Сказание о народном счастье

СКАЗАНИЕ О НАРОДНОМ СЧАСТЬЕ
 

Рубит новую баньку Савельев Андрей.
Рубит в «лапу» углы, как по нитке!
Так подгонит венцы – ни горбов, ни щелей
и, мерцая, лежат словно слитки!
 
Он ошкурит бревно и смолистый настой
зноем вызвенит связь поколений:
берендеевый полдень и свет золотой
деревянных столиц и селений.
 
Исполняет Завет топора да пилы!
Не работает будто – играет!
И топор его ловко разносит углы,
и впритирку пазы выбирает.
 
Ляжет комель к вершине, вершина к комлю,
свяжет плотно «замком» и шкантами.
Я, пожалуй, себе тоже баньку срублю,
полно душу морочить стихами!..
 
Выйдет Люба, жена, томно к срубу прильнёт
и подаст мужу квасу бидончик.
В каждом слове то лебедь, то солнце живёт,
то цветок полевой колокольчик.
 
И жене улыбнётся Савельев Андрей,
пот с лица рукавом утирая.
До чего же любовь возвышает людей,
быть красивыми повелевает!..
 
Он щепу соберёт и стаскает во двор –
будет печке растопка и пища!
И в холодную воду опустит топор,
чтоб остыл и окреп топорищем.
 
Неприметное счастье житейских основ:
сходит Люба с ведром за водою.
Приготовит на ужин сметаны, блинов
и корову Рябинку подоит...
 

2
Я однажды всплакнул, когда тихий покой
был пропитан сиреневым хмелем.
Показалось, что имя моё над рекой
голосами вечерними спели.
 
В синих сумерках тополь листвой отливал
полусвет, будто слово молитвы.
И поставленный сруб за окошком сиял,
словно маслом лампадным облитый.
 
И пришло ко мне счастье – любовью к земле,
где сирень в палисадах, скворечни,
деревянный мосток, роща в ласковой мгле
и смиренные избы вдоль речки.
 
Да столетний ранет над отцовским крыльцом,
да просторы небесного света!..
Ненаглядное, нежное с юным лицом
в лёгком платье зелёного лета.
 
То ли юность моя, то ли утро строки,
что меня вознесёт до бессмертья! –
Лёгкий ветер и свет просквозят вдоль реки
и затихнут вдали, и померкнут...
 
3
Улыбнётся земля и наступит рассвет
для народного счастья пригодный.
Вновь душою в хозяйственных буднях согрет,
и дышать так легко и свободно...