И мы проезжаем станцию Электросила

И мы проезжаем станцию Электросила,
и ты говоришь: «Мне не хочется Иггдрасиля,
купи мне, пожалуйста, ёлку».

А люди в метро многочисленны и красивы,
и я говорю: «Хорошо»,
раз ты попросила
без страха, упрёка.

Ведь дарят, как правило, деньги. И золото. Деньги. И золото.

Деньги.

И то, что за них продаётся в ближайшем радиусе.

И всё это любят киношные глупые девки.
А ты попросила радости.

Мне очень хотелось купить эту самую ёлку,
мы с мамой вместе пытались.
Искали вдвоём целый час по всему району, как
следует, только ёлки не попадались.

Все люди мира стеклись в наше дивное Купчино
и с хрустом сожрали ёлки, такое чувство.

Но это, конечно же, было бы слишком скучно,
поэтому будет чудо.

Чудо — как крепкий колючий росток бессмертия.
Детская радость, к которой не бываешь готов.
Я рву тебе ёлку из клумбы на Невском проспекте
прямо на глазах у охреневших ментов!

И куранты давно пробили, и толпы бухие настолько,
что всем, в сущности, лень
даже смотреть с укором
на то, как я рву эту ёлку, хохоча от восторга,
прямо из сердца Питера — рядом с Казанским собором.

А утром мама увидит, что ёлки лежат повсюду,
как пьяницы после попойки, как солдаты на поле брани.
Тела их в снегу остыли и больше не пахнут чудом,
а думалось, мол, раскупили их, разобрали.

И только твоя ёлка, вырванная зачем-то
из пьяного сердца Питера, раз уж так можно,
поедет с тобой на родину Тараса Шевченко
и даже каким-то чудом пройдёт таможню.

Ведь у них, у чудес, колючих и всегда внезапных —
особенные законы, совершенно своя природа.
И поэтому
ёлка твоя
сохранила запах

старого года.