Амплуа

Она монументально встала на автобусной остановке и с неприязнью посмотрела вдаль. Потом с неприязнью посмотрела на меня и произнесла свою первую реплику:

- Отобус. Университа. Эйх? (как?)

Седоватая, пожилая.

Я сказала:

- Я говорю по-русски.

Она посмотрела на меня с усилившейся неприязнью. Перешла на русский:

- Ну так вы поняли, что я спросила.

Прослушав объяснение, какой автобус идёт до университета, задумалась. Потом недовольно уточнила:

- А вы где живёте?

- В поселении, - ответила я.

Она нахмурилась.

- В каком это поселении? Это где живут эти… поселенцы?

Спорить было сложно.

- Дочь у меня вообще живёт в Тель-Авиве, - с отвращением призналась моя собеседница. Судя по тону, данный факт был позором её семьи.

Я промолчала. Передо мной был мастер явно высокого класса.

- Тель-Авив, конечно, большой город, - продолжила моя собеседница, - но разве там можно жить?

Я не живу в Тель-Авиве, поэтому не являюсь подходящей аудиторией для опроса. Первая скрипка обошлась без моей поддержки.

- Если бы моя дочь хотя бы жила как человек, - неприязненно сказала скрипка. – А то ведь…

Тут, по законам жанра, нужно было спросить «а то ведь что?». Я не спросила. Меня штормило восторгом от персонажа.

Женщина на остановке вздохнула и добавила:

- Впрочем, не жила бы в Тель-Авиве, жила бы тоже где-нибудь… в поселении. А кто там в принципе живёт? Беднота…

Галерка захлопала.

- Вы сколько платите за жильё? – требовательно спросила женщина. Её глаза заранее показывали несогласие с тем, сколько я плачу. Выбор у меня был невелик – либо мне бы сказали, что я плачу слишком мало, как и все дармоеды из поселений, либо – что слишком много, как все фраера оттуда же. Я решила не выбирать. Хотелось послушать авторскую интерпретацию.

- Наверняка копейки, - недовольно сказала женщина, помолчала и добавила: - Впрочем, сарай в деревне большего и не стоит.

Если бы у меня под рукой была роза, я бы бросила её на сцену.

Женщина огляделась вокруг с неприязнью.

- Тель-Авив – это помойка, - последовала ещё одна фраза. – А Иерусалим - тюрьма, - последовала другая.

Автобус всё не шёл.

- Тридцатый точно идёт до университета? – недовольно уточнила моя собеседница. Мне стало ясно, что от нас троих – от меня, от тридцатого и от университета - ничего хорошего не ждут.

- Точно.

Дама поджала губы.

- А почему его до сих пор нет? Что же это такое, уже сколько времени здесь стоим.

Мои надбровные дуги выразили сочувствие.

- Надо иметь машину, - наставительно сказала дама, разогреваясь. – Тогда и не придётся на холодной остановке стоять. У вас есть машина?

Вспыхнул свет. Мяч со свистом летел к моим воротам. Я подставила штангу:

- Есть.

- Одна машина, - моя собеседница сделала логический вывод и обвела меня по краю. – А надо две. Вторая – маленькая. У женщины должна быть маленькая машина, чтобы ездить по делам. А не ждать автобус.

Гол.

- У моей дочери нет машины, - добавила оппонентка.

Я подумала, что мы с её дочерью нашли бы общий язык.

Дама вздохнула.

- Сколько у вас в месяц уходит на машину?

Это уже был явный офсайд.

- Машина – очень дорогое удовольствие, - неприязненно сообщили мне. - А у моей дочери трое детей.

Мне захотелось попробовать взять подачу.

- Дети – это прекрасно, - мой голос был нейтральным.

- Не сказала бы, - отрезала дама, и я поняла, что проиграла по очкам.

- Ну что это такое, - клиент продолжил возмущаться, - где этот ваш тридцатый автобус? И, кстати (я сидела вполоборота, но физически ощутила, как меня ткнули взглядом в спину), по какому маршруту он идёт?

Мне стало неудобно за нас с тридцатым автобусом. Мы с ним, в принципе, славные парни, если относиться к нам без предубеждения.

- Он через два светофора сворачивает налево, какое-то время кружит, а после этого выезжает на…

- О Господи, - сморщилась моя собеседница, - он ещё и кружит.

- Всё, мужик, - мысленно сказала я тридцатому автобусу. - Не могу больше наслаждаться этим одна. Бросай всё и дуй сюда.

Тридцатый автобус тут же честно подошёл.

- Вот он, - кивком не одобрила его женщина и потребовала: - Пойдите узнайте, где именно он сворачивает.

У меня хорошее патриархальное воспитание. Поэтому я пошла и узнала. Потом вернулась и доложила.

- Это плохо, - было мне ответом. – Это значит, что он кружит минимум полчаса.

С этими словами женщина поднялась в автобус. Я зашла за ней. В двух шагах от меня разыгрывалась сцена «новая репатриантка пытается объяснить водителю, что цены на проезд для пенсионеров неоправданно высоки». Отыграв свой выход, новая репатриантка оплатила проезд и направилась в салон. Мне водитель был откровенно рад.

- Ты видала? – кивнул он в спину пассажирке. – Я её в разных автобусах уже несколько раз возил.

Я не изумилась «и запомнил?». Такое не забывается.

- Чему она тебя учила? – поинтересовалась я у водителя.

- Меня – водить автобус, - признался он. – А тебя?

- Жить, - я вздохнула. – Потрясающая дама.

- Бриллиант чистой воды, - согласился водитель.

Идя по проходу, я услышала, как бриллиант чистой воды интересовался у своего читающего газету соседа, почему в русских газетах пишут такие глупости. Пискнуло радио, обещая выпуск новостей.

- Вот, - сосед моего бриллианта кивнул в сторону динамика, - вы говорите «глупости в газетах». Но есть же радио!

- Я не слушаю радио, - оскорблёно сказал бриллиант.

- А зря, - наставительно сообщил сосед. – Если недавно приехал в страну, надо как-то входить в ритм её жизни. А то из тебя получается дармоед. Вот у вас, например, какая пенсия?

Я затаила дыхание и застыла в проходе.

- У меня не пенсия, у меня позор для этого государства, - отрезало моё сокровище. – А вы наверняка давно приехали и успели себе самое лучшее отхватить.

Зал аплодировал стоя.

https://neivid.livejournal.com/282148.html