Ode To Liberty VII, Percy Bysshe Shelley

VII.
И вот он Рим из глубины твоей души,
Волченок вскормленный Кадмийскою вакханкой,
Лишь напитавшим превосходство от ее груди,
Но так еще и не отвыкшим от той пищи сладкой;
И все деяния беспримерной, жесткой прямоты,
Освещены твоей любовью нежной и бредовой;
В твоей улыбке рядом коротали свои дни;
Святой Камил остался жить а вот Атилий умер строгий.
И лишь когда слезами чистыми ты запятнал мундир
И златом осквернил свою былую славу,
Ты легким ветром все оставил и простил -
Совет тиранов им прислушаться к тирану;
И Палатин вздыхал от отголосков Ионийских песен;
Ты медлил слышать их и сокрушаясь был не весел.



VII.
Then Rome was, and from thy deep bosom fairest,
Like a wolf-cub from a Cadmaean Maenad,
She drew the milk of greatness, though thy dearest
From that Elysian food was yet unweaned;
And many a deed of terrible uprightness
By thy sweet love was sanctified;
And in thy smile, and by thy side,
Saintly Camillus lived, and firm Atilius died.
But when tears stained thy robe of vestal-whiteness,
And gold profaned thy Capitolian throne,
Thou didst desert, with spirit-winged lightness,
The senate of the tyrants: they sunk prone
Slaves of one tyrant: Palatinus sighed
Faint echoes of Ionian song; that tone
Thou didst delay to hear, lamenting to disown