Да воссияет Доброта!.. 2
РИА Новости
ТАСС
А что потом?.. Энергетика наша в основном углеводородная! Альтернативная энергетика - миф!
Стало быть, планету мы сожгли...
Правда горше полыни...
Ах, полынь-трава, горькая-горькая.., горем пахнущая мурава!..
Ты, как тёмная наша история, замерла ни жива, ни мертва.
Ни один стебелёк не колышется, ни единый листок не дрожит.
Я смотрю на тебя и мне слышится, как планета от боли кричит.
В этом крике – и вдовье отчаянье, и вся та материнская боль,
что приходит в момент осознания приговорной строки роковой…
Окунаюсь в полей многоцветие, в васильково-ромашковый дым.
Ни одно из растений на свете не сравнится с тобою, полынь!
Я стою пред тобой на коленях, глажу зелень распущенных кос.
Запах твой для меня - омовение
в светлом озере пролитых слёз!
Что нам остаётся?..
Полюбить друга и слиться в одно целое, как завещал нам наш Спаситель Иисус Христос!
Вот так...
Суд присяжных...
Он ни в чём не хотел сознаваться,
несмотря на весомость улик.
Их же было всего лишь двенадцать,
но весь мир был зависим от них.
Приговор выносился суровый:
двадцать лет – как пожизненный срок.
И они были, в общем, готовы
подписать приговорный листок.
Суд собрался листочком бумажным
чью-то жизнь, словно каплю, смахнуть,
но внезапно один из присяжных
предложил на вещдоки взглянуть.
Остальные одиннадцать стали
в один голос его убеждать.
Дескать, что мы, ножей не видали?
Дескать, нечего время терять!
«Ну, давай поскорее подпишем
и по рюмкам коньяк разольём.
От усталости мы еле дышим».
Но упрямец стоял на своём.
Он твердил, что привычку имеет
доверять только лично себе
и что много неясностей в деле
и превратностей разных в судьбе,
и что рану глубокую можно
нанести лишь особым ножом,
что эксперты ошиблись, возможно,
и что труп нашли за гаражом…
Суд присяжных был глух к убежденьям.
Неприязненных взглядов обстрел
ощущал он, но всё же сомненья
отогнать от себя не умел.
Кто-то тихо шипел: «Очевидно,
Парень вовсе лишился ума».
Кто-то буркнул угрюмо: «Обидно!
Провались ты! Упрямый Фома!
Опоздал я на праздничный ужин.
Шеф мне это вовек не простит.
Тамада ему очень был нужен.
Без меня теперь стол загрустит».
Страсти в комнате всё накалялись:
кто зубами скрипел, кто кричал.
Десять злобились и бесновались,
а один напряжённо молчал.
Посмотрев на упрямца сурово,
перед ними он встал во весь рост
и размеренно, слово за словом
лаконичную речь произнёс:
«Торопиться нам с вами негоже.
Вот что я, господа, вам скажу:
приговор я, скорей всего, тоже
с кондачка вот так не подпишу».
Кто-то крикнул в ответ ему: «Хватит!
Не коси под Иисуса Христа!
Ты не знаешь, как время потратить!
А у нас его нет ни шута!..»
И стоявший внезапно опешил,
получив этот грубый упрёк,
помолчал и сказал тихо: «Грешен.
Как забыть-то об этом я мог?
И не надо нам с вами ругаться.
Аналогия очень проста:
их тогда было тоже двенадцать,
в тот четверг за столом у Христа».
Он вздохнул тяжело и устало,
скособочился как-то весь, сел.
И такое молчанье настало,
будто в комнату ангел влетел.
А потом встал мужчина высокий –
тот, который всех громче кричал,
и сказал: «Пусть дадут нам вещдоки!
Что ж, вернёмся к началу начал…»
Произведение является главой поэмы "Двенадцать апостолов"
http://www.stihi.ru/2009/03/27/3343
Свидетельство о публикации №120010704581