Рейс

Трап, швартовы втянули на борт,
и уплыл за корму омский порт.

Дребезжит наш старпёрский буксир.
На механике древний мундир -

где лоснится, где латка лежит.
И рука у судмеха дрожит.

Словно конь на вожжах наливник,
он к буксиру притянут впритык,

принайтован на совесть, на страх!
Аж мозоли у нас на руках.

Поскрипит ещё старый буксир.
Мы идём в заполярный мир.

Мы плывём до Полярной звезды,
будем с Карским почти что на «ты».

По заснувшему руслу реки
только бакенов огоньки,

да по берегу свет деревень,
да темнеет какая-то хрень…

Мерно дизель в моторном стучит.
Постучит, постучит, заворчит.

Заворчит – я с маслёнкою здесь.
Надо? Надо! Залью, не бог весть…

Слышен встречный гудок – теплоход!
Не зевнуть бы крутой поворот.

Так и есть: танкер - носом на мель.
Слезть с неё – та ещё канитель.

Неудачно попалась коса,
хрен увидишь, хоть вырви глаза.

Будем дёргаться взад и вперёд,
да с надеждой смотреть через борт.

Наш бензин ждёт в Губе Салехард,
ждёт в дощатом своём хоте хант,

ждут геологи - сплошь смельчаки,
ждут нефтяники-вахтовики,

и с трубой, как с разинутым ртом,
ждёт нас даже великий «Газпром».

Называется зимний завоз -
не пройдёт в Салехард тепловоз.

Долетит до него самолёт,
золотым только будет полёт.

Но туда доползёт наш толкач.
Север верит в нас, Север, не плачь.

Мы спасём замороженный мир,
вот и тужится старый буксир.

Поднимусь, у борта закурю,
посмотрю на восход, на зарю.

Гол сокол, ни кола, ни двора,
В жизни где-то причалить пора.

Но прикину я: мне ли тужить?
Реки живы, и я буду жить.

Вновь навстречу прошёл теплоход.
Так и жизнь, торопясь, проплывёт.

Будет срок -  отойду в небеса,
Загляну я Полярной в глаза.

Но хотелось бы, чтобы душа
по реке к ней плыла не спеша.

Мне кивают на водах легки
только бакенов поплавки…