Кармический Эрос. Чаша смиренья

В сердце израненном неистребимо терпенье –
сила, в которой – не злоба, а музыка мая.
Не оттого ли твоё так пленительно пенье –
с дрожью надежды, которой я не понимаю.

И, как Улисс перепутавший страх и верёвки,
изнемогаю – так жалость смешалась с блаженством.
Голос сирены – не нищенки, и не воровки –
только избыток упорства и лёгкости женской –

мучить себя по чужому подобью – забава,
с мрачным подтекстом расхожая скверная шутка.
Небом единым дышать и – не звать, не избавить...
Счастью – сочувствовать, право, и просто, и жутко.

                * * *

Нет мечты, и музыка – молчит:
не забыть тебя, не потерять.
Лиц твоих глазам не отличить,
и губам имён не повторять.   

Тень обнять – на облаке парить
и томиться тяжестью земной...
Мне уже не нужно говорить
и не страшно – что ты стала мной.

                * * * 

Цветку не нужно описаний
его красы –
он жаждет бережных касаний
живой росы,
           улыбки солнца из-за тучи.
           И ветерка
           всего лишь вздох надёжно учит,
           что жизнь – легка.
И даже бабочки беспечной
или пчелы
чисты объятья, скоротечны,
не тяжелы.
           Смятенье лишнее, пустое –
           не сходит с рук.
           Мои стихи тебя не стоят,
           прелестный друг –
цветку не нужно описаний
его красы... и. т. д.

                * * *

 ПРЕДИСЛОВИЕ К РАЗВОПЛОЩЕНИЮ

Не дают умереть, не дают
стать землёю невинной,
бессловесной, утратившей стыд и способность страдать.
Неподвижности, крепкой зимы, чьей работы как будто не видно –
вот чего, мои милые, вы мне не можете дать,
не хотите...
            Напрасно кажусь я игрушкой простою –
грешной прелестью плоти, готовой собой без конца
одарять.
Я цвету, что горю – искру божью гублю красотою,
чтоб ценою утраты души, вас спасти от потери лица.

Самодержец судьбы, ты – безумец, раз ищешь в беседе
на бесплодье – и только – меня воскрешающий ритм.
Я – творенье твоё, Галатея... Но будь милосерден –
обрати меня в мрамор,
верни мне стихию, где хаос царит.

Ты ж поэт перелетный, предатель ночей
(плачьте бедные жены!),               
ты останешься жить,
ну, хотя бы затем, чтоб оплакать меня незабвенной строкой:
"В лепестках серой розы, в объятьях её отрешенных..."
ты умоешься пеплом и кровью упьёшься сухой.
               
                * * *               
.               
          Т  Е  П  Е  Р  Ь

               сонет

Живёшь у сердца самого – оно
себя стыдится, опуская очи,
и ничего не хочет знать... Хлопочет
рассудок лишь. Но что ему дано:

судить – рядить, закисшее вино
порочных грёз в бокале пенить? Впрочем,
коль нравится ему себя морочить,
пусть пьёт – когда-нибудь увидит дно.

Так тихо в мире. Тикают часы,
мгновенье повторяя. Ходят сны
по кругу нас совсем не замечая.

Учи меня терпенью своему.
Будь праведна, и дай понять уму:
терять – не страшно, страшно – жить мечтая.