Александр Кушнер

Александр Кушнер (р. 1936)
__________________________

Содержание

_А. Кушнер_
<Стайка облаков>
А музыке нас птицы научили
<Вся музыка написана - зачем>
<О слава, ты так же прошла за дождями>
<Какое чудо, если есть>
<Смысл жизни - в жизни, в ней самой>
<Я к ночным облакам за окном присмотрюсь>
<Там, где тщеты и горя нет>
<Я скажу тебе, где хорошо: хорошо в Амстердаме>
<Шампанское - двести бутылок>
<Осенний театр - это лучший на свете>
<Лепного облака по небу легкий бег>
<Питер де Хох оставляет калитку открытой>
<Художник в бархатном кафтане и берете>
<Арльские дамы - у них и на шали узор>
<Англии жаль! Половина ее населенья>
Ваза
<Как я прожил без автомобиля>
<Быка он усмирял, и гидрой был обвит>
<На выбор смерть ему предложена была>
Вместо статьи о Вяземском
<"Я лучше, кажется, была">
Гадание
<Слово "нервный" сравнительно поздно>
<Среди знакомых ни одна>
<Только люди... И все-таки птицы>
<Быть нелюбимым! Боже мой!>
<Вот счастье - с тобой говорить, говорить, говорить!>
<Какое счастье, благодать>
<Кто-то плачет всю ночь>
<Неромантичны наши вкусы>
<Ну прощай, прощай до завтра>
<В декабре я приехал проведать дачу>
<Любил - и не помнил себя, пробудясь>
<Заснешь - и проснешься в слезах от печального сна>
<В тот год я жил дурными новостями>
<Показалось, что горе прошло>
<Разветвлялась дорога, но вскоре сходились опять>
Приметы
Комната
<Может быть, ангел берет наобум>
<Никто не виноват>
<Когда я очень затоскую>
Времена не выбирают
<То, что мы зовём душой>
<Чего действительно хотелось>
<Свежеет к вечеру Нева>
<Уходит лето. Ветер дует так>
<Сентябрь выметает широкой метлой>
<Ах, что за ночь, что за снег, что за ночь, что за снег!>
<Декабрьским утром чёрно-синим>
Снег
<Это чудо, что все расцвели>
<Однажды на вырицкой даче, в компании шумной>
Ночная бабочка
Шмель
<И пыльная дымка, и даль в ореоле>
<О, водить бы автобус из Гатчины в Вырицу>
<Любимый запах? Я подумаю>
<Стеклянной палочкой по чашкам постучат>
<Возьми меня, из этих комнат вынь>
<Как мы в уме своем уверены>
А хорошо бы смерти не бояться
<Когда б не смерть, то умерли б стихи>
<С парохода сойти современности>
<Приглушенный, бесцветный, одной октавой>
<Мне кажется, что жизнь прошла>
<Едкий дымок мандариновой корки>
<По сравненью с приметами зим>
<Когда на жизнь смотрю чужую>
<Бог, если хочешь знать, не в церкви грубой той>
<Отнимать у Бога столько времени>
<Положиться на Господа Бога>
--------


А. Кушнер

Стайка облаков,
Дождевые капли.
Жизнь и без стихов
Хороша, не так ли?

Маленький цветок
Нежно-фиолетов.
Жаль его: намок
И не знает Фета.

Отпадет эмаль,
Отцветет фиалка.
Жизнь проходит - жаль.
А стихов не жалко?

В отблесках сквозных,
С рифмами по краю...
Как бы я без них
Жил, не понимаю.

--------


А. Кушнер
А музыке нас птицы научили

Не знаю, кто - таинственным стихам,
А музыке нас птицы научили,
По зарослям, по роще и кустам -
И дырочки мы в дудке просверлили.

Как отблагодарить учителей?
Молочная твоя кипит наука,
О, пеночка! За плеск восьмых долей,
За паузы, за Моцарта, за Глюка.

Не знаю, кто - стихам: так далеко
Туманное и трудное начало.
Пока ты пела в чаще - молоко
На плитке у хозяйки убежало.

Стихи никто не пишет, кроме нас.
В них что-то есть от пота, есть от пыли.
Бессмертные, умрут они сейчас.
А музыке нас птицы научили!

--------


А. Кушнер

Вся музыка написана - зачем
Еще писать? Что - Малера нам мало
И Шёнберга? И разве тополь нем?
Чем хуже он сонаты и хорала?

И разве не написаны стихи
Все, сколько их должно быть в мире нашем?
А шелухи не надо и трухи -
Зачем нам эти крохи, прямо скажем!

Подумаю, помедлю, покурю
У края, над обрывом, у предела.
Про живопись я и не говорю.
А жульничество вот как надоело!

А сад сверкает в утренних лучах,
А сквознячок в оконном тюле дышит,
А мальчик где-нибудь в Боровичах
К столу идет и тихо что-то пишет.

--------


А. Кушнер

О слава, ты так же прошла за дождями,
Как западный фильм, не увиденный нами,
Как в парк повернувший последний трамвай,-
Уже и не надо. Не стоит. Прощай!

Сломалась в дороге твоя колесница,
На юг улетела последняя птица,
Последний ушел из Невы теплоход.
Я вышел на Мойку: зима настает.

Нас больше не мучит желание славы -
Другие у нас представленья и нравы,
И милая спит, и в ночной тишине
Пусть ей не мешает молва обо мне.

Снежок выпадает на город туманный.
Замерз на афише концерт фортепьянный.
Пружины дверной глуховатый щелчок.
Последняя рифма стучится в висок.

Простимся без слов, односложно и сухо.
И музыка медленно выйдет из слуха,
Как после купанья вода из ушей,
Как маленький, теплый, щекотный ручей.

--------


А. Кушнер

Какое чудо, если есть
Тот, кто затеплил в нашу честь
Ночное множество созвездий!
А если всё само собой
Устроилось - тогда, друг мой,
Ещё чудесней!

Мы разве в проигрыше? Нет.
Тогда всё - тайна, всё - секрет.
А жизнь совсем невероятна!
Огонь, несущийся во тьму,
Ещё прекрасней потому,
Что - невозвратно.

--------


А. Кушнер

Смысл жизни - в жизни, в ней самой.
В листве, с ее подвижной тьмой,
Что нашей смуте неподвластна,
В волненье, в пенье за стеной.
Но это в юности неясно.
Лет двадцать пять должно пройти.
Душа, цепляясь по пути
За всё, что высилось и висло,
Цвело и никло, - дорасти
Сумеет нехотя до смысла.

--------


А. Кушнер

Я к ночным облакам за окном присмотрюсь,
Отодвинув тяжелую штору.
Был я счастлив - и смерти боялся. Боюсь
И сейчас, но не так, как в ту пору.

Умереть - это значит шуметь на ветру
Вместе с кленом, глядящим понуро.
Умереть - это значит попасть ко двору
То ли Ричарда, то ли Артура.

Умереть - расколоть самый твердый орех,
Все причины узнать и мотивы.
Умереть - это стать современником всех,
Кроме тех, кто пока еще живы.

--------


А. Кушнер

Там, где тщеты и горя нет,
Свет невечерний нам обещан.
Но я люблю вечерний свет
И в нем пылающие вещи,
И в нем горящие стволы,
И так ложится он на лица,
Что и прохожие милы,
И эта жизнь как будто снится.

И горький вздох, и жалкий жест,
И тьма, нависшая над нами...
А вечный полдень надоест
С его короткими тенями.
И жаль тщеты, и жаль забот,
И той крапивы у порога,
Что в Царство Божье не войдет.
И в том числе - себя немного.

--------


А. Кушнер

Я скажу тебе, где хорошо: хорошо в Амстердаме.
Цеховые дома его узкие волноподобны.
Я усилие сделал, чтоб вспомнить их: над головами
Их лепные коньки белогривые море способны
Заменить, на картине кипящее в буковой раме
Золочёной, - видения наши горьки и подробны.

Вспомнить что-нибудь трудно, труднее всего - по желанью.
Упирается память: ей, видишь ли, проще в засаде
Поджидать нас, пугая то Вишерой вдруг, то Любанью -
Почему её вспомнил сейчас, объясни, Бога ради!
Дует ветер с Невы, тополя прижимаются к зданью.
Я скажу тебе, где хорошо: хорошо в Ленинграде.

Я скажу тебе, где хорошо: хорошо, где нас нету.
В Амстердаме поэтому лучше всего: у канала
Мы не бродим, не топчемся, не покупаем газету,
Не стремимся узнать из нее: что бы нас доконало?
Я стоял над водой - все равно что заглядывал в Лету.
В Амстердаме нас нет - там и горе бы нас не достало.

Я скажу тебе, где хорошо: хорошо, где нам плохо.
Хорошо, где, к тебе поднимаясь навстречу с дивана,
Произносят такие слова, как "страна" и "эпоха", -
И не стыдно тому, кто их вслух произносит, не странно,
И всерьез отвечая на них, не боишься подвоха,
И болят они, как нанесённая в юности рана.

--------


А. Кушнер

Шампанское - двести бутылок,
Оркестр - восемнадцать рублей,
Пять сотен серебряных вилок,
Бокалов, тарелок, ножей,
Закуски, фазаны, индейки,
Фиалки из оранжерей, -
Подсчитано всё до копейки,
Оплачен последний лакей.
И давнего пира изнанка
На глянцевом желтом листе
Слепит, как ночная Фонтанка
С огнями в зеркальной воде.
Казалось забытым - но всплыло,
Явилось, пошло по рукам.
Но кто нам расскажет, как было
Беспечно и весело там!
Тоскливо и скучно! Сатира
На лестнице мраморный торс.
Мне жалко не этого пира
И пара, а жизни - до слез.
Я знаю, зачем суетливо,
Иные оставив миры,
Во фраке, застегнутом криво,
Брел Тютчев на эти пиры.
О, лишь бы томило, мерцало,
Манило до белых волос...
Мне жалко не этого бала
И пыла, а жизни - до слез,
Ее толчеи, и кадушки
С обшарпанной пальмою в ней,
И нашей вчерашней пирушки,
И позавчерашней, твоей!

--------


А. Кушнер

Осенний театр - это лучший на свете
Театр. Я люблю декорации эти,
Трагедию ивы и клена люблю,
И тополь как будто играет в <Макбете>,
И дубу сочувствую, как королю.

И ярко, и горько, и пышно, и сыро.
В саду замечательно ставят Шекспира:
С каким замедлением падает лист,
Как будто вобрал в себя боль всего мира,
И я на дорожке стою, как статист.

Английский театр приезжал на гастроли, -
Давно это было, работал я в школе,
Волненье свое не забыл до сих пор.
Но сад, что ни год, те же самые роли
Играет не хуже, великий актер!

И каждую осень печальное чувство,
Счастливое чувство большого искусства
Меня посещает в преддверье зимы.
Да, холодно будет, и снежно, и пусто -
Но дивное зрелище видели мы!

--------


А. Кушнер

Лепного облака по небу легкий бег,
Такой стремительный, мечтательный такой!
Кто любит Моцарта - хороший человек,
Кто любит Вагнера - наверное, плохой.

Деревья голые еще, но в глубине
Души мне кажется, что есть у них душа, -
Про зелень вспомнили и вздрогнули во сне,
Апрельским воздухом взволнованно дыша.

Они листочками готовы встретить май
И просыпаются и ветви тянут ввысь.
Словам о музыке, мой друг, не придавай
Особой важности - как к шутке отнесись.

Тот не обидит нас, кто любит облака,
Опасен тот, кому валькирии нужны,
Но и валькирии весной наверняка
Летают поверху и людям не страшны.

Весна-причудница шагает вдоль аллей
И легкомысленно глядит по сторонам.
Категорические заявленья ей
Не очень нравятся - не нравятся и нам!

--------


А. Кушнер

Питер де Хох оставляет калитку открытой,
Чтобы Вермеер прошел в нее следом за ним.
Маленький дворик с кирпичной стеною, увитой
Зеленью, улочка с блеском ее золотым!

Это прием: для того и открыта калитка,
Чтобы почувствовал зритель объем и сквозняк.
Это проникнуть в другое пространство попытка, -
Искусствовед бы сказал приблизительно так.

Виден насквозь этот мир - и поэтому странен,
Светел, подробен, в проеме дверном затенен.
Ты горожанка, конечно, и я горожанин,
Кажется, дом этот с давних я знаю времен.

Как безыдейность мне нравится и непредвзятость,
Яркий румянец и вышивка или шитье!
Главная тайна лежит на поверхности, прятать
Незачем: видят - и словно не видят ее.

Скоро и мы этот мир драгоценный покинем.
Что же мы поняли, что мы расскажем о нем?
Смысл в этом желтом, - мы скажем, - кирпичном, и синем,
И в белокожем, и в лиственном, и в кружевном!

--------


А. Кушнер

Художник в бархатном кафтане и берете
Спиною к зрителю сидит на табурете,
Рисует девушку с венком на голове,
Венок разлапистой принадлежит листве,
Должно быть, сорванной поблизости, у дома.
А как он выглядит, художник, - не узнать.
Века смыкаются, нам эта тьма знакома -
Мгла анонимная, безвестность, благодать!

Мы тоже, зрители, в её пучину канем,
В лицо художнику заглядывать не станем,
Да он бы этого, поверь, и не хотел:
Ему приятнее наш разделить удел,
А слава, видимо, его не волновала,
Она придёт к нему лишь через триста лет,
А жизнь таинственна, а краска не устала,
Вобрав печаль в себя, и пристальность, и свет.

--------


А. Кушнер

Арльские дамы - у них и на шали узор
В мелкий цветочек, у них и в руках по букету.
Ну и на клумбах такой же счастливый набор
Ярких цветов, ни пышней, ни пестрей его нету.

Так почему ж эти арльские дамы мрачны?
Так почему же цветы их не радуют эти?
Словно их мучает тёмное чувство вины,
Словно, горюя, они за Ван Гога в ответе.

Жёлтый, карминный, оранжевый, розовый цвет.
Ах, и дорожки извилисто-мягки, не прямы.
Он же для вас легкомысленный выбрал сюжет.
Что ж вы его так подводите, арльские дамы?

--------


А. Кушнер

Англии жаль! Половина ее населенья
Истреблена в детективах. Приятное чтенье!
Что ни роман, то убийство, одно или два.
В Лондоне страшно. В провинции тоже спасенья
Нет: перепачканы кровью цветы и трава.

Кофе не пейте: в нем ложечкой яд размешали.
Чай? Откажитесь от чая или за окно
Выплесните, только так, чтобы не увидали.
И, разумеется, очень опасно вино.

Лучше всего поменять незаметно бокалы,
Пить из чужого, подсунув хозяину свой.
Очень опасны прогулки вдоль берега, скалы;
Лестницы бойтесь, стоящей в саду, приставной.

Благотворительных ярмарок с пони и тиром,
Старого парка в его заповедной красе.
Может быть, всё это связано как-то с Шекспиром:
В <Гамлете> все перебиты, отравлены все.

--------


А. Кушнер
Ваза

На античной вазе выступает
Человечков дивный хоровод.
Непонятно, кто кому внимает,
Непонятно, кто за кем идёт.

Глубока старинная насечка.
Каждый пляшет и чему-то рад.
Отыщу средь них я человечка
С головой, повёрнутой назад.

Он высоко ноги поднимает
И вперёд стремительно летит,
Но как будто что-то вспоминает
И назад, как в прошлое, глядит.

Что он видит? Горе неуместно.
То ли машет милая рукой,
То ли друг взывает - неизвестно!
Оттого и грустный он такой.

Старый мастер, резчик по металлу,
Жизнь мою в рисунок разверни -
Я пойду кружиться до отвала
И плясать не хуже, чем они.

И в чужие вслушиваться речи,
И под бубен прыгать невпопад,
Как печальный этот человечек
С головой, повёрнутой назад.

--------


А. Кушнер

Как я прожил без автомобиля
Жизнь, без резкой смены скоростей?
Как бездарно выбился из стиля!
Пешеход я, господи, плебей.

Все равно что в Риме - без носилок,
Без рабов, несущих вчетвером
Их под солнцем, жалящим затылок,
Сквозь толпу идущих напролом.

А еще читаю Цицерона!
И к Монтеню-всаднику на грудь
Припадаю, дабы отвлеченно
Он меня утешил как-нибудь.

Боже мой, сначала колесницы
Все проедут, все пройдут слоны,
Промелькнут все упряжи и спицы,
Фары все, мечтой распалены...

По дороге сумрачной и узкой
Вслед за ними двинемся пешком
В те края, что призрачно и тускло
За игольным светятся ушком.

--------


А. Кушнер

Быка он усмирял, и гидрой был обвит -
Не трех-, не четырех-, а девятиголовой,
И яблоки принес из сада Гесперид.
А грязный скотный двор представь желто-лиловый!
Нет ужасов таких, которых бы народ
На плечи не взвалил любимого героя,
И унижений злых, обиднейших работ.
Ни отдыха, ни сна, ни счастья, ни покоя.

Да как же это все возможно вообще?
И в рабстве изнывал, обидой ранен гневной.
И смерть к нему пришла в отравленном плаще
С отчаяньем тоски и мукой многодневной.
Едва уговорил друзей своих поднять
И сжечь его живьем на солнечной Оэте!..
Осмыслить это все еще раз и понять,
Как трудно людям жить на белом этом свете.

--------


А. Кушнер

На выбор смерть ему предложена была.
Он Цезаря благодарил за милость.
Могла кинжалом быть, петлею быть могла,
Пока он выбирал, топталась и томилась,
Ходила вслед за ним, бубнила невпопад:
Вскрой вены, утопись, с высокой кинься кручи.
Он шкафчик отворил: быть может, выпить яд?
Не худший способ, но, возможно, и не лучший.

У греков - жизнь любить, у римлян - умирать,
У римлян - умирать с достоинством учиться,
У греков - мир ценить, у римлян - воевать,
У греков - звук тянуть на флейте, на цевнице,
У греков - жизнь любить, у греков - торс лепить,
Объемно-теневой, как туча в небе зимнем.
Он отдал плащ рабу и свет велел гасить.
У греков - воск топить, и умирать - у римлян.

--------


А. Кушнер
Вместо статьи о Вяземском

Я написать о Вяземском хотел -
Как мрачно исподлобья он глядел,
Точнее, о его последнем цикле.
Он жить устал, он прозябать хотел.
Друзья уснули, он осиротел:
Те умерли вдали, а те погибли.
С утра надев свой клетчатый халат,
Сидел он в кресле, рифмы невпопад
Дразнить его под занавес являлись.
Он видел: смерть откладывает срок.
Вздыхал над ним злопамятливый бог,
И музы, приходя, его боялись.
Я написать о Вяземском хотел -
О том, как в старом кресле он сидел,
Без сил, задув свечу, на пару с нею.
Какие тени в складках залегли,
Каким поэтом мы пренебрегли,
Забыв его, - но чувствую: мрачнею.
В стихах своих он сам к себе жесток,
Сочувствия не ищет, как листок,
Что корчится под снегом, леденея.
Я написать о Вяземском хотел,
Еще не начал, тут же охладел -
Не к Вяземскому, а к самой затее.
Он сам себе забвенье предсказал,
И кажется, что зла себе желал
И медленно сживал себя со свету
В такую тьму, где слова не прочесть.
И шепчет мне: оставим всё как есть.
Оставим всё как есть: как будто нету.

--------


А. Кушнер

"Я лучше, кажется, была".
Да чем же лучше? Меньше знала,
Одна гуляла и спала
И книжки жалкие читала,
Да с бедной няней о любви
Однажды зря заговорила.
Хотя, конечно, соловьи,
Луна, балконные перила...

Ну неужели Пустяков,
Мосье Трике с его куплетом
Милей столичных остряков
Или поклонников с лорнетом?
"К ней как-то Вяземский подсел".
Да за одну такую встречу
Не жаль отдать и лунный мел,
И полку книг - я вскользь замечу.

Мы лучше не были. Душа
Растет, приобретая опыт,
И боль давнишняя свежа,
И с нами тот же листьев шепот,
И речка сельская с Невой
Текут, в одну сливаясь реку.
Как жизнь прекрасна, боже мой!
Как трудно жить в ней человеку!

--------


А. Кушнер
ГАДАНИЕ

Какой это, девятисотый, наверное, год?
Амалия Францевна карты достанет, майн гот.
Всё путает карты, ей что-то гадать не даёт.

"Большой, - говорит она, - что-то, как туча, большой
Пришла и стоит над столом, - говорит, - над душой.
Теперь свой судьба всё равно, - говорит, - что чужой.

Но ви, - говорит она даме, укутанной в мех, -
И в комната этот, однако, счастливее всех,
Умрёте, зато не убейт вас, как этих и тех.

А маленький трусик, ваш сын, вероятно, мадам,
Что слушает нас из-за дверь, за спиной моя, там,
Он будет, как это сказать, сочинять по складам.

Как мюзик: печальный, такой необычный судьба!
Несчастный ребёнок..." И, пот вытирая со лба
Платочком, молчит, непроглядного дара раба.

--------


А. Кушнер

Слово "нервный" сравнительно поздно
Появилось у нас в словаре
У некрасовской музы нервозной
В петербургском промозглом дворе.
Даже лошадь нервически скоро
В его желчном трехсложнике шла,
Разночинная пылкая ссора
И в любви его темой была.
Крупный счет от модистки, и слезы,
И больной, истерический смех.
Исторически эти неврозы
Объясняются болью за всех,
Переломным сознаньем и бытом.
Эту нервность, и бледность, и пыл,
Что неведомы сильным и сытым,
Позже в женщинах Чехов ценил,
Меж двух зол это зло выбирая,
Если помните: ветер в полях,
Коврин, Таня, в саду дымовая
Горечь, слезы и черный монах.
А теперь и представить не в силах
Ровной жизни и мирной любви.
Что однажды блеснуло в чернилах,
То навеки осталось в крови.
Всех еще мы не знаем резервов,
Что еще обнаружат, бог весть,
Но спроси нас: - Нельзя ли без нервов?
- Как без нервов, когда они есть!-
Наши ссоры. Проклятые тряпки.
Сколько денег в июне ушло!
- Ты припомнил бы мне еще тапки.
- Ведь девятое только число,-
Это жизнь? Между прочим, и это,
И не самое худшее в ней.
Это жизнь, это душное лето,
Это шорох густых тополей,
Это гулкое хлопанье двери,
Это счастья неприбранный вид,
Это, кроме высоких материй,
То, что мучает всех и роднит.

--------


А. Кушнер

Среди знакомых ни одна
Не бросит в пламя денег пачку,
Не пошатнется, впав в горячку,
В дверях, бледнее полотна.
В концертный холод или сквер,
Разогреваясь понемногу,
Не пронесет, и слава богу,
Шестизарядный револьвер.

Я так и думал бы, что бред
Все эти тени роковые,
Когда б не туфельки шальные,
Не этот, издали, привет.
Разят дешевые духи,
Не хочет сдержанности мудрой,
Со щек стирает слезы с пудрой
И любит жуткие стихи.

--------


А. Кушнер

Только люди... И все-таки птицы
Иногда залетают в кафе,
Если нет неприступной границы
И в цветах оно тонет, в листве,
И не морем от устриц на блюде
Веет - море само под обрыв
Приползает. Так было и будет:
И любовь, и знакомый мотив.

Эти сладкие крошки на блюдце,
Эти волны, шумя и слепя...
Ты хотела легко отмахнуться
От подсевшего к нам воробья!
А еще нелегально собаки
Заползают под столик, в обход
Сетки. Пусть им, уже в полумраке,
Тоже что-нибудь перепадет.

--------


А. Кушнер

Быть нелюбимым! Боже мой!
Какое счастье быть несчастным!
Идти под дождиком домой
С лицом потерянным и красным.

Какая мука, благодать
Сидеть с закушенной губою,
Раз десять на день умирать
И говорить с самим собою.

Какая жизнь - сходить с ума!
Как тень, по комнате шататься!
Какое счастье - ждать письма
По месяцам - и не дождаться.

Кто нам сказал, что мир у ног
Лежит в слезах, на все согласен?
Он равнодушен и жесток.
Зато воистину прекрасен.

Что с горем делать мне моим?
Спи. С головой в ночи укройся.
Когда б я не был счастлив им,
Я б разлюбил тебя. Не бойся!

--------


А. Кушнер

Вот счастье - с тобой говорить, говорить, говорить!
Вот радость - весь вечер, и вкрадчивой ночью, и ночью.
О, как она тянется, звёздная тонкая нить,
Прошив эту тьму, эту яму волшебную, волчью!

До ближней звезды и за год не доедешь! Вдвоём
В медвежьем углу глуховатой Вселенной очнуться
В заставленной комнате с креслом и круглым столом.
О жизни. О смерти. О том, что могли разминуться.

Могли зазеваться. Подумаешь - век или два!
Могли б заглядеться на что-нибудь, попросту сбиться
С заветного счёта. О, радость, ты здесь, ты жива.
О, нацеловаться! А главное - наговориться!

За тысячи лет золотого молчанья, за весь
Дожизненный опыт, пока нас держали во мраке.
Цветочки на скатерти - вот что мне нравится здесь.
О Тютчевской неге. О дивной полуденной влаге.

О вилле: ты помнишь, как двое порог перешли
В стихах его римских, спугнув вековую истому?
О стуже. О корке заснеженной бедной земли,
Которую любим, ревнуя к небесному дому...

--------


А. Кушнер

Какое счастье, благодать
Ложиться, укрываться,
С тобою рядом засыпать,
С тобою просыпаться!

Пока мы спали, ты и я,
В саду листва шумела
И неба темные края
Сверкали то и дело.

Пока мы спали, у стола
Чудак с дремотой спорил,
Но спал я, спал, и ты спала,
И сон всех ямбов стоил.

Мы спали, спали, наравне
С любовью и бессмертьем
Давалось даром то во сне,
Что днем - сплошным усердьем.

Мы спали, спали, вопреки,
Наперекор, вникали
В узоры сна и завитки,
В детали, просто спали.

Всю ночь. Прильнув к щеке щекой.
С доверчивостью птичьей.
И в беззащитности такой
Сходило к нам величье.

Всю ночь в наш сон ломился гром,
Всю ночь он ждал ответа:
Какое счастье - сон вдвоем,
Кто нам позволил это?

--------


А. Кушнер

Кто-то плачет всю ночь.
Кто-то плачет у нас за стеною.
Я и рад бы помочь -
Не пошлет тот, кто плачет, за мною.

Вот затих. Вот опять.
- Спи,- ты мне говоришь,- показалось.
Надо спать, надо спать.
Если б сердце во тьме не сжималось!

Разве плачут в наш век?
Где ты слышал, чтоб кто-нибудь плакал?
Суше не было век.
Под бесслезным мы выросли флагом.

Только дети - и те,
Услыхав: "Как не стыдно?" - смолкают.
Так лежим в темноте.
Лишь часы на столе подтекают.

Кто-то плачет вблизи.
- Спи,- ты мне говоришь,- я не слышу.
У кого ни спроси -
Это дождь задевает за крышу.

Вот затих. Вот опять.
Словно глубже беду свою прячет.
А начну засыпать:
- Подожди,- говоришь,- кто-то плачет!

--------


А. Кушнер

Неромантичны наши вкусы.
Нам утешаться до конца
Волос начесом светло-русым
И миловидностью лица
С чуть-чуть размытыми чертами
И носом, вздернутым слегка.
Где рок, сверкающий очами?
Как исступленность далека!
Угля на брови не хватило
И синей краски - на глаза.
Губа другую прикусила,
Чтобы не вылилась слеза.
Не плачь - пройдет! Вся жизнь с пустыми
Мечтами - все пройдет вполне.
Какими средствами простыми
Ты надрываешь сердце мне!

--------


А. Кушнер

Ну прощай, прощай до завтра,
Послезавтра, до зимы.
Ну прощай, прощай до марта.
Зиму порознь встретим мы.

Порознь встретим и проводим.
Ну прощай до лучших дней.
До весны. Глаза отводим.
До весны. Еще поздней.

Ну прощай, прощай до лета.
Что ж перчатку теребить?
Ну прощай до как-то, где-то,
До когда-то, может быть.

Что ж тянуть, стоять в передней,
Да и можно ль быть точней?
До черты прощай последней,
До смертельной. И за ней.

--------


А. Кушнер

В декабре я приехал проведать дачу.
Никого. Тишина. Потоптался в доме.
Наши тени застал я с тоской в придачу
На диване, в какой-то глухой истоме.

Я сейчас заплачу.
Словно вечность в нездешнем нашел альбоме.
Эти двое избегли сентябрьской склоки
И октябрьской обиды, ноябрьской драмы;

Отменяются подлости и наскоки,
Господа веселеют, добреют дамы,
И дождя потоки
Не с таким озлоблением лижут рамы.

Дверь тихонько прикрыл, а входную запер
И спустился во двор, пламеневший ало:
Это зимний закат в дождевом накрапе
Обреченно стоял во дворе, устало.

Сел за столик дощатый в суконной шляпе,
Шляпу снял - и ворона меня узнала.

--------


А. Кушнер

Любил - и не помнил себя, пробудясь,
Но в памяти имя любимой всплывало -
Два слога, как будто их знал отродясь,
Как если бы за ночь моим оно стало;
Вставал, машинально смахнув одеяло.
И отдых кончался при мысли о ней,
Недолог же он! И опять - наважденье.
Любил - и казалось: дойти до дверей
Нельзя, раза три не войдя в искушенье
Расстаться с собой на виду у вещей.
И старый норвежец, учивший вражде
Любовной еще наших бабушек, с полки
На стол попадал и читался в беде
Запойней, чем новые; фьорды и елки,
И прорубь, и авторский взгляд из-под челки.
Воистину мир этот слишком богат,
Ему нипочем разоренные гнезда.
Ах, что ему наш осуждающий взгляд!
Горят письмена, и срываются звезды,
И заморозки забираются в сад.
Любил - и стоял к механизму пружин
Земных и небесных так близко, как позже
Уже не случалось; не знанье причин,
А знанье причуд; не топтанье в прихожей,
А пропуск в покои, где кресло и ложе.
Любил - и, наверное, тоже любим
Был, то есть отвержен, отмечен, замучен.
Какой это труд и надрыв - молодым
Быть; старым и всё это вынесшим - лучше.
Завидовал птицам и тварям лесным.
Любил - и теперь еще... нет, ничего
Подобного больше, теперь - всё в порядке.
Вот сны еще только не знают того,
Что мы пробудились, и любят загадки:
Завесы, и шторки, и сборки, и складки.
Любил... о, когда это было? Забыл.
Давно. Словно в жизни другой или веке
Другом, и теперь ни за что этот пыл
Понять невозможно и мокрые веки:
Ну что тут такого, любил - и любил.

--------


А. Кушнер

Заснешь - и проснешься в слезах от печального сна.
Что ночью открылось, то днем еще не было ясно.
А формула жизни добыта во сне, и она
Ужасна, ужасна, ужасна, прекрасна, ужасна.
Боясь себя выдать и вздохом беду разбудить,
Лежит человек и тоску со слезами глотает,
Вжимаясь в подушку; глаза что открыть, что закрыть -
Темно одинаково; ветер в окно залетает.
Какая-то тень эту темень проходит насквозь,
Не видя его, и в ладонях лицо свое прячет.
Лежит неподвижно: чего он хотел - не сбылось?
Сбылось - но не так, как хотелось? Не скажет. Он плачет.
Под шорох машин, под шумок торопливых дождей
Он ищет подобье поблизости, в том, что привычно,
Не смея и думать, что всех ему ближе Орфей,
Когда тот пошел, каменея, к Харону вторично,
Уже заплетаясь, готовый в тумане пропасть.
А ветер за шторами горькую пену взбивает,
И эту прекрасную, пятую, может быть, часть,
Пусть пятидесятую, пестует и раздувает.

--------


А. Кушнер

В тот год я жил дурными новостями,
Бедой своей, и болью, и виною.
Сухими, воспаленными глазами
Смотрел на мир, мерцавший предо мною.

И мальчик не заслуживал вниманья,
И дачный пес, позевывавший нервно.
Трагическое миросозерцанье
Тем плохо, что оно высокомерно.

--------


А. Кушнер

Показалось, что горе прошло
И узлы развязались тугие.
Как-то больше воды утекло
В этот год, чем в другие.
Столько дел надо было кончать,
И погода с утра моросила.
Так что стал я тебя забывать,
Как сама ты просила.
Дождик шел и смывал, и смывал
Безнадежные те отношенья.
Раньше в памяти этот провал
Называли: забвенье.
Лишь бы кончилось, лишь бы не жгло,
Как бы ни называлось.
Показалось, что горе прошло.
Не прошло. Показалось.

--------


А. Кушнер

Разветвлялась дорога, но вскоре сходились опять
Обе ветви - в одну. Для чего это нужно - не знаю.
Для того ль, чтобы нам неизвестно кого переждать
Можно было: погоню? Проскочит - останемся с краю
Не замечены, в лиственной, влажно-пятнистой тени.
Или, может быть, лишний придуман рукав, ответвленье
Для мечтателей тех, что желают остаться одни
И, мотор заглушив, услыхать соловьиное пенье?

Пролетай, ненавистная, страстная жизнь, в стороне,
Проезжай, клевета, проносись, помраченье, обида.
Постоим под листвой - и душа встрепенется во мне,
Оживет, - с возвращеньем, причудница, эфемерида!
Что бы это ни значило, я перед тем, как уснуть,
Иногда вспоминаю счастливую эту развилку -
И как будто мне рок удается на миг обмануть,
И кленовый, березовый шум приливает к затылку...

--------


А. Кушнер
Приметы

Еще клубился полумрак,
Шли складки по белью,
Был рай обставлен кое-как,
Похож на жизнь мою.

Был стул с одеждой под рукой,
Дрожала ветвь в окне,
И кто-то розовой щекой
В плечо уткнулся мне.

Немного их, струящих свет
На мировом ветру
Опознавательных примет
Твоей судьбы в миру!

Но все - стола потертый лак
И стула черный сук -
Шептало мне: не нужно так
Отчаиваться, друг.

Не потому, что есть намек
Иль тайный знак уму,
А так, всем смыслам поперек,
Никак, нипочему.

--------


А. Кушнер
Комната

К двери припаду одним плечом,
В комнату войду, гремя ключом.
Я и через сотни тысяч лет
В темноте найду рукою свет.
Комната.
Скрипящая доска.
Четырехугольная тоска.
Круг моих скитаний в полумгле.
Огненное солнце на столе.
Раз в году бросаясь на вокзал,
Я из тех, кто редко уезжал.
Как уеду я? Куда уйду?
Отпуска бывают раз в году.
Десять метров мирного житья,
Дел моих, любви моей, тревог,-
Форма городского бытия,
Вставшая дорогам поперек.

--------


А. Кушнер

Может быть, ангел берет наобум
С полки какой-нибудь том?
Может быть, ангел завидует двум
Щеткам в стакане одном?
Может быть, он открывает буфет
И отпивает коньяк?
Мы ж на бутылке не станем помет
Делать - ведь это пустяк!
Может быть, небо полуночи в тех
Нами любимых стихах
Отдал бы ангел, хотя это грех,
За поцелуи впотьмах?
Может быть, скучные песни земли
В скорбном соседстве могил
Ангелу что-то понять помогли,
Моцарта он полюбил?
Может быть, ангелу жар батарей
Нравится, стол и тетрадь?
Может быть, ангелом быть тяжелей,
Чем человеком, - как знать?

--------


А. Кушнер

Никто не виноват,
Что облетает сад,
Что подмерзают лужи,
Что город мрачноват,
А дальше будет хуже.

Никто не виноват,
Что в Альпах камнепад,
В Японии - цунами,
Что плачет стар и млад,
И страшно временами.

Никто не виноват,
Что есть смертельный яд,
Что торжествует зависть,
Что обречен Сократ,
Что пыль стирает запись.

Увы, такой расклад.
Никто не виноват,
Что ласточки над морем
Летят куда хотят
В сиянье и фаворе!

Что нам никто не рад
В созвездии Плеяд,
Что, если б мы узнали,
Что кто-то виноват,
Счастливей бы не стали.

--------


А. Кушнер

Когда я очень затоскую,
Достану книжку записную,
И вот ни крикнуть, ни вздохнуть -
Я позвоню кому-нибудь.
О голоса моих знакомых!
Спасибо вам, спасибо вам
За то, что вы бывали дома
По непробудным вечерам,
За то, что в трудном переплете
Любви и горя своего
Вы забывали, как живете,
Вы говорили: "Ничего".
И за обычными словами
Была такая доброта,
Как будто Бог стоял за вами
И вам подсказывал тогда.

--------


А. Кушнер
Времена не выбирают
Музыка: С. Никитин

Времена не выбирают -
В них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
Нет, чем клянчить и пенять:
Будто можно те на эти,
Как на рынке, поменять.

   Что ни век, то век железный.
   Но дымится сад чудесный,
   Блещет тучка. Я в пять лет
   Должен был от скарлатины
   Умереть, живи в невинный
   Век, в котором горя нет.

Ты себя в счастливцы прочишь -
А при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
Флорентийской и проказе?
Хочешь ехать в первом классе,
А не в трюме, в полутьме?

   Что ни век, то век железный.
   Но дымится сад чудесный,
   Блещет тучка. Обниму
   Век мой, рок мой на прощанье.
   Время - это испытанье.
   Не завидуй никому.

Крепко тесное объятье.
Время - кожа, а не платье.
Глубока его печать.
Словно с пальцев отпечатки,
С нас - его черты и складки,
Приглядевшись, можно взять.

--------


А. Кушнер

То, что мы зовём душой,
Что, как облако, воздушно
И блестит во тьме ночной
Своенравно, непослушно
Или вдруг, как самолёт,
Тоньше колющей булавки,
Корректирует с высот
Нашу жизнь, внося поправки;

То, что с птицей наравне
В синем воздухе мелькает,
Не сгорает на огне,
Под дождём не размокает,
Без чего нельзя вздохнуть,
Ни глупца простить в обиде;
То, что мы должны вернуть,
Умирая, в лучшем виде, -

Это, верно, то и есть,
Для чего не жаль стараться,
Что и делает нам честь,
Если честно разобраться.
В самом деле хороша,
Бесконечно старомодна,
Тучка, ласточка, душа!
Я привязан, ты - свободна.

--------


А. Кушнер

Чего действительно хотелось,
Так это города во мгле,
Чтоб в небе облако вертелось
И тень кружилась по земле.

Чтоб смутно в воздухе неясном
Сад за решеткой зеленел
И лишь на здании прекрасном
Шпиль невысокий пламенел.

Чего действительно хотелось,
Так это зелени густой,
Чего действительно хотелось,
Так это площади пустой.

Горел огонь в окне высоком,
И было грустно оттого,
Что этот город был под боком
И лишь не верилось в него.

Ни в это призрачное небо,
Ни в эти тени на домах,
Ни в самого себя, нелепо
Домой идущего впотьмах.

И в силу многих обстоятельств
Любви, схватившейся с тоской,
Хотелось больших доказательств,
Чем те, что были под рукой.

--------


А. Кушнер

Свежеет к вечеру Нева.
Под ярким светом
Рябит и тянется листва
За нею следом.

Посмотришь: рядом два коня
На свет, к заливу
Бегут, дистанцию храня,
Вздымая гриву.

Пока крадешься мимо них
Путем чудесным,
Подходит к горлу новый стих
С дыханьем тесным.

И этот прыгающий шаг
Стиха живого
Тебя смущает, как пиджак
С плеча чужого.

Известный, в сущности, наряд,
Чужая мета:
У Пастернака вроде взят,
А им - у Фета.

Но что-то сердцу говорит,
Что все - иначе.
Сам по себе твой тополь мчит
И волны скачут.

На всякий склад, что в жизни есть,
С любой походкой -
Всех вариантов пять иль шесть
Строки короткой.

Кто виноват: листва ли, ветр?
Невы волненье?
Иль тот, укрытый, кто так щедр
На совпаденья?

--------


А. Кушнер

Уходит лето. Ветер дует так,
Что кажется, не лето - жизнь уходит,
И ёжится, и ускоряет шаг,
И плечиком от холода поводит.

По пням, по кочкам, прямо по воде.
Ей зимние не по душе заботы.
Где дом её? Ах, боже мой, везде!
Особенно - где синь и пароходы.

Уходит свет. Уходит жизнь сама.
Прислушайся в ночи: любовь уходит,
Оставив осень в качестве письма,
Где доводы последние приводит.

Уходит муза. С клёнов, с тополей
Летит листва, летят ей вслед стрекозы.
И женщины уходят всё быстрей,
Почти бегом, опережая слёзы.

--------


А. Кушнер

Сентябрь выметает широкой метлой
Жучков, паучков с паутиной сквозной,
Истерзанных бабочек, ссохшихся ос,
На сломанных крыльях разбитых стрекоз,
Их круглые линзы, бинокли, очки,
Чешуйки, распорки, густую пыльцу,
Их усики, лапки, зацепки, крючки,
Оборки, которые были к лицу.

Сентябрь выметает широкой метлой
Хитиновый мусор, наряд кружевной,
Как если б директор балетных теплиц
Очнулся и сдунул своих танцовщиц.
Сентябрь выметает метлой со двора,
За поле, за речку и дальше, во тьму,
Манжеты, застежки, плащи, веера,
Надежды на счастье, батист, бахрому.

Прощай, моя радость! До кладбища ос,
До свалки жуков, до погоста слепней,
До царства Плутона, до высохших слез,
До блеклых, в цветах, элизейских полей!

--------


А. Кушнер

Ах, что за ночь, что за снег, что за ночь, что за снег!
Кто научил его падать торжественно так?
Город и все его двадцать дымящихся рек
Бег замедляют и вдруг переходят на шаг.

Диск телефона не стану крутить - все равно
Спишь в этот час, отключив до утра аппарат.
Ах, как бело, как черно, как бело, как черно!
Царственно-важный, парадный, большой снегопад.

Каждый шишак на ограде в объеме растет,
Каждый сучок располнел от общественных сумм.
Нас не затопит, но, видимо, нас заметет:
Все Геркуланум с Помпеей приходят на ум.

В детстве лишь, помнится, были такие снега.
Скоро останентся колышек шпиля от нас,
Чтобы Мюнхаузен, едущий издалека,
К острому шпилю коня привязал еще раз.

--------


А. Кушнер

Декабрьским утром чёрно-синим
Тепло домашнее покинем
И выйдем молча на мороз.
Киоск фанерный льдом зарос,
Уходит в небо пар отвесный,
Деревья бьёт сырая дрожь,
И ты не дремлешь, друг прелестный,
А щёки варежкою трёшь.

Шёл ночью снег. Скребут скребками.
Бегут кто тише, кто быстрей.
В слезах, под тёплыми платками,
Проносят сонных малышей.
Как непохожи на прогулки
Такие выходы к реке!
Мы дрогнем в тёмном переулке
На ленинградском сквозняке.

И я с усилием привычным
Вернуть стараюсь красоту
Домам, и скверам безразличным,
И пешеходу на мосту.
И пропускаю свой автобус,
И замерзаю, весь в снегу,
Но жить, покуда этот фокус
Мне не удался, не могу.

--------


А. Кушнер
Снег

Опять он падает, чудесно молчаливый,
Легко колеблется и опускается...
Как сердцу сладостен полет его счастливый!
Несуществующий, он вновь рождается...

Все тот же, вновь пришел, неведомо откуда,
В нем холода соблазны, в нем забвенье...
Я жду его всегда, как жду от Бога чуда,
И странное с ним знаю единенье.

Пускай уйдет опять - но не страшна утрата.
Мне радостен его отход таинственный.
Я вечно буду ждать его безмолвного возврата,
Тебя, о ласковый, тебя, единственный.

Он тихо падает, и медленный и властный...
Безмерно счастлив я его победою...
Из всех чудес земли тебя, о снег прекрасный,
Тебя люблю... За что люблю - не ведаю.

--------


А. Кушнер

Это чудо, что все расцвели,
Все воспрянули разом, воскресли,
Отогрелись и встали с земли,
Улыбнулись друг другу все вместе,
И в душе ни обиды, ни зла,
Ни отчаянья не затаили:
Смерть была - но, как видишь, прошла.
Видишь: Лазаря нету в могиле.

Снова в трубочку дует нарцисс
И прозрачна на нем пелерина.
Как не славить тебя, Дионис?
Не молиться тебе, Прозерпина?
Одуванчик и мал, да удал,
Он и в поле всех ярче, и в сквере.
Если б ты каждый год умирал,
Ты бы тоже в бессмертие верил.

--------


А. Кушнер

Однажды на вырицкой даче, в компании шумной,
Я был поражен приоткрывшимся видом на реку,
С какой-то неслыханной грацией полубезумной
Лежавшей внизу и смотревшей в глаза человеку.
Как будто хозяин держал у себя под обрывом
Туманную пленницу в тайне от всех, за кустами,
Турчанку, быть может, и прятал глаза, и счастливым
Был, и познакомить никак не хотел ее с нами.

Поэтому в дом пригласил и показывал комнат
Своих череду затененных, с кирпичным камином:
"Легко нагревается и хорошо экономит
Дрова", - и вниманье привлечь к полутемным картинам
Хотел, и на люстре дрожали густые подвески,
И плотными шторками окна завешены были,
Вином угощал нас, чтоб мы позабыли о блеске,
Мерцанье в саду - и его ни о чем не спросили.

--------


А. Кушнер
Ночная бабочка

Пиджак безжизненно повис на спинке стула.
Ночная бабочка на лацкане уснула.
Где свет застал ее - там выдохлась и спит.
Где сон сморил ее - там крылья распластала.
Вы не добудитесь ее: она устала.
И желтой ниточкой узор ее прошит.
Ей, ночью видящей, свет кажется покровом
Сплошным, как занавес, но с краешком багровым.
В него укутанной, покойно ей сейчас.
Ей снится комната со спящим непробудно
Во тьме, распахнутой безжалостно и чудно,
И с беззащитного она не сводит глаз.

--------


А. Кушнер
Шмель

Залетевший к нам в комнату шмель, - я ему помог
Через форточку выбраться, лист поднеся бумаги
И подталкивая, - он-то сопротивлялся, шок
Испытав и сомнительным образом в передряге
Проявив себя этой, растерян и бестолков,
И похож, черно-желтый, на маленького медведя,
Будет дома рассказывать всем, кто его готов
Слушать, о переплете оконном и шпингалете.

Очень долго - о комнате: в комнате нет травы
И цветов полевых и садовых, но есть обои,
На которых разбросаны тени цветов, увы,
И ужасны, конечно, сознания перебои,
О бумаге, просунутой пленнику под живот -
Глянцевитая плоскость и страшное шелестенье,
О таинственной тени - казалось, сейчас прибьет -
И чудесном своем сверхъестественном избавленье.

--------


А. Кушнер

И пыльная дымка, и даль в ореоле
Вечернего солнца, и роща в тумане.
Художник так тихо работает в поле,
Что мышь полевую находит в кармане.
Увы, ее тельце смешно и убого.
И, вынув брезгливо ее из кармана,
Он прячет улыбку. За господа бога
Быть принятым все-таки лестно и странно.
Он думает: если бы в серенькой куртке,
Потертой, измазанной масляной краской,
Он сунулся б тоже, сметливый и юркий,
В широкий карман за теплом и за лаской, -
Взовьются ли, вздрогнут, его обнаружа?
Придушат, пригреют? Отпустят на волю?
За кротость, за вид хлопотливо-тщедушный,
За преданность этому пыльному полю?

--------


А. Кушнер

О, водить бы автобус из Гатчины в Вырицу,
Знать всех местных старух, стариков,
Тополь в этот маршрут ковыляющий вклинится,
Поднапрёт волчье лыко с боков,
И сирень, проводив шаркуна до околицы,
Передаст его ельнику - пусть
Тот за ним до оврага под Сиверской гонится,
Навевая дорожную грусть.

Есть такие работы, такие профессии -
Позавидуешь им, заглядясь
На избыток того, что зовется поэзией,
Объезжающей лужи и грязь,
По пути подбирая и мать с первоклассником,
И торговку с заплечным мешком,
Неожиданно будничность делая праздником
И внушая смиренье тайком.

--------


А. Кушнер

Любимый запах? Я подумаю.
Отвечу: скошенной травы.
Изъяны жизни общей суммою
Он лечит, трещины и швы.
И на большие расстояния
Рассчитан - незачем к нему
Склоняться, затаив дыхание,
И подходить по одному.

Не роза пышная, не лилия,
Не гроздь сирени, чтоб ее
Пригнув к себе, вообразили мы
Иное, райское житье, -
Нет, не заоблачное - здешнее,
Земное чудо, - тем оно
Невыразимей и утешнее,
Что как бы обобществлено.

Считай всеобщим достоянием
И запиши на общий счет
Траву со срезанным дыханием,
Ее холодный, острый пот,
Чересполосицу и тление
И странный привкус остроты.
И ждать от лезвия спасения
Она не стала бы, как ты.

--------


А. Кушнер

Стеклянной палочкой по чашкам постучат:
Вдруг в чашке трещинка, невидимая глазу?
Вот все проверены, без пропуска, подряд.
Был звук надтреснутый хотя бы раз? Ни разу.

И покупатель рад, и весел продавец:
Молочно-белые, в цветочек, без изъяна.
В бумажку каждую отдельно, молодец,
Он завернет их вам, всё честно, без обмана.

В коробку сложит их, прокладкой проложив
Такой пузырчатой, амортизационной.
А ты?.. Есть трещинка, есть рана, есть надрыв?
Замрешь, потупишься, в изъяне уличенный?

Не знаю. Может быть. Мне кажется, что нет,
Хотя и отдал дань обидам и разлукам.
И удивительно, как дорог мне поэт
С таким надтреснутым в стихах, щемящим звуком!

--------


А. Кушнер

Возьми меня, из этих комнат вынь,
Сдунь с площадей, из-под дворовых арок,
Засунь меня куда-нибудь, задвинь,
Возьми назад бесценный свой подарок!
Смахни совсем. Впиши меня в графу
Своих расходов в щедром мире этом.
Я - чокнутый, как рюмочка в шкафу
Надтреснутая. Но и ты - с приветом!

--------


А. Кушнер

Как мы в уме своем уверены,
Что вслед за ласточкой с балкона
Не устремимся, злонамеренны, -
Безвольно, страстно, исступленно,
Нарочно, нехотя, рассеянно,
Полуосознанно, случайно...
Кем нам уверенность навеяна
В себе, извечна, изначальна?

Что отделяет от безумия
Ум, кроме поручней непрочных?
Без них не выдержит и мумия
Соседство ласточек проточных...
За тенью с яркой спинкой белою
Шагнул бы, недоумевая,
С безумной мыслью: что я делаю? -
Последний, сладкий страх глотая.

--------


А. Кушнер
А хорошо бы смерти не бояться

Вот лучший способ забыть о смерти -
Приехать к морю на две недели.
По шерсти ветер и против шерсти
Здесь гладит воду. Живи в отеле.

Ты оторвался от мыслей мрачных,
Ушел стремительно от погони,
В волнах скрываясь полупрозрачных
И сидя вечером на балконе.

Все разрушается, даже горы,
Из камня город приморский сложен, -
И только море свои просторы
Не уступает и краски тоже.

Ничто не мучит тебя, не сердит,
Претензий нет ни к судьбе, ни к веку,
И в двухнедельном своем бессмертье
Ты ближе к Богу, чем к человеку.

--------


А. Кушнер

Когда б не смерть, то умерли б стихи,
На кладбище бы мы их проводили,
Холодный прах, подобие трухи,
Словесный сор, скопленье лишней пыли.
В них не было б печали никакой -
Сплошная болтовня и мельтешенье.
Без них бы обошлись мы, боже мой:
Нет смерти - и не надо утешенья.

Когда б не смерть - искусство ни к чему.
В раю его и нет, я полагаю.
Искусство заговаривает тьму,
Идет над самой пропастью, по краю.
И кто бы стал мгновеньем дорожить,
Не веря в предстоящую разлуку,
Твердить строку, листочек теребить,
Сжимать в руке протянутую руку?

--------


А. Кушнер

С парохода сойти современности
Хорошо самому до того,
Как по глупости или из ревности
Тебя мальчики сбросят с него.

Что их ждет еще, вспыльчивых мальчиков?
Чем грозит им судьба вдалеке?
Хорошо, говорю, с чемоданчиком
Вниз по сходням сойти налегке.

На канатах, на бочках, на ящиках
Тени вечера чудно лежат,
И прощальная жалость щемящая
Подтолкнет оглянуться назад.

Пароход-то огромный, трехпалубный,
Есть на нем биллиард и буфет,
А гудок его смутный и жалобный:
Ни Толстого, ни Пушкина нет.

Торопливые, неблагодарные?
Пустяки это всё, дребедень.
В неземные края заполярные
Полуздешняя тянется тень.

--------


А. Кушнер

Приглушенный, бесцветный, одной октавой
Обходящийся голос, всегда в миноре,
Ни за счастьем не рвущийся, ни за славой,
Вообще ни за чем, - побеждает в споре,
Не приняв во вниманье ни блеск наружный
За окном, ни дубовую в зале мебель,
Потому что ему ничего не нужно
На земле, а прислушаться - и на небе.
Это самая верная установка,
И позиции выигрышнее нету.
И за голос свой делается неловко:
В интонацию он не влезает эту.
Как же без вопросительной фразы строить
Речь, условное вычеркнуть наклоненье?
Так и вычеркнуть. Просят не беспокоить.
Смолкни, музыка. Стихни, стихотворенье.

--------


А. Кушнер

Мне кажется, что жизнь прошла.
Остались частности, детали.
Уже сметают со стола
И чашки с блюдцами убрали.
Мне кажется, что жизнь прошла.
Остались странности, повторы.
Рука на сгибе затекла.
Узоры эти, разговоры...
На холод выйти из тепла,
Найти дрожащие перила.
Мне кажется, что жизнь прошла.
Но это чувство тоже было:
Уже, заметив, что молчу,
Сметали крошки тряпкой влажной.
Постой... еще сказать хочу...
Не помню, что хочу... неважно.
Мне кажется, что жизнь прошла.
Уже казалось так когда-то,
Но дверь раскрылась - то была
К знакомым гостья, - стало взгляда
Не отвести и не поднять;
Беседа дрогнула, запнулась,
Потом настроилась опять,
Уже при ней, - и жизнь вернулась.

--------


А. Кушнер

Едкий дымок мандариновой корки.
Колкий снежок. Деревянные горки.
Всё это видел я тысячу раз.
Что же так туго натянуты нервы?
Сердце колотится, слезы у глаз.
В тысячный - скучно, но в тысяча первый...

Весело вытереть пальцы перчаткой.
Весело с долькой стоять кисло-сладкой.
Всё же на долю досталось и мне
Счастья, и горя, и снега, и смеха.
Годы прошли - не упало в цене.
О, поднялось на ветру, вроде меха!

--------


А. Кушнер

По сравненью с приметами зим
Где-нибудь в октябре, ноябре,
Что заметны, как детский нажим
На письме, как мороз на заре,

Вы, приметы бессмертья души,
Еле-еле видны. Например,
Для кого так поля хороши,
И леса, и песчаный карьер?

Я спустился в глубокий овраг,
Чтоб не грохнуться - наискосок.
Там клубился сиреневый мрак
И стеной поднимался песок.

Был он красен, и желт, и лилов,
А еще - ослепительно бел.
"Ты готов?" Я шепнул: "Не готов".
И назад оглянуться не смел.

Не готов я к такой тишине!
Не к живым, а к следам от живых!
Не к родным облакам в вышине,
А к теням мимолетным от них!

Не готов я по кругу летать,
В этот воздух входить как азот,
Белоснежные перья ронять,
Составная частичка высот.

Дай мне силы подняться наверх.
Разговором меня развлеки,
Пощади. Я еще не из тех,
Для кого этот блеск - пустяки.

--------


А. Кушнер

Когда на жизнь смотрю чужую,
Такую страшную, такую
Однообразную, когда
К себе примериваю злую
Смерть в тридцать лет, когда впустую
Уходит время, как вода,
Когда лишь множатся потери,
Утраты в ней, когда живут
До девяноста, в пыльном сквере
Сидят, когда детей пасут,
Когда один идет под суд,
Другой на лестнице расстрелян,
Когда с цветами на премьере
К любимцу публики бегут
И важен он, самоуверен,
Когда въезжает в Рим Тиберий -
Томлюсь и в Бога я не верю:
Печальный смысл, напрасный труд.

Когда на жизнь смотрю свою,
На этот коврик у порога,
На тех, кого хотя б немного
Любил, на ту, кого люблю,
На эти строки, на скамью
Над морем - шатка, колченога,
На ту лесную колею,
На смерть, что в очи глянет строго,
На всю тщету и толчею,
Судьбу: бедна она, убога,
Но в ней узор распознаю
Поверх печального итога -
И вижу смысл, и верю в Бога,
Молчу, скрываюсь и таю.

--------


А. Кушнер

Бог, если хочешь знать, не в церкви грубой той
С подсвеченным ее резным иконостасом,
А там, где ты о нем подумал, - над строкой
Любимого стиха, и в скверике под вязом,
И в море под звездой, тем более - в тени
Клинических палат с их бредом и бинтами.
И может быть, ему милее наши дни,
Чем пыл священный тот, - ведь он менялся с нами.
Бог - это то, что мы подумали о нем,
С чем кинулись к нему, о чем его спросили.
Он в лед ввергает нас, и держит над огнем,
И быстрой рад езде в ночном автомобиле,
И может быть, живет он нашей добротой
И гибнет в нашем зле, по-прежнему кромешном.
Мелькнула, вся в огнях, - не в церкви грубой той,
Не только в церкви той, хотя и в ней, конечно.
Старуха, что во тьме поклоны бьет ему,
Пускай к себе домой вернется в умиленье.
Но пусть и я строку заветную прижму
К груди, пусть и меня заденет шелестенье
Листвы. Да обрету покой на полчаса
И в грозный образ тот, что вылеплен во мраке,
Внесу две-три черты, которым небеса,
Быть может, как теплу сочувствуют и влаге...

--------


А. Кушнер

Отнимать у Бога столько времени,
Каждый день, во всех церквях, - зачем?
И придя домой, в вечерней темени,
Не спросив - а вдруг я надоем?

Боже мой, как мне, лентяю, хочется,
Чтобы Ты немного отдохнул,
Посмотрел, как сад во мраке топчется,
На веранду вынес старый стул!

Почитал кого-нибудь, хоть Тютчева,
Как его сейчас читаю я...
Неужели ничего нет лучшего,
Чем молитва бедная моя?

--------


А. Кушнер

Положиться на Господа Бога -
Как бы лечь на морскую волну,
Отдыхая: сильна и полога...
А безверие тянет ко дну?
Или с ним еще легче: не надо
Каждый день беспокоить, просить?..
Ах, и верить душа моя рада,
И не верить и весело жить.

Но когда под обрывом натянут
Синий шелк без морщинки на нём,
И стеной вертикальной обманут
Взгляд, как в комнате с ярким ковром,
И какая-то веточка сбоку,
Как цыганка в цветах, пристаёт, -
Ах, не в Бога я верю, а Богу
Верю: дышит Он, блещет, цветёт!

--------