Признания и проклятия

Эмилу и не только ему

в соавторстве с Ярославой Радогость

1.

А ты ведь болтал по-французски –
Вполне себе так ничего.
Мокреют закатные сгустки.
Весеннего неба тромбоз.

Нет больше скелетов комнат,
Нет клювов залётных крыш…
Смеялся, болтал – я помню.
Так что же теперь молчишь?


2. Не читая

"Чтобы зерна Танатоса было удобнее в тексте
Налетевшему выклевывать воронью
Там, в твоем Бухаресте
Загробном"
"Читая Чорана" Лев Дановский

Допрыгались, мя юбиря…
Узка харонова лодка.
В загробном твоём Сибиу
Всё дождь, проститутки, водка?

Ты морщишься: «Шнапс…». Ну как же,
Не каждому – чаша с ядом!
Здесь тесно…давай, как раньше,
К тебе на колени сяду.

Ты тоже забыть не можешь
Спор башни с горой за школой
И шлёпанье детских ножек
За дудочкой крысолова.

Да что там все наши сказки
Жевателям книг помятых!
Кто знал бы, как помнить страшно
В зелёной рубашке брата…

Забортной летейской дряни
Ведь губы мои не слаще.
… Ну, кто в постраничных ранах
Отыщет загробный Брашов?


3.

"Его присутствие меня смущало, и всегда, покидая его, я испытывал дыхание непоправимости..."
(по книге Ленель-Лавастин в переводе  Анастасии Старостиной)

"Treci!"
im striga toate-n cor,
"Capitane de vapor!"*
Agnia Barto

Книжный "развал" в Ростове.
Солнце в сыром картоне.
Агния Барто на румынском (!) -
Где слово "Capitane" и не пахнет
Историей и, упаси Боже,
Трагедией,
Разве -
Розовой карамелью
И мокрым круглящимся боком
Бумажного кораблика.
/Кто знает в чем дело -
поймёт/
Солнце.
И даже тому,
За левым плечом,
Наконец-то ясно,
Что у коричневой стенки
Сырого книжного ящика
Некому больше признаваться
И нечего проклинать.

* В оригинале:
"И просят меня:
- Прокати, капитан!"