Расчеловеченье

Желание вернуться в прошлое
Живет всегда и будет жить,
И, как всегда, историки дотошные
Плетут из фактов нить.

Им реконструкция событий всех подвластна:
Костюмы, парики для маскарада,
И даже маски монстров столь ужасных,
Которые в истории носили.

Вооруженье их аутентично,
Что впечатляет зрителей вокруг.
И удался парад весьма отлично,
Нам Бонапарт сегодня друг.

Но, заигравшись в реконструкцию, историк,
Привнес и в жизнь свою воинственность боев,
Употребив в научном споре
Каскад гневливых и жестоких слов.

Используя молоденьких девиц
Сначала для балов и представлений,
Затем их заставлял и падать ниц,
Не испытав при этом сожалений.

Став монстром настоящим постепенно,
Он безнаказанное зло привык творить.
В своем сознании он ежедневно
Мог человека запросто убить.

Наполеон сыграл с ним злую шутку:
Напившись как-то в раз очередной,
Убил он просто в жуткую минуту
(А может он – психически больной?)

Свою подругу – милое созданье,
Которую «любил» он всей душой.
Померкло все его сознанье,
Когда он спрятал тело за стеной.

Но прояснился разум постепенно.
Историк испугался и решил
Избавиться от тела непременно,
И просто это тело … распилил.

Выбрасывая в Мойку части тела
(Недалеко – Юсуповский дворец),
Упал случайно в ледяную воду
Наш ухарь, наш историк-молодец.

Заслуги прошлого и все его труды
На ниве исторической пропали,
После такой трагической беды.
Ведь многие тогда предупреждали

Что расправлялся он жестоко с лошадьми,
С девицами. И напивался часто,
Валился с лошади пред иностранными людьми.
Но обращенья были все напрасны.

Мы знаем: гений и злодейство
Нельзя бывает часто разделить.
И это маскарадов фарисейство
Нам может пыль в глаза пустить.

Но оправдать такое преступленье
Тем более простить, нельзя.
Поколебаться даже на мгновенье,
Преступника жестокого казня,

Мы не должны, поскольку развенчал
Он облик человеческий в себе.
Расчеловечился. Себя он наказал.
И потерял свое он место на земле.

Великий наш писатель Достоевский,
Детально все в романах разобрал.
Он вывернул всю душу наизнанку
И ничего при этом не соврал.

Пока не знаем мы, чем дело завершится.
Хоть нет сейчас ни каторги, ни казни,
Ведь вряд ли кто-нибудь еще решится
Устроить столь безумный «праздник».