Каждому своё. Бог не выдаст - свинья не съест
- В туалете, - не задумываясь, отвечала Ольга.
Минут пять назад они повстречались на лестнице, когда Ольга, сделав массу дел, шла теперь на первый этаж, чтобы задать несколько вопросов председателю профкома, а Васильев, судя по всему, только шёл на работу.
- Почему Вы ходите на первый этаж? Туалет есть на втором этаже.
- Ну, и что? Я должна ходить именно в него? - непринуждённо отвечала вопросом на вопрос Ольга.
- Вы нарушаете правила внутреннего распорядка, - строго говорил он.
Раньше бы от таких слов сердце Ольги порвалось бы на части. А теперь она сама удивлялась своему хладнокровию. Минут десять назад она думала о нём и о том, что происходило в её рабочей жизни и поняла, что больше не порвёт ни о кого из них своего сердца. Волна облегчения накрыла Ольгу, когда проверка жизнью подтвердила мысли на деле.
- Что Вы? Дай Бог и Вам так соблюдать, - серьёзно ответила она.
У Ольги были и другие слова, но они остались не сошедшими с языка. Отныне эти люди были предоставлены сами себе и в Ольге у них больше не было части. Они потеряли моральную власть над ней. Люди с глухими, как у змей, ушами и погребёнными под бетонным саркофагом сердцами.
Люди, которые заставляли гладить неделями грязные вещи со склада, а если стиранные, то не прополосканные от порошка, запретив делать это в костюмерной и назначив комнату без вентиляции и без окон... Её позвоночник не выдержал тогда нагрузки, она лежала под сильнейшими уколами, не имея возможности делать ничего, кроме лежать без движения…
Но Бог не выдаст - свинья не съест. Именно тогда Ольга редактировала бюллетень, написанный Екатериной Алексеевной, после выступившей в её защиту...
Люди, которые делали вид, что дают ей работу на программах (для суда), а сами запирали её в кабинете, не давая позвонить, и заставляли писать немыслимые объяснительные.
Однако Бог не выдаст – свинья не съест. Именно тогда, когда Ольга готова была потерять веру в людей, один из заместителей Шубина рассказал ей притчу о человеке, ехавшем в поезде, прожившим счастливую беззаботную жизнь, который спросил у Ангела, зачем же он живёт, а тот попросил его передать солонку старушке и когда мужчина передал, Ангел ответил ему: «Вот за этим» и Ольга вспомнила слова из Библии о соли, которая если потеряет свойства, то ничем её потом не исправить...
Люди, которые хотели продемонстрировать свою власть во что бы то ни стало, опустившись до создания нового отдела, переведя туда всех костюмеров гримёрами и не предложив Ольге работы, в итоге сократили.
Однако Бог не выдаст – свинья не съест. Именно тогда Ольге посоветовали вступить в профсоюз, чтобы усложнить им задачу. И именно тогда к Ольге вернулось душевное равновесие...
Андрей Валентинович, не найдясь что ответить, вышел.
«А может надо было сказать ему, что я знаю, как будет, что его, например, снимут с должности?.. – уже сомневаясь думала Ольга, но на ум тут же пришли слова Екатерины Алексеевны: «Вам нужно больше думать о близких людях. Зачем Вы думаете о них? Зачем заботитесь? Они не хотят быть хорошими. Подумайте лучше о сыне». – Нет, не надо было. Раз Господь заградил уста, так тому и быть», - совсем уверенно закончила мысль Ольга.
Ольга с самого начала знала, чем закончится для руководства эта история и что закончится она не скоро. Именно поэтому так просила отпустить её с миром, дать возможность подыскать работу. За то, чтобы уйти по соглашению сторон она попросила сто тысяч рублей. Они сказали подумают… и предложили три оклада – шестнадцать восемьсот (даже не месячную зарплату). Когда они в упоении говорили о запущенном маховике, Ольга предложила мировое соглашение в суде с отступными пятьсот тысяч, а когда подала третий иск – миллион. Каждый раз они причмокивали языком, намекая, что она не стоит столько: «Наше время стоит денег, а Ваше время стоит пять шестьсот в месяц, Вы тратите наше время, - с укором говорили тогда её начальники, - а скоро и совсем ничего не будет стоить, - добавляли с упоением». Может быть они и не чувствовали бы себя так «бодро», если бы не поддержал их тогда Шубин, генеральный директор… Но, видимо, это была её «чаша». И чем больше она пила её, тем яснее становились слова из Писания: Возьмите иго Моё на себя, ибо иго Моё благо и бремя лёгко».
Бывали минуты, когда Ольге казалось, что это её начальники делают всё правильно – их много, получается складно, а она безумна, зла, порочна… И тогда Господь посылал утешение – так, что всё вставало на свои места и очевидными становились вещи неизменные: доброе снова виделось добрым, а злое злым. И в душе воцарялся мирный порядок, снова появлялись силы, чтобы утром подняться и идти на работу, не как на голгофу, а просто с улыбкой, со смирением и кротостью, находя какие-то свои маленькие радости, наполняя ими свою жизнь: сегодня ветер западный, воздух свежий – радость; птицы в парке поют, солнце светит – радость; сын замечательный, мама позвонила, с подругой поговорила – вот сколько радости...
- …Вот из этого и должна состоять нормальная жизнь человека. Почему же у меня всё бумаги какие-то, всё разбирательства? Ведь причина наверняка во мне самой. Что же я делаю не так? – вопрошала Ольга к священнику.
- Не всегда человек делает что-то не так. Иногда нам дано что-то для другого, - отвечал он на вопрос Ольги, - не надо выискивать в себе грехи, которых нет. Не всегда человек бывает виновен. Не всегда какие-то события, которые нам, может быть, не нравятся, даны в наказание.
Ольгу протрезвляли и успокаивали эти слова. Но не надолго. Она, как Фома очень скоро начинала сомневаться вновь… Но всё реже и с каждым разом менее мучительно. И выходило, что её бремя становилось лёгко и иго было благо.
Продолжение следует
Свидетельство о публикации №120010700429