Триумф света и истины. Георг Фридрих Гендель

Ибо у Тебя источник жизни;
Во свете Твоём мы видим свет.
Пс. 36:10

Удивительны совпадения, парадоксы, неслучайные случайности, «странные сближенья», как говорил Пушкин.
Отец Генделя – и цирюльник, и виноторговец, и хирург – считал, что его сын должен изучать юриспруденцию и стать адвокатом, что, по его мнению, означало «стать человеком». И никакой музыки! Правда, чуть позже отступил, наряду с изучением права разрешил немного музицировать. Из почтения к отцу Георг после его смерти поступил в Галле на юридический факультет университета.
Немало известных людей из мира искусства и литературы были связаны с юриспруденцией. Готовились в юристы великий предшественник Генделя и Баха Генрих Шютц, гениальный Роберт Шуман, замечательные немецкие музыканты Вальтер, Маттезон, сын Баха – Филипп Эммануил, наши Михайло Ломоносов, Максимилиан Волошин, Александр Блок, Анна Ахматова, Борис Пастернак... Может, изучив земные законы, они лучше улавливали законы небесные, Божьи, диктовавшие музыку, поэзию, высшую гармонию?..
Георг Фридрих Гендель рано ощутил в себе призвание к музыке. И оно в нём победило – а не то мир получил бы ещё одного рядового адвоката. У маленького Георга была, к тому же, союзница – его тётя Анна. Она одна в семье понимала его страсть к музыке и помогала скрывать её от старого Генделя, не раз заявлявшего: «Мне легче видеть сына мёртвым, нежели музыкантом. Будет юристом, и только юристом!» Поздно ночью, когда отец засыпал, Георг пробирался на чердак со свечкой в руках (ещё и луна помогала) и часами играл на клавикордах. Это добрая тётя Анна где-то достала инструмент и тайком установила его на чердаке для любимого племянника.
Через несколько лет у Георга появился первый настоящий учитель – Фридрих Вильгельм Цахау, органист церкви Богородицы в Галле. Вот кто посвятил юного музыканта в тайны композиции, познакомил с особенностями музыки разных народов, разных авторов. Сам незаурядный композитор, Цахау своими монументальными и вместе с тем светлыми, радостными сочинениями повлиял на творчество будущего гения.
В 11 лет Георг написал уже вполне самостоятельные трио-сонаты для двух гобоев и фагота, полные очарования и фантазии. Цахау понимал, что у его ученика может быть большое будущее, и благословил его ехать в Гамбург: наряду с Лейпцигом, этот город был интеллектуальным центром Германии. Музыка была здесь в особом почёте. Именно в Гамбурге был основан в 1677 г. первый публичный немецкий оперный театр.
Георгу всего восемнадцать, но он уже виртуозно играет на органе и сочиняет музыку. Удлинённое спокойное лицо, высокий лоб, энергичный рот; очень прямая фигура, голова без парика, украшенная беретом вагнеровского фасона, – таким он предстал перед местными знаменитостями. Его друг – соперник Маттезон сказал о нём главное: «Он был богат силой и доброй волей». Это тот самый Иоганн Маттезон, который основал первый немецкий музыкальный журнал «Critica Musica», был первым немецким музыкальным критиком и автором первой музыкальной энциклопедии «Совершенный капельмейстер». А ещё – автором восьми опер, 24 ораторий и многого другого.
Маттезон ввёл своего друга в музыкальные круги Гамбурга, а потом, как секретарь английской миссии, представил Георга английскому посланнику Джону Уичу. Тот поручил им обоим образование своего сына. Подписан первый контракт; Англии суждено будет стать второй родиной Генделя. Их дружба с Маттезоном была плодотворной, взаимообогащающей. Оба они много работали над мелодией, вместе ездили в Любек к знаменитому органисту Дитриху Букстехуде...
К этому периоду относятся первые оперы Генделя: «Альмира», «Нерон». Играя на скрипке в гамбургском оркестре, молодой сочинитель выдает кроме игры ещё и «розыгрыши». Георг был склонен к юмору: сознавая свою силу, он притворялся простачком, несмышлёнышем в музыке... А в голове зрели масштабные замыслы.
Гамбургский поэт Генрих Постель предложил Георгу текст «Страстей по Евангелию от Иоанна» на основе 19-й главы священного текста. Музыка была написана в короткий срок. В ней почти неслышно будущего создателя величественных ораторий: «Мессии», «Иуды Маккавея», «Израиля в Египте». 19-летний композитор ещё в плену старых традиций, восходящих к XVI в. Но не прерывался целеустремлённый творческий труд, постоянно шла работа души. Появлялись опера за оперой, кантаты, инструментальные опусы...
Правда, замыслы могли тогда оборваться, а именно – 5 декабря  1704 г. Ещё одно «странное сближение»: 5 декабря – печальный день в истории музыки, день смерти Моцарта. Почти за 90 лет до кончины великого Амадея Георг Фридрих Гендель едва не был убит на дуэли со своим другом-соперником Иоганном Маттезоном, шпага которого, к счастью, сломалась о металлическую пуговицу на кафтане Генделя. А причина дуэли была пустяковой. Мальчишеская выходка. На премьере оперы Маттезона «Клеопатра» Гендель, пока его друг пел партию Антония, играл на клавесине. Вернувшись в оркестр (Антоний умирал за полчаса до конца спектакля), Маттезон поспешил занять место дирижёра, за клавесином, чтобы не упустить финальных оваций. А Гендель не стал уступать. И друзья схватились в поединке на рыночной площади Гамбурга. Тут же, правда, и помирились.
Главные испытания были впереди. Вслед за Италией, за Ганновером, где были созданы «Страсти по Брокесу» – мощная оратория, в какой-то степени вдохновившая И. С. Баха на подобный труд – «Страсти по Иоанну», – Генделя ждала Англия. Англия, сначала травившая его, а потом восславившая как свою национальную гордость...
«Гениальный саксонец», как назвал его в Италии прославленный Доменико Скарлатти, трудно пробивался к признанию в туманном Альбионе. Его оперы – а к концу жизни он был автором 46 произведений этого жанра – то имели успех, то терпели провал. Как бы то ни было, отзвук благородно-патетических речитативов, арий, хоров из «Радамеса», «Оттона», «Юлия Цезаря», «Роделинды» слышен в последовавших позже ораториях Генделя.
Грубые националистические выпады и интриги английской аристократии против «гениального саксонца» были нацелены в большей степени против вступившего на английский трон ганно-верского курфюрста Георга. Ненависть к немцам, к королевской семье переходила на Генделя. В дни, когда в театре шли его оперы, светское общество специально устраивало приёмы, послеобеденные чаепития. Его концерты игнорировали. Нанятые люди срывали афиши на улицах. Но – парадокс: герцогиня Мальборо, развернувшая жёсткую кампанию против Генделя, тем не менее, хотела иметь запись всех его произведений...
Собрав всю силу духа, маэстро продолжал «борьбу». Но организм не выдержал. Генделя разбил паралич: отнялась правая сторона, не действовала кисть руки. А тут ещё кредиторы угрожали тюрьмой... Противники уже праздновали победу. Остро переживая провалы своих опер и травлю, Гендель думает о том, чтобы покинуть Англию...
Но он остаётся. Оперы уходят на второй план. В опере маэстро был скован возможностями солистов. Оратория – вот что более всего подходило натуре творца и бойца. В оратории на первое место выходил хор – как олицетворение могучего духа народа.
Для сильного духом человека испытания становятся точкой опоры, Божьим благодеянием. Гендель, казалось бы, побеждённый, приступает к грандиозной оратории. Он уезжает из Лондона и за три недели, с 22 августа по 14 сентября 1741 г., пишет «Мессию» – рассказ о жизни, смерти и победе над смертью, воскресении Христа. В трёх частях рассказано о рождении, детстве Господа, о Его подвиге и триумфе Победителя над смертью. В апреле 1742-го оратория впервые прозвучала в Ирландии, в Дублине.
Успех был под стать замыслу грандиозный. В газетах даже публиковались просьбы приходить в капеллу, где исполнялась оратория, мужчинам – без шпаг, а дамам – без кринолинов, чтобы поместилось больше зрителей.
Знаменитое «Аллилуйя!», завершающее вторую часть оратории, – гениальная кульминация «Мессии», песнь славы Христу. (Её можно считать прямой предшественницей финала 9-й симфонии Бетховена с хором «К радости» – «Обнимитесь, миллионы!»). Во время исполнения этой музыки в Англии и по сей день все поднимаются с мест и слушают стоя: простые люди и государственные деятели, церковнослужители и монархи.
В «Мессии» Гендель органично соединил приёмы, идущие от антемов – английского хорового пения на библейский текст, чаще всего на псалмы, и от немецкой народной песенности. В мощных унисонах «Аллилуйя!», то есть в одновременном звучании нескольких звуков одной и той же высоты, многозначительно проходит старинный напев протестантского хорала «Проснитесь, голос нас сзывает». (Так называется и пронизанная этой же темой знаменитая 140-я кантата Баха.)
В выражении радости Гендель достигает духовного экстаза. Всемогущий Бог вселяет радость в Свои создания!.. Композитор говорил словами апостола Павла, что, когда сочинял ораторию, «не ведал, что творил, – Бог ведал». То было божественное вдохновение.

Восстаньте с новой песней,
Земля и поднебесье,
И Господу, ликуя,
Воспойте «Аллилуйя!».
Явил Господъ спасенье,
Величие и милость,
И светом Воскресенья
Вселенная омылась!..

По желанию композитора оратория «Мессия» часто исполнялась в благотворительных целях. Один раз в год он сам дирижировал ею в пользу приюта для бездомных детей и, даже потеряв зрение, остался верен этой традиции. А сумма, собранная от первого исполнения оратории, была разделена между обществом помощи заключённым, благотворительной больницей и госпиталем.
Слушаешь хоры «Мессии», или «Израиля в Египте», или «Саула» и невольно обращаешься к самой загадочной части Нового Завета – «Откровению Иоанна Богослова», где апостол восклицает: «И слышал я как бы громкий голос многочисленного народа, как бы шум вод многих, как бы голос громов сильных, говорящих: аллилуйя! ибо воцарился Господь Бог Вседержитель» (Откр 19.6)...
За «Мессией» последовали мощные оратории «Самсон», «Валтасар», «Иосиф и его братья», «Геракл». Но враждебность английской публики не ослабевала. У неё вошло в моду ходить в итальянскую оперу в те дни, когда Гендель дирижировал своими ораториями. Он снова был близок к депрессии, и снова сила духа подняла его. Сыграли роль и события  1745 г.. Внук низложенного в XVII в. короля Якова II Стюарта, претендент на английский престол Карл-Эдуард высадился с войском в Шотландии. Армия шотландских горцев приближалась к Лондону. На волне патриотизма английские войска под предводительством герцога Камберлендского в апреле 1746 г. нанесли поражение шотландским мятежникам во главе с Чарльзом Эдвардом Стюартом. Патриотическое движение захватило и Генделя. Сначала он пишет «Гимн для добровольцев», затем «Ораторию на случай» с призывом к борьбе. Венчающая этот цикл оратория «Иуда Маккавей» – гимн победы. В том числе победы самого композитора над недоброжелателями. Это произведение сделало Генделя не просто триумфатором – национальным гением Англии, её достоянием и гордостью.
Но Небеса готовили творцу новые испытания. Близилась слепота. Эта трагедия ранее постигла Баха. 28 июля 1750 г. великого Ce6астьяна не стало. И снова – «странные сближенья». Гендель короткое время находился в Германии, когда там умирал Бах. Гендель сам едва не умер на той же неделе: его экипаж перевернулся, и он получил тяжёлые травмы. Не из-за этого ли случая стала прогрессировать слепота?.. Зимой 1751 г. он завершал очередную ораторию – «Иевфай» (по 11-й главе книги Судей израилевых). Вместе с ним в комнате был его ученик. Oтложив перо, учитель с тоской и страданием произнёс: «Пиши за меня, я буду диктовать. Мои глаза перестают служить мне». Но Гендель продолжает сочинять. Он пишет музыку на слова: «Наша радость переходит в скорбь, как день переходит в ночь»...
Ему трижды делают операцию по поводу катаракты. Оперирует тот же хирург Джон Тейлор, который оперировал в 1750 г. ослепшего Баха. И также безуспешно.
Маэстро лихорадочно работает, спешит. Уже совсем ослепший, как воспетый им в оратории Самсон, говорит другу: «Теперь всё для меня закончено: я ослеп. Ты понимаешь, что это значит для меня: я музыку не только слышу, но и вижу – в природе, везде вокруг себя. И этих глаз у меня больше нет».
Восемь лет, до самой смерти, – слепота. И мужественное преодоление катастрофы. Гендель по-прежнему творит, по-прежнему регулярно ходит на воскресные службы в англиканскую церковь св. Георгия, что неподалёку от его квартиры на Брук-стрит.        По-прежнему садится к органу и музицирует. Бросая вызов смерти, перерабатывает одно из своих юношеских произведений, воссоздаёт последнюю ораторию «Торжество света и истины». Но это последняя вспышка творческого огня: 5 апреля 1759 г. во время исполнения «Мессии» силы изменили ему. Еле держась на ногах, он при сострадательном молчании публики покинул концертный зал.
Гендель очень хотел – это было осознанное, искреннее желание – умереть  в  конце  Страстной  недели,  в  надежде,  как  он сам говорил, «увидеть Бога и Спасителя в день Его воскресения». Желание великого маэстро исполнилось: в Святую субботу          14 апреля 1759 г. сердце Георга Фридриха Генделя остановилось.

 
“Не будите Генделя...” — сквозь сон
Слышит Гендель. Он и в самом деле
Хочет спать. Ослепший, видит он
Лишь во сне. Продлись же, сновиденье...
Да и стоит ли глаза ему
Открывать, чтоб, словно стену, снова
Обнаружить пред собою тьму,
Словно брошен в Тауэр суровый.
Спать... А в сновидении его
Блещут трубы! Видит, молодея,
Тысячи очей, их торжество,
Вскинутые руки Маккавея!
В капище Дагона входит он, —
Там с последним воплем и усильем
Две колонны скованный Самсон
Валит, расшатав, на филистимлян.
Не смолкают струнные, верша
Ход в басу фигуры остинатной,
Словно это мастера душа
Жаждет радость повторять стократно!
Вновь крутой замесит он раствор
Контрапункта. Восходи же гордо,
Хор “Мессии”, в неземной простор
Кладкою массивною аккордов!
В галереях гор, во все миры
И на хорах звездного собора
Гряньте, величавые хоры,
Достигая ангелова хора!
И Творцу навстречу, наконец,
Да взметнутся и объединятся
Миллионы жаждущих сердец
В ликованье трубных юбиляций!
Не глазами зрит он: налились
Музыкою золотого цвета
Буквы Вечной Книги, каждый лист,
Каждый стих из Ветхого Завета.
Спать – и жизнь досмотрит он во сне!
Насмотреться – жизни не хватает...
Спать... Но чей-то Голос в вышине:
“Wachet auf! — будит. — Wachet auf!”
Да, он встанет. Дайте пять минут —
И с постели! Клавикорды рядом.
Старческую руку разомнут
Две гильярды. Дальше — в Ковент-Гарден!
С Кристофером сядем в экипаж,
Но сначала, ярд за ярдом, в меру,
Променад проделаем мы наш
По Брук-стриту и Гросвенор-скверу.
А еще орган Приюта ждет
И тоскует без него в капелле...
Так вставай же! Что ж он не встает?
Плоть сдает. Нет сил. Персты как лед.
Только слух один остался в теле.
Боже, Ты меня остановил.
Весь запас и чувств моих, и сил,
Даже зренье в слух Ты переплавил –
Не затем ли, чтоб в конце пути
Мог Тебе я душу принести
Музыкой в величии и славе?!
Так прими, Господь, мои дары!
Через жизнь, сквозь травлю, сквозь мученья,
Искушенья, блестки мишуры,
В радости, обнявшей все миры,
Я пронес мое предназначенье!
...Тает тьма, и в палевом дыму
Видит он фигуру золотую
И, ликуя, Горнему, Тому,
Кто идет в сиянии к нему:
“Аллилуйя! — шепчет. — Аллилуйя!