Чёрный монах

 
  Исповедь сумасшедшего.

Её и имя так прекрасно!   
Ко мне являлась она в снах.
Искал её, и всё напрасно
В больших и малых городах.

В пыли дорог её следы
Узнал бы, и без промедленья.
Нераз бывая на краю беды, -
Хранило божье проведенье.

В своём стремлении слепом,
Был одержимым как безумец.
Так проходили день за днём,
На тропах и средь шумных улиц.

И вот, однажды, на постой,
Вошёл я в ветхое жилище.
Встретил меня старик седой,
Он беден был, и я уж нищий.

Рукой дрожащей руку взял
Его я, для рукопожатья.
Он, вдруг: «Давно тебя я ждал…
Мечта твоя – твоё проклятье.

Даётся каждому свой крест:
Ты, свой несёшь, я - свой несу.
Среди людей, ты словно перст,
И бродишь как слепой в лесу.

Но ты упрям, и тем – силён.
Этим, достоин уваженья.
Беда твоя, не чтишь закон, -
Забыл о самосохранении.

Всё ж укажу тебе твой путь,
Путь горький к твоему прозренью.
Так как Судьбу не обмануть,
Как не хотел бы, к сожаленью.

Из речи его, его слов,
Не всё в свой адрес принимая,
Понял одно – путь указать готов,
И верный путь, дух поднимая.

А путь лежал мой на восток
Откуда солнце к нам нисходит.
Как догадаться сам не мог? –
Светом рождённый - в свете бродит.

В тот миг, я словно бы прозрел,
И не дослушав речи старца,
Я поспешил в иной предел –
Я поспешил в иное царство.

Казалось, вот ещё, чуть-чуть –
Не за горами наша встреча.
Но, горы преградили путь, 
Груз больший лёг на мои плечи:

Не стало средств к существованью,
Стал диким голодом гоним.
На мне лохмотья одеянья,
Лишь дух ещё был несломим.

Но, что есть дух в бессильной плоти?
Как не молил в то время небо,
На скользком Жизни повороте
Желать осталось только хлеба.

Жизнь наша, вечный компромисс.
Вела к Мечте меня Гордыня.
И вот: с небес я сброшен вниз, -
Где пребываю и доныне.

Гордыни пал венец. Но, нет,
Во мне ещё жила Любовь,
Та, что дарили, мать, отец.
Та, что во мне как плоть и кровь.

Она меня спасала вмиг,
Когда казалось - жизни край.
Край унижения постиг.
Жизнь в прошлом, виделась, как рай.

Когда порой в лицо плевали,
За то что мой язык иной.
Со злобной миной подавали,
Не хлеб – булыжник мостовой.

Как ни был горек путь, тернист,
Мечту мою он не сломил.
Судьбой гонимый словно лист,
И день и ночь о ней молил.

То, вспоминаю с содроганьем.
Но и встречал иных людей:
Мне в подаянии, с пониманьем,
В душевной доброте своей.

Иной язык, иные нравы, –
Жизни уклад был там иной.
Лишь под ногами, те же травы,
Народа схожесть суетой.

Я изучил чужой язык
Чтоб легче было мне в общении.
И в суть традиций их проник, -
Всё в том, своём слепом стремлении.

Шло время, и однажды я,
Уже в отчаянии надежды,
Слёз что душили не тая,
С Мечты снял ветхие одежды.

Передо мной был не старик –
Овец пастух, простой мальчишка.
Моим рассказом он проник,
И даже, показалось, слишком.

Мой, молча выслушав рассказ,
Мне указал на гор вершину:
«Не знаю, может, ждут там вас?» -
Открыв мне странную картину:

Там, где граничат свет и тень,
И выше лишь орёл гнездится,
Выступ скалы – ногам ступень,
Из тени, словно свет струится.

«Живёт монах там, и один.
Чем жив? – о том бы, кто бы знал.
Тот свет, он от его седин.
Спускался редкий раз со скал.      

Встречал его кто, то потом,
О нём ничто сказать не мог.
Иные – тронулись умом.
Кто – дьявол, говорили он, кто – бог» …

Услышав повесть о монахе,
В душе моей возник пожар.
Пусть, кто-то от него был в страхе, -
Иной в нём угадал я дар.

Он мне ответит на вопрос,
Что много лет мне душу мает.
И мне не страшен гор откос.
Сердце, ударом каждым – знает!

Иной альтернативы нет,
И я, конечно же, решился.
И словно в пропасть - вверх, где свет, -
Зачем иначе годы бился?

Не описать, чтоб передать,
Как продирался, к той вершине.
Не страх, но холод камня вспять,
Тянули вниз к теплу в долине.

То, помогал наверно, бог –
Сорваться мог в любой ведь миг.
Так ли, иначе – превозмог,
И не дождались скалы крик.

Руки в крови, но приступ взят.
Не храм пред взором, а пещера?!
Клёкот орла и его взгляд,
И льдинкой тает во мне вера:

Не свет, а мрака пустота,
Так, словно дьявола глазница.
По сердцу как удар кнута!
Жизнь, показалась, моя, снится.

Сейчас проснусь, глаза открою -
Со мною рядом мать, отец.
На берегу реки я строю
Песчаный, солнечный дворец.

Но, накатила вдруг волна, -
Порыва ветра проявленье.
Слепа стихия, и сильна, -
Разрушив вмиг моё творенье.

Конец пути, - мой пробил час! -
Судьбою загнан я в тупик.
Ещё чуть-чуть, и слышу глас,
Из тьмы, глазам мне, свет возник.

Своим глазам почти не верю, -
Ужели это проведенье?
В рай, преисподнюю вскрыты двери,
Иль - сумасшедшего виденье?

Нет, это явь, и мне не снится -
Фигура предо мной предстала.
Там, где лицо – нечто искрится.
К ногам его упал устало.

И вновь виденье: Отчий дом.
Впервые в жизни я солгал.
Слёзы из глаз, и в горле ком,
Когда отец о том узнал.

Казалось, будет мне урок –
Последует вслед наказанье.
А он с любовью, мне: «Сынок,
То, на тебе Её влиянье.

Людьми зовётся она – Лож.
Очень коварная девица.
В одной руке – Дар, в другой – Нож,
И не лицо, у ней, а лица!

Не ждут её, сама приходит,
Когда в душе твоей Желанья.
Вокруг Желанья кругом бродит,
Тем, множа силу обладанья.

Быть может, сил нет чтоб иметь, - 
Ума нет, опыта, сноровки, -
То, в дело Лож пускает сеть.
Свои, их множество, уловки.

Там, где казалось, нет пути,
Иль путь тернист, трудна дорога,
Уж если ты в её сети -
Дарует, и порою много.

Но, так устроен этот мир -
Ничто так, просто, не даётся.
Жизнь, это - труд, мгновеньем – пир.
Тем, кто в трудах, им - воздаётся.

О Лжи, слова – она ужасна,
О Правде – нет, о ней ни слова.
Она, наверное, прекрасна,
Лишь лик свой выдать, не готова.

Она невинна и ранима,
Светла – вся в белом как невеста.
Проходит очень многих мимо.
Где Лож – там, рядом нет ей места.

И с детских лет я так решил:
Найду Её, чтоб не предстало.
И небеса о том молил,
Пока родителей не стало.

Поступок мой безумным был,
Как аргонавт, на зов Сирены, -
Нет тех, кто бы остановил, -
Покинул я родные стены.

И вот, передо мной - Оно, -
Не знаю, что передо мною -
Вместо лица света пятно.
Страх охватил, того не скрою.

Но, голос … Голос женским был.
Волною дрожь прошла по телу.
Так как: «Ты жив ещё?» – спросил.
В меня слова те, словно стрелы.

Через мгновенье за собой,
В пещеры глубь меня позвал Он,
С горящим шлейфом за спиной.
И это был совсем не сон.

Исчезло мира многоцветье,
Чего всех радуют глаза.
И с уст моих, лишь междометья,
А на душе – как в ночь гроза.

Не передать мне той картины,
Что там предстало предо мной.
Сознанье, прорванной  плотиной,
И я, в реальности иной.

Чтоб то забыть, впадал я в пьянство, -
С тех давних пор прошли года.
Забылся вид того убранства,
Но суть – осталась навсегда.

Мой спутник мне тогда сказал:
«То, что искал ты - пред тобою» -
Введя меня в огромный зал,
На нечто указав рукою.

На возвышении две фигуры,
Обе укрыты полотном.
Подумал я: то есть – скульптуры,
И обе женские, притом.

В недоумении, вопрос:
«Скажи мне, что всё это значит?» -
«Они, те, что имеют спрос,
Те – чем решают все задачи.

Так хочешь ли на них взглянуть?
Одна из них, та, что искал ты,
Пройдя тернистый, долгий путь,
Ища без компаса и карты».

Ушам своим не мог поверить, -
Дошла молитва до небес.
Остался миг, чтобы проверить.
Казалось, я лечу отвес.

Но, подхватили божьи руки,
И вот лечу, но – в небеса! -
Закончен путь, а с ним и муки.
Слёзы из глаз моих – роса.

И тут же, пыл мой охлаждён, -
Во мне к нему возник вопрос:
Тот, кто привёл меня, кто он? -
Восторга жар, сменил мороз.

Но, не успел произнести
Вопроса, был мне дан ответ:
«Тебя нельзя уже спасти,
В твоём сознании меркнет свет.

Имею женское я имя,
Как обе, те, под полотном.
Их имена Вам, словно вымя.
Но, забывая о моём.

С их именам - со щитами,
С их именами – как с копьём.
Они Вам, словно оригами, -
Фантазий в этом, неуём.

Я Вами - Истиной зовусь, -
Вам, очень часто, не приятна.
За Вас, и день и ночь молюсь,
Хоть Ваши действия, обратны.

Речь, на сей раз, не обо мне.
В тебе желание одно,
И разум твой сей миг в огне.
Снимай же смело, полотно».

Край полотна и … Матерь божья!
Никак того не ожидал.
Предстало не лицо, не рожа…
Не знаю, кто б то передал:

Глаза в глаза, я с существом,
И глаз не отвести от страха.
Схожа, с кошмарным жутким сном.
Всё ж оглянулся, на монаха.

Верней, что Истиной зовётся.
Но, нет лица, и не понять –
Быть может, надо мной смеётся?
И мне, не сделать шага вспять.

А то, что было, мне открылось,
Вдруг новый облик обрело, -
Исчез страх, и по мне разлилось
Блаженство, радости тепло:

Вся в белом, предо мной невеста,
Та, о которой бредил в снах.
И в то же миг, на тоже место,
Взошёл, тот, изначальный страх.

И были образы другие, -
Из крайности одной, в другую.
Как волнами идут стихии,
В спираль свиваяся тугую.

У всех начал, есть и конец -
И я прикрыл глаза руками.
Мне, за спиною: «Молодец!
В себя закрыл вход этой даме.

Но, рядом с этой, и другая.
Есть ли желание взглянуть?».
Меня, подталкивая, зная –
Вступив, на сей путь - не свернуть.

Под полотном, - их было двое, -
И та, что бред несла – раскрыта.
Вторая принесёт покой, и
Судьбы злодейки карта бита.

Уверен был, – иного, нет –
Сняв полотно, поставлю точку.
В иную будущность билет,
Судьбы прочту иную строчку.

О, если б знал – то, знать не мог,
Покров, снимая со второй.
Понял одно: покинул бог.
Лишь чудо в том, что я живой:

Всё, как и с первой повторилось –
Волнами, те же образа.
Как в те мгновенья сердце билось!
Одно не мог – прикрыть глаза.

Казалось, что окаменел,
Серой скалы я глыбой стал.
В душе, надежду что имел,
В виденьях тех я потерял.

Как долго длились те виденья? -
Травою скошенной упал.
Чьих рук, те женщины, творенья? -
Увы, я так и не узнал.

Очнулся, у горы подножья.
По небу плыли облака.
В разломе скал, как искра божья,
Струился луч издалека.

Всё то, что было – то, был сон –
Подумал в первое мгновенье.
Но, нет – вновь предо мною Он,
И в том же, чёрном, облачении.

И голос его, и как гром -
Не в яви, а моём мозгу.
Казалось, тронулся умом,
Шепча ему (ей): «Не могу…»

«Ты, – он мне – нет, не одинок.
Так каждый, в большей, меньшей мере.
Ведь в каждом жизни свой урок.
А суть уроков её - в вере.

Что видишь ты перед собой?
Земли красу - долину, горы.
А знаешь, что там, за горой?
О том ты слышал разговоры.

Одни твердили: город там,
И крыши там домов до неба.
С вином вода в колодцах, пополам,
И нищих нет просящих хлеба.

Другие скажут: там – леса,
Глухи, непроходимы.
Нет, нет! – иные: леса – полоса!
Поля в цветах – воскликнут пилигримы.

Кому же верить? Кто-то – лжёт,
Быть может, всё иное.
Их, может быть, фантазий плод.
Ответа нет, и с ним – покоя.

Покоя нет, есть только труд.
Он вечен – рук, души, ума.
И  вслед им, вечный зуд –
Стремленье к свету – страшна тьма.

И вот: как мотылёк на свет,
О райских кущах помятуя,
Поверил кто-то, в чей-то бред, -
Иную жизнь себе рисуя.

Увы, не многим дар даётся,
Быть выше искуса страстей.
Чем, то желанье, обернётся? –
На сердце яд, или елей.

Слились в едино, Правда с Ложью,
И души рвутся пополам.
И ты пришёл к горы подножью,
И продирался к облакам.

Перед тобою, лишь Она, -
Иного и не замечая.
Шагая ввысь, дошёл до дна.
Меж тьмой и светом – жизнь цветная.

То, что казалось тебе светом,
То, оказалось, твоей тьмой, -
Ни чьим не следуя советам.
С тем, оказался за чертой.

Виною сам своих страданий.
Нарисовав себе картину,
Своих несбыточных желаний –
Того, что нету, и помину.

А всё могло бы быть, иначе,
Лишь надо было - оглянутся.
В грёзах не быть слепым, быть зрячим,
В жизнь, какова есть, окунутся.

И ты увидел бы, такое,
Чего в словах не описать.
Что даже душу беспокоя,
Зло от тебя бежало б вспять.

Мечтой о хлебе - сыт не будешь,
Вином бокал не заискрится,
Пока в трудах их не добудешь.
В любви к труду мечта таится.

Это и есть - и суть, и соль,
И жизнь, и истина от бога:
Вера, Надежда, и Любовь.
Длинною в жизнь - живых дорога».

От слов его, я весь дрожал,
Хотелось в миг тот, умереть.
Жалея, что не пал со скал,
Чтоб встречи с ним мне не иметь.

Так, дан мне Жизнью был урок.
Прошло с тех пор немало лет.
Он мне судья был, и пророк –
В тумане разума мой свет.

Мне хлеба кус, за мой рассказ,
Дают порой, меня жалея.
И так всегда, из раза в раз.
С тем не живу горя я, тлею.

     Конец.              Апрель – май 2011 г.