Ланч по...
Ланч по-японски.
Акамацу Норимура заходит в уютный небольшой ресторанчик и заказывает себе мраморное мясо.
Японцу подают на фарфоровой тарелке кусок нежной говядины. И рядом с тарелкой кладут деревянную дощечку с иероглифами, которыми написано, что мясо принадлежит убитому бычку по кличке Самурай.
Самурая обслуживали красивые гейши в кимоно с белой, прозрачной кожей на лице и тонкими черными бровями. Они всегда вежливо кивали своими головками и мило улыбались. Они словно бы сошли из старинных, японских гравюр и, как сотни лет назад с почтением ухаживали за самураем. Они мыли его под душем с освежающим и приятно пахнущим шампунем. Затем гейши своими тонкими и сильными пальцами делали массаж самураю, потом натирали могучее молодое тело рисовой водкой.
После Самурай пил пиво, ложился на бамбуковую циновку, слушал классическую музыку и смотрел телевизор. По телевизору показывали прекрасные пейзажи Японии и зеленые луга на склонах гор, по которым он гулял со своей любимой Сакурой. Телка была прекрасна, как цветущая сакура. А когда зацветает сакура, хочется любоваться только ей – божественной сакурой.
«Да, когда зацветает сакура, хочется любоваться только ей – божественной сакурой». - Так думал Акамацу Наримура, когда читал скупые слова о том, как холили и выкармливали бычка, чтобы потом приготовить из него изысканное и дорогое блюдо.
Акамацу Норимура был настоящим самураем: бесстрашным и гордым. Он любил классическую музыку, поэзию хокку, и он любил цветущую сакуру.
Этот пожилой японец был из древнего рода самураев. Самурай поднялся и вышел, а на столе остался нетронутый кусок мраморного мясо.
Ланч по-фински.
Замерзшее озеро, вдали не видно берегов - только ровная полоска горизонта между небом и озером. Они почти сливались по цвету – там, где бледнела луна - было небо.
От луны исходила серебристая дорожка. Она тянулась по всему берегу. У берега, вмерзшая в лед, стояла одинокая сосна. Ствол ее был изогнут, и крона ее была закинута назад и прилизана ветром.
Огромные камни, как хищные динозавры, столпились у берега, готовые растерзать несчастную сосну, бросившую вызов и ветру и льду. А ветру только и оставалось терзать ее – одинокую, ибо не было больше на озере ничего и никого, чтобы потешить свою силу.
… Эта картина висела на стене над камином – в просторной комнате было уютно и тепло. А от картины веяло холодом и одиночеством, и злобой этих каменных уродов.
Йоулупукки, расслабившись до блаженства, сидел в большом мягком кресле возле камина. Он только что вышел из сауны, лицо его раскраснелось: особенно порозовел нос. Он выпил финской водки и закусывал ее сервелатом. До этого ему пришлось катать по лесу туристов на оленях, и он замерз.
И сейчас этот йоулупукки – простой финский парень, расслаблялся у камина, в котором потрескивали горящие поленья. Глядел он на картину от которой веяло холодом. Смотрел и думал: «И в холодной стране жить хорошо, даже если ты не йоулупукки, а простой горячий финский парень».
Ланч по-француски.
Это было в Париже. Месье пригласил мадам в уличное кафе. Он заказал ей вино, себе – коньяк «Наполеон». Месье также заказал… Да, в этом месте должно быть многоточие: чтобы не заказал месье, вся французская кухня – это кладезь для гурманов, даже если эти деликатесы: лягушки, плесневелый сыр и перебродившее вино.
Шарман! - восхитился месье, мило улыбаясь стройной блондинке.
Она была красива и недоступна, как Эйфелева башня, и он осыпал ее комплементами.
Ланч по-монгольски.
Он был Чингизханом. И не по той причине, что он был потомком великого Чингизхана. И не потому, что ему принадлежал большой табун лошадей. И даже не по тому, что он жил в юрте, пил кумыс и ел конину, как и сотни лет назад делали его предки. А по тому что, когда он мчался, как кентавр по степи, он был ханом этой бесконечной степи и этого бесконечного неба.
Степь и небо, и он – свободный и великий монгол.
Ланч по-въетнамски.
Посмотреть в глаза змеи.
Этот ритуал не для слабонервных. Сначала нужно заглянуть в глаза змеи.
Потом, разрезав змею, вырвать ее живое, бьющееся сердце и проглотить, запив этот деликатес кровью, смешанной с рисовой водкой и змеиной желчью. После этого человек будто как приобретает мудрость змеи, становится выносливым и сильным.
Но что-то не хочется приобретать мудрость змеи – иначе придется питаться жабами.
Но вьетнамцы могут поймать змею, проглотившую жабу; съесть эту жабу, а затем – и саму змею.
Ланч по-русски.
Это было во времена недоразвитого социализма. Тогда было вполне естественно купить или, как говорили – скинутся на бутылку водки с малознакомым или вообще незнакомым тебе человеком, и выпить ее за углом какого-нибудь дома или на природе.
Это был просто собутыльник, не вызывающий ни симпатий, ни антипатий.
С этим человеком мы пришли в парк, более походившим на дикий лес, в котором были проложены тропинки и стояли редкие, громоздкие скамейки.
Над озером этого парка возвышался мрачный замок.
Федор, пусть будет Федором, хотя какая разница – как его звали. Федор подвел меня к дереву, то ли - к клену, то ли – к дубу, то ли – к липе…
В стволе дерева на вышине, где-то в рост человека, – темнело дупло.
Федор залез рукою в дупло, извлек из него стеклянный граненый стакан и корку хлеба, находившуюся в стакане.
Мы выпили по целому стакану водки. Я, задыхаясь, пытался откусить от корочки хлеба – корочка была каменной.
- Не грызи! – возмутился Федор. – Просто занюхай. Другие придут к тайнику – им пригодится.
До нашего ланча под деревом с дуплом, Федор предупредил меня: - Ты, - говорит, - не удивляйся я, когда пьянею, начинаю фыркать, как лошадь. Не могу от этой привычки избавиться.
И он зафыркал, как лошадь, которая резко выдыхает и ее губы, шлепая друг о друга, издают такой звук.
«А Федор то в прошлой жизни лошадью был, - подумал я. – И всю жизнь тащил за собою тяжелые сани и телеги. Не повезло мужику, то есть лошади. Причем здесь Федор?
Но разговора у нас с Федором не получилось: сами понимаете… А это плохо – выпить и не поговорить! Не по-русски как-то.
Февраль 2016 год.
Свидетельство о публикации №120011904278