
Разумеется, Чарли захотелось походить в шкуре древнего человека, и поэтому, когда он в неё влез, то долго в ней расхаживал и не хотел признаваться кто он, хотя его спутница, конечно, сразу вычислила своего товарища, но не стала выдавать. Чухлинка же, в свою очередь, напротив, не захотела залезать в немытого, нечёсанного, лохматого дикаря и поэтому, конечно, предпочла знакомого и милого её сердцу Кузнечного. Один из иберов же залез в неё, и, разумеется, сразу был узнан, так как сам он был огромный и толстый, отчего кожа девочки сильно растянулась.  Вдоволь нахохотавшись друг над другом, все вернулись в свою кожу. Чухлинка же, вновь оказавшись в себе самой, сразу почувствовала себя плохо, так как оболочка её была сильно повреждена и помята. Но у иберов на этот случай нашлись целебные снадобья и девочка, после того, как выпила животворный настой из кожаной фляги одного из варваров, совсем скоро пришла в себя
- С вами так весело!  - сказали они. – Вы такие смешные! Вы наверняка понравитесь нашему Королю. Мы как раз идём к нему. Пойдёмте с нами?
- Хм, - засомневался Чарли, - но ведь ему нужно будет вручить какие-то дары….
- Какие дары, о чём вы! Видите ли, у нас в Иберии есть два правителя. Один – для взрослых, очень взрослых и серьёзных дядечек, а другой для детей и дураков!
- Таких как мы! – захохотал второй Ибер.
- И он ничего-ничего не потребует? – опять засомневался Кузнечный.
- Ни-че-го! Кроме шуток и хорошего настроения! Мы как раз несем ему остроты от нашей общины.
По правде говоря, Чарли всё еще с предубеждением относился ко всякого рода знатным особам, хотя и имел уже перед собой пример вполне милых короля Лигдамиса и графа – Гульвена. Но приглашение майсы всё равно приняли, рассудив, что в путешествие они отправились не для того чтобы шарахаться от людей, а напротив, чтобы получше их узнать.
Первое впечатление, правда, было приятным. Дворец детского предводителя не был привычным тяжеловесным, холодным замком из камня, обнесенным крепостной стеной, а был бревенчатым домом с окнами-витражами на дереве, в кроне огромного Дуба. На ветвях же, по всей окружности, на которую древесный исполин раскинул свои оконечности, висели подвешенные к ним разноцветные фонарики. Стража, после недолгих расспросов, позволила пришедшим пройти во двор, после чего вся компания по приставной лестнице поднялись в зал приёмов. Здесь и выяснилась немаловажная тонкость: шутки и хорошее настроение здесь не просто приветствуются, но и настоятельно требуются, так как дети и дураки в этой земле таким образом приносят своему королю положенную им дань. Повзрослев же и став подданными взрослого правителя, они переходят к уже денежным выплатам. От майсов же, в силу того, что прибыли они “из-за пиренеев”, то есть издалека, потребовали особенно много острот, так как закон этой страны гласит: чем дальше проживает человек от королевского дворца, тем больше он должен платить.
- Может быть мы переселимся к вам во дворец? – попытался рассмешить короля Чарли. – Будем спать с вами в одной кровати.  Тогда и платить нам ничего не придётся.
Но король не засмеялся. Тогда Чарли стал копаться в своей голове в попытках вспомнить забавные фразочки. Наконец он выдал: “Лучшая рыба – это колбаса” и “Разбойное нападение на необитаемый остров”. 
- Вам кажется было велено шутить, - строго и властно сказал король, - а не рассказывать здесь скучные истории, да еще и до того длинные, что пока их слушаешь, можно хорошенько выспаться.
- Но разве можно остроумничать по заказу? – возмутилась Чухлинка. – Шутки обычно приходят на ум в разговоре, по случаю!
- Мы сейчас по случаю ваших несмешных шуток вас повесим! – закричал властитель.
- Ха-ха-ха-ха, - дружно и оглушительно захохотали все вокруг. И надо отдать должное чувству юмора майсов, они тоже робко и неуверенно хихикнули. Засмеяться же в полный голос мешала им неуверенность, ведь они не знали всех тонкостей здешнего придворного этикета. Вдруг сам объект насмешек здесь не имеет права даже на улыбку! Но общая атмосфера веселья излишне расслабила ребят и в следующей фразе Чухлинка позволила себе неслыханную дерзость:
- Кстати, - сказала она обращаясь к августейшей особе. -  Вы не представились.
- Вы еще и не знаете моего имени!  - взревел его величество. – Тут одним повешеньем дело не обойдется! Приговариваю вас к следующей казни, - произнёс он уже спокойно. – Записывайте! – скомандовал он бригаде своих писарей. Они раболепно схватились за перья и приняли позу, демонстрирующую полную готовность вносить справедливые и мудрые решения своего властелина в документ.
- Побить!
- Побить, - повторили писцы.
- Повесить! –
- Повесить, - послушно записали они.
- И отобрать велосипед.
- И отобрать велосипед.
- Его Величество Чурбан Второй.
- Чурбан Второй, - повторили писцы. – Записали!
- Давайте сюда вердикт, - повелел диктатор и, не дожидаясь, когда ему подадут свиток, сам резким движением выхватил документ из рук крючкотворцев. – Значит так, что сначала? Сначала отобрать велосипед, ведь если отобрать велосипед у убитого, ему будет не так обидно, верно?
- Верно! - дружно сказали придворные и расхохотались. На этот раз и майсы отдали должное остроумию Чурбана и вволю посмеялись.
- Ну а уже потом побить и повесить. – буднично сказал король. – Ну а сперва послушайте, как надо шутить, - сказал он ребятам и скомандовал пришедшим данникам приступить в исполнению своих повинностей, то есть выплате податей потешками, хохмами и смешными проказами.
Кто-то из пришедших выбежал на середину зала, плюхнулся на паркет и, растопырив ноги, вскрикнул: “Дубли-бубли-гугли-мубли-мибли-мабли-хлоп!”, и хлопнув в ладоши угодливо тряхнул бубенцами обозначая поклон.
- Ха-ха-ха-ха, - засмеялись все присутствующие, но на этот раз, за исключением майсов.
- Не смеялись, когда смеялся Король! – скомандовал Чурбан нотистам. – Запишите четвёртую казнь – запретить появляться у меня при дворе!
- Тут уж от гоготания затряслись стены и под дружное гиканье и улюлюканье майсов вывели из дворца.
- Где ваш велосипед, спросили стражники, когда привели майсов к месту экзекуции.
- У нас никогда не было велосипедов! – взмолились майсы, думая, что это нарушение порядка казни установленного самим королём может спасти их от смерти.
Но стражники лишь спокойно сказали:
- Тем проще. Тогда вас нужно просто побить и повесить.
- Постойте, - сказал Чарли, - быть может два этих мешочка с монетами заставят вас думать, что вы УЖЕ побили нас и повесили?
- Стражники посмотрели на мошны, затем переглянулись и ответили твердо:
- Заставят.
Так майсы опять стали бедными, чему были несказанно рады, ведь теперь им не придётся ночевать в гостиницах и ездить всюду на такси. Ведь обладай они такой суммой, какая была у них минутой ранее, как бы они смотрели в глаза водителям, решившим их подбросить, понимая, что они богаче любого из них.
- А Чурбан Второй просто не любит конкурентов, - предположила Чухлинка, когда ребята уже гуляли на свободе среди шумливых дубов. – Сам он шутит гораздо лучше, чем все его придворные и налогоплательщики вместе взятые. А вот наши шутки ему понравились, это его и задело!
Под утро, майсы, найдя укромный уголок в Вечном лесу, поставили палатку и погрузились в сон во сне. Как вы уже догадались, все произошедшее ранее, конечно, было совместным ночным мечтанием. Но то, что приснилось Чарли теперь, касалось уже только его одного, и с утра, вспоминая все события ночи, Чухлинка не вспомнит того, о чем рассказал ей Кузнечный в конце. А приснилось ему, что он оказался во временах гражданской войны в Испании в 30-х годах 20-го века. Он не воевал ни за одну из сторон, а был просто мирным жителем,  через чью деревню прошла эта мясорубка со всеми своими ужасами. Когда же ему угрожала смертельная опасность, один из республиканцев воевавших против армии Франко укрыл Чарли в одной из землянок, оставленных бежавшими крестьянами. Вместе они пережидали там обстрел. Но вот коммунист от всего ужаса и жестокостей увиденных и пережитых на полях сражений сходит с ума и убивает Чарли, сотни раз вонзая в его уже под конец рыхлое тело свой нож. Вся эта боль в воспалённом сознании юноши предстает в виде красного дерева, которое растет, и на нём появляются всё новые и новые ветви и веточки и листочки, и каждая новая красная веточка или листочек – это новый тычок ножом, новый крик и новая боль, но при этом и новая, уже не его собственная, а принадлежащая миру жизнь. Когда же произошел переход от жизни к смерти, произошла метаморфоза и с красным деревом. Оно приняло вид проигрывателя грампластинок, стоящего посреди затемнённого помещения, и играющего классическую музыку неизвестного авторства. По периметру же комнаты на табуретках сидели старики и слушали симфонию, сопровождаемую с треском, как обычно бывает со старыми, запылёнными винилами. И никто из них не смел ни единым жестом или даже дыханием нарушить эту ворожбу звуков.
Проснувшись, Чарли рассуждал в таком ключе: “Должно быть, эта пластинка с музыкой – это и есть душа. Или может быть так, что музыка – это носитель души. Вот почему наша внутренняя суть так изменчива и непостоянна, ведь непостоянно её основание. Допустим, привязалась к вам какая-то мелодия. Она и стала на какое-то время постаментом, сосудом вашего существа. Потому-то человек всё время и напевает про себя что-то, хоть не всегда это и осознает, ведь стоит ему перестать воспроизводить мелодии, как тут же душа его рассыплется или прольется, утратив форму, которая до сей поры удерживала её в заданных границах. 
А еще он думал о другом. Если, как всё время говорит его мама, сон - это всего лишь небывалая комбинация былых впечатлений, то почему порой снятся такие длинные связанные сюжетно абсолютно гармоничные композиционно совершенные сны, изобилующие поэтическими образами? Если это всего лишь конструктор, сплетенный из кусочков воспоминаний и впечатлений, то кем он сплетен? Cознанием спящего или кем-то еще?  И, если это только лишь фантазии самого уснувшего человека, то почему хотя бы в одном месте стыка этих лоскутков видений и грёз о прошлом не закрадется брешь или фальшь, что наверняка случилось бы, попытайся он соткать это полотно наяву?

24. Счастливые острова.
 Когда наутро майсы спускались с гор, а шли они в стороне от дороги, чтобы не встретиться со вчерашними, чрезмерно гостеприимными испанцами, которые их перекормили, путь им преградила небольшая горная речушка, воды в которой было майсам не выше колена. Чухлинка пошла первой, но, не дойдя до противоположного берега, замешкалась, засмотревшись на летавших вокруг и садящихся на неё бабочек. Чарли же действовал деловито и ни разу не остановился во время перехода. Ребятам, конечно, следовало бы идти вместе, держа друг друга за руку, но так уж получилось, что в то утро каждый был немного в своих мыслях. А если говорить совсем на чистоту, то надо сказать, что Чарли далеко не всегда отличался внимательностью к своей спутнице. Он, конечно, не был эгоистом в обычном понимании этого слова, ведь думал он больше всего об окружающем мире и лишь только потом о себе, а уже после всего этого о Чухлинке. Выше же по течению этой казавшейся ручейком речушки стояла огромная плотина, до сей поры сдерживавшая напор воды в искусственном водохранилище. И вот, как раз в тот момент, когда майсы переходили через горную бурлянку, плотину открыли, и Чухлинка оказалась в плотных объятиях обрушившегося на неё потока воды.
Надо напомнить, что у Кузнечного был план максимум – совершить кругосветное путешествие, если придётся, даже вплавь, и, помятуя об этом своем тайном намерении, он таскал за собой большие плотные полиэтиленовые пакеты.  И когда юноша понял, что Чухлинку нужно спасать, что через несколько мгновений всё усиливающийся водный напор подхватит её и понесёт неизвестно куда, он быстрым движением, как будто тренировал его часами, вытащил из бокового кармана этот пластиковый мешок, бросил в него свой рюкзак, надул его, а потом туго завязал. Таким образом, он не просто предохранил от влаги свой вещмешок, в котором, к слову, всё путешествие лежало всё самое важное, так как на рассеянную Чухлю в этих вопросах нельзя было положиться, но и изготовил спасательную подушку, на которую и вскарабкались майсы, когда Чарли, преодолевая сбивающую с ног и норовящую унести его вниз по течению лавину воды, добрался наконец до своей товарки. Спуск с горы таким образом стал для ребят еще одним бесплатным аттракционом, а вся история с переходом через ручей – уроком. Для Чухлинки это было назидание, чтобы впредь она была внимательнее и не бросала дело на пол пути, а для Чарли, чтобы в будущем он более заботливо и рачительно относился к товарищами. 
Дальнейшие дороги Испании были сколь знойными столь и однообразными. Жара была такой, что никакого желания сходить с трассы и отправляться бродить по городам у ребят не возникало, поэтому пейзажи хайвеев стали единственным достоянием памяти майсов на оставшемся отрезке пути по этой засушливой средиземноморской стране. И вот, последний автомобиль, который подвозил Чарли и Чухлинку, подъезжает к границе с Португалией. И им говорят, что нет такой земли – Португалия. Есть страна, стоящая на деревянных понтонах, колышушихся на воде. И никакие дороги не ведут вглубь её территории. Всем тем, кто ехал на машинах, грузовиках или поездах предложено было, если, конечно, они хотят продолжить путешествие, встать на длинные скейтборды и уже на них двигаться дальше. Чарли и Чухлинка, имея соответствующий навык, конечно, были одними из немногих, кто согласился на это предложение. Подумать только, целая страна стоит на понтоне! Он плотно сбит и гладко отшлифован, так что путешествие обещало быть быстрым, приятным и захватывающим.
Майсы встали на лонгборды и оттолкнулись от гладкой дощатой поверхности. Колесики с превосходно смазанными подшипниками понесли их к новому краю земли и движение это было плавным и лёгким.
Оказалось, что в Португалии нет не только дорог, но и городов и деревень. Лишь на горизонте виднелись большие белые каменные храмы с такими же каменными куполами, непривычными для русского человека, ведь в России купола церквей обычно бывают металлическими и позолоченными. Но все попытки приблизиться к ним были тщетны. Как ни старались майсы отталкиваться сильнее от паркета, направляя свою доску с колёсиками к чудесному видению, белые храмы так и оставались на горизонте и не приближались ни на сантиметр. Так скользили Чарли и Чухлинка оставшуюся часть дня. Путешествие не было утомительным, потому что с момента пересечения границы с Португалией на небе начали сгущаться тучи, к тому же, находились майсы уже во власти морского климата, а не раскалённой суши. Лишь в самом конце дня на горизонте пелена тёмных облаков приподнялась и обнажила закатное солнце, которое осветило белые стены единственного увиденного майсами города Потругалии – Лиссабона, города, откуда в начале колониальной эпохи уходили сотни кораблей, на борту которых находились бесстрашные путешественники. Но, кроме них там были еще и приговоренные к каторге разбойники и просто отловленная на улицах и насильно посаженная на вёсла голытьба. Большинство из них ждала скорая гибель от плохого питания и тяжелой работы. А корабли эти плыли открывать новые моря, земли и народы. Открывать и порабощать их. В этом городе на берегу океана стоят белые, украшенные барельефами и атлантами ампирные здания смело обращенные фасадами к той стороне света, где находится неизвестная земля, terra incognita, и куда отправлялись и откуда возвращались авантюрные и жестокие, но храбрые первопроходцы – покорители новых территорий. Дома эти, впрочем, давно обветшали, так как со времени господства Португалии на морях минуло уже 400 лет. Сейчас в этом городе нищие спят под мостами в коробках, коты живут на каждом чердаке, а по наклонным улицам, как по ступенькам, спускается жёлтый одноглазый трамвай.
Но и Лиссабон не дал майсам к себе приблизиться и всего этого и многого другого они не увидели и не узнали. Он так и остался в дали, хотя Чарли и Чухлинка изо всех сил пытались развить ту скорость, которая позволила бы “обмануть” причудливым образом устроенное пространство. Но вот, вдали показались синие воды океана. Они не убегали от ребят, но, напротив, приближались с неумолимой быстротой. Вот они уже и на краю понтона, возле теплого южного океана, открывшего путешественникам  свои необозримые просторы и бесконечную гамму оттенков между светло-голубым на горизонте и темно-зелёным в самой близи. И как будто специально ждала майсов в этом месте деревянная лодка с вздёрнутыми носом и кормой, похожая на венецианскую гондолу. Рядом с ней спокойно и размеренно прохаживался паромщик, обладатель длинной седой бороды. Океан был в тот день спокойным, и лишь лёгкая водная рябь стучала о ржавые металлические бочки с воздухом, на которых и покоился гигантский деревянный помост. Голос перевозчика, будто повисший и звеневший в воздухе, в окружающем пространстве тишины, сказал:
- Вы уже достаточно видели для одного путешествия, поэтому Лиссабон не пустил вас к себе. Но раз уж вы добрались до нового для себя края земли, я могу, если вы конечно хотите, доставить вас на острова, которые лежат дальше, в океане. 
- Да? А что это за острова? – смущенно спросила девочка.
- Острова всем известные, - спокойно ответил лодочник. – Счастливые Острова.
- Да, мы правда, кое-что о них слышали. Их греки выдумали, да? А почему их так называют?
- Я думаю, - ответил проводник, - что вы достаточно умные ребята, чтобы понять это самостоятельно на месте, а заодно и то, выдуманные они или нет..
- Хорошо, а сколько будет стоить сплавать туда и обратно? – спросил предусмотрительный Чарли.
- Это будет стоить вам очень дорого.
- М-м, - смутились майсы.
- Когда вы поймёте, почему люди на этих островах счастливые – вы должны будете попытаться жить также как они.
- А, ну если только попытаться, то это ничего. Это не так уж сложно, - уже совсем раскрепощенно, в шутливой манере ответил Кузнечный. Проводник вызывал в нём всё больше доверия. – Валяйте, везите нас на эти самые острова!
Уже в следующую минуту паромщик размашистыми движениями отталкивался вёслами от водной глади, а солнце, ужа закатывавшееся за горизонт снова стало из-за него выползать. Возможно, это происходило оттого, что лодка развила невероятную скорость и догнала небесное светило в его движении к западу, но, может быть и так, что сидевшие в лодке уже достигли тех мест, где царит вечный свет.
Когда челнок пристал к берегу и перевозчик выбросил вещи майсов на мягкий шелковистый песок, он сказал лишь: “Когда эти острова вам наскучат, они сами доставят вас домой.  Вам не нужно больше ни о чём беспокоиться.”, после чего оттолкнулся от морского дна веслом и стал энергично грести в сторону континента.
Конечно же, острова вблизи Португалии представлялись майсам такими, какими все люди представляют себе тропические острова и атоллы. Воображение их рисовало песок, пальмы, изумрудного цвета воду. Но всё здесь было иначе. Острова эти, действительно, были полностью покрыты лесом, но совсем не тропическим, а точно таким, какой Чарли привык видеть в центральной России. Тут были и широколиственные липы и дубы и ясени, а на пригорках, конечно, росли сосны и ели. Но были и отличия. Совершенно свободно, не страшась людей разгуливали по этим лесам олени, лоси, львы, зебры и другие самые разнообразные дикие звери, каких не встретишь в подмосковье. Животные никого не боялись, но и не покушались ни на человеческие жизни, ни на жизни друг друга. Прямо в лесной чаще здесь росли дикие яблони, плоды которых были сладки и сочны, а на земле, без всяких грядок и удобрений, росли небывалого размера оранжевые тыквы и изумрудные арбузы. Люди же на этих островах жили без каких-либо правителей. Как ни старались майсы, они не смогли среди всех шалашей отыскать тот, который производил бы впечатление самого главного, был бы больше и фешенебельнее других.
Чарли и Чухлинка не понимали языка этих людей, которые, так как острова назывались Счастливыми, можно назвать счастливцами. Счастливцы в свою очередь тоже не говорили ни по-английски, ни по-русски. Островитяне не боялись ребят, но и не проявляли к ним особенного интереса и не демонстрировали навязчивого гостеприимства, то есть относились к майсам подобно тому, как житель популярного места для отдыха не зарабатывающий на туристах, относится к чужестранцам.  Счастливцы позволяли Чарли и Чухлинке рассматривать их жилища не только вблизи, но и заходить внутрь. Когда Чарли знаком показал одному островитянину, что хотел бы осмотреть интерьер, тот развёл руками так, будто был удивлен тому факту, что его об этом спрашивают.
Та же история повторилась и с двумя другими лачугами и майсы совсем перестали интересоваться у хозяев о том, можно ли им войти, и осматривали обиталища совершенно свободно. Ребята поняли, что счастливцы всё, что растёт на земле, водится в океане, и даже то, что сделано человеческими руками, считают общим, и что каждый житель островов может пользоваться любой вещью или территорией так, как ему вздумается.
Майсы не нашли в домах счастливцев никаких орудий труда или охоты и ни разу не видели, чтобы те ели рыбу или мясо. Островитяне употребляли в пищу только плоды земли, которые в изобилии произрастали вокруг их жилищ. Им даже не нужно было далеко идти, чтобы раздобыть тыкву или кабачок. Всё это вырастало за ночь вокруг их шалашей.
Они не делали никаких особенных дел, и вели себя как скучающие торговцы на рынке в палящий полдень, когда ни один покупатель не отваживается совершить прогулку по базарной площади. Присев на корточки, они общались друг с другом на непонятном для пришлых языке и только время от времени кто-то один вдруг принимался петь и танцевать и все, кто находился поблизости, начинали ему вторить и присоединялись к пляске, правда, каждый на свой манер. Когда же кто-то уставал, он останавливался и аплодировал остальным, и вскоре, все вливались в общий шум оваций, как бы благодаря друг друга и, в первую очередь, того, кто подал такую прекрасную идею.
Видели они и ритуал наказания провинившихся. Если счастливец сделал что-то плохое по отношению к другому человеку, то поступают здесь так: провинившегося ставят в середине круга и все его односельчане, те кто знают его с детства, вспоминают всё то хорошее, что связано с ним в их памяти.  Тем самым, его просто возвращают на тот истинный путь, с которого он сошел, блуждая по лесу своих судеб в тёмный период своей жизни. Островитяне говорят, что как ясный солнечный день сменяет непогода, небо заволакивает тучами, а на землю спускается туман, так и периоды счастья неминуемо сменяются периодами печали и помрачнения, когда человеку легко сойти с нужной дороги. Задача же окружающих вернуть заблудшего на стезю добродетели. Такими коллективными воспоминаниями аборигены доводят нарушителя неписаных законов до эмоционального исступления. Выслушав всех и вспомнив себя былого, ведь все люди рождаются с душами чистыми, как у ангелов, он рыдает, рвёт на себе волосы и падает перед обществом на колени, моля его простить.  И, хотя майсы не понимали языка счастливцев, смысл происходящего был им предельно ясен по выразительным лицам участников действа.
Увидев все эти обычаи майсы заспорили между собой: здешние жители такие, потому что земля даёт им всё необходимое, или же всё наоборот - земля благосклонна к ним за их кроткий нрав и любовь друг к другу. Однако, ни та ни другая точка зрения так и не смогла перевесить, поэтому вопрос этот остался неотвеченным.
Чарли и Чухлинка не знали, сколько они бродили по здешним лесам и со сколькими львами они обнялись, потому что ни дня, ни ночи, ни вообще времени здесь не было. Единственное, что доставляло неудобство здесь, это качка, как на корабле или в современной машине. Конечно, все знают, что острова вовсе не плавают в воде, но являются лишь возвышенностями на дне морском.  Но Счастливые острова совершенно особенные. Они не имеют корней, не уходят вглубь океана, а качаются на волнах. Поэтому, когда океан неспокоен, непривыкших к этому людей здесь укачивает, как на борту любого морского судна. Но и эту деталь майсы вскоре перестали замечать. Морская болезнь вскоре прошла сама собой и ребята даже успели забыть о ней.
Есть на Счастливых островах и высокие горы, круто вздымающиеся вверх вершины которых почти полностью лишены растительности и покрыты лишь стелящимися, налипшими на скальные поверхности и, похожими скорее на плесень, мхами. И когда всё у подножий этих каменных левиафанов было исследовано майсами, они, по уступам и гребням, на которых тысячами гнездились крачки, бургомистры, кулики и даже лебеди, вскарабкались на заоблачные вершины этих земных громадин.  На одной из них было озеро, очевидно, образовавшееся в трещине, уходящей в глубь горы, возможно, до самого её основания, или даже до центра земли. Оно было холодным и прозрачным и, конечно, майсы не могли не попробовать в нём искупаться. Первой во впадину осторожно скользнула Чухлинка, а Чарли всё не мог сообразить, с какого камня ему будет удобнее залезать в ледяную воду. То же, что случилось потом, происходило одновременно и быстро и медленно. Чарли так и остался стоять на берегу в нерешительности, а барахтающуюся в озере Чухлинку подхватили дельфины и, когда она уцепилась руками за спинной плавник самого крупного, выпрыгнули вместе с девочкой из воды, что они больше всего на свете и любят делать. И в этот момент остров взлетел. Взлетел для того, чтобы доставить Чарли Кузнечного и Чухлинку домой. И если Чарли летел только на острове, то Чухлинка летела как бы дважды – на острове и на дельфинах над гладью озера, и, так как времени на Счастливых островах не было, то полёт над водой не был секундным, а был продолжительным, как в замедленном кино. Она успела всё прочувствовать, увидеть как плюхается каждая капелька воды поднятая в воздух взмахами дельфиньих хвостов, вспомнить все счастливые моменты этого путешествия.
Полёт острова был мягким и не доставил никаких неудобств майсам. Не чувствовали они ни пронизывающего ветра, ни воздушных ям. Ветер, однако, не тронув ребят, уничтожил то, что должно было быть уничтожено. Он разметал нарисованные на альбомных листах таблички с названиями городов, которые путешественники демонстрировали водителям на автострадах и бензоколонках. Ветер уничтожил единственные вещественные доказательства этого путешествия, так же, как ранее была уничтожена возможность запечатлеть увиденное в пути на фотоплёнке. У Чарли и Чухлинки остались только воспоминания, яркие глубокие образы, которые проросли корнями в глубь их сознания. Остались также и короткие заметки в тетрадях, которые они делали во всех своих поездках и на основании которых и составлено это повествование.
Эти воспоминания, за неимением других носителей зрительной информации, майсы должны были пронести через всю свою жизнь. И ничто уже не могло исказить эти светлые образы пережитого, которые со временем стали приходить юным странникам Золотыми Снами.





Продолжение следует.
           Куркиёки – Сортавала. 2018 – 23 июня 2020.