Полусонные строки

                П. Чейгину

Терпеливая трель суматошной пчелы у колодца
Оглушает корову как ядерный взрыв за углом.
Поперхнулся прожорливый  гриб               
                непригодным для кушанья солнцем.
Повылазили звери земли поглядеть, что снаружи там произошло…

Дует песни сквозь влажные щели пронырливый ветер.
На зарядку встают пионеры и ёжатся, щурят глаза.
Петербург очумелый, примерно такой, когда Ленина встретил,
Окунулся в полярную ночь и не хочет сюда вылезать.

Шостакович воскрес, «Ленинградской симфонией» машет,
«Зажигалки» метает в злокачественную молодёжь.
И напрасно пылает закат на московских прудах патриарших –
Не боимся Булгакова вашего, врёшь, не возьмёшь!

Мы такие – сякие, прохарканные, центровые,
Неприступно заразные, вот – что хотим, говорим:
Мы - горячие точки, контрольные раны сквозные,
Совместимые с жизнью и жить так хотим, как хотим.

По петровским проспектам козлы отпущения бродят,
Умудряются травку щипать в заполярной чахоточной мгле.
В обозримой дали догорает рачительная свобода –
Потушить её прёт Насреддин на своём, на скрипучем осле.

Волков со Спиваковым подспудно в эфир матерятся .
Вова прямолинейно дымит некурящему Моне в лицо.
Облепила экраны страна – неохота в тайге затеряться.
Шил Савенко – Лимонов когда –то хорошие брюки  заподлицо.

Дверь казённую цвета сухого портвейна
Открываешь с ноги, если руки по локоть в крови –
Раздвигаешь два глаза безжизненных одновременно
И выходишь наружу во двор, где сидят для тебя соловьи.

Соловьи обросли петухами по самое горло.
На велюровых ветках сидят, под «фанеру» свистят и клюют как цари.
Злобно хочется выпить беременной речке прогорклой,
Да закрыт магазин на замок, что железный снаружи он и изнутри.


Заполошенный ветер лохмотья искристого пепла
Выдувает из печки бездомной и гасит глаза.
Остывающий снег опадает в ладони прокуренным хлебом,
А обугленный рот не решается прямо про это сказать.

В шахматы на полнолунном бревне поиграть приютились подружки.
Не получилось по жизни ходить им ни так и ни сяк.
Рядом поставили две, по количеству рук, неразлучные кружки.
Ночь продолжается в мокрых глазах и никак не кончается вся.

Припозднившийся двоечник - день где – то в спальных районах светает
И усталая ждать его клушка рожает яйцо на асфальт.
Рядом с ней самолёт из Голландии, полный цветами,
Падает и своим нисходящим « глиссандо» мешает желающим спать…

Красномордое утро легко, как ни в чём ни бывало,
Заглотит это всё, переварит, что ночью прошедшей сбылось.
Грохнет кружкой фарфоровой щедрый кузнец по своей наковальне
И окажется снова, что жизнь можно видеть как прежде – насквозь и всерьёз.